Нина Бархат - Присвоенная

— Пожалуйста, не надо! Только не ты, прошу, Кристоф…

Он вздрогнул. Рука замерла, и его взгляд переменился — теперь глаза горели яростью! Убьет ли он меня прямо сейчас или я еще раз увижу солнце?

— Умоляю тебя, не надо! Только не сегодня! — Любая отсрочка превращалась в вечность. — Пожалуйста, Кристоф!

Он был напряжен, как перед прыжком, и казалось, что, взлетая в воздух, он непременно захватит с собой и меня… Вне зависимости от моего желания.

— Пожалуйста!

Униженная ли мольба или мой полный отвращения взгляд были тому причиной, но глаза его вдруг потухли, а тело расслабилось.

— Вставай, одевайся. Я буду в гостиной, — резко бросил Кристоф, поднимаясь с моей постели, и вышел из комнаты.

Я не могла двинуться с места — происшедшее оставило тело бессильным, а разум безвольным. Что было бы, если бы он не изменил своих планов? Я затряслась от нервного смеха — да умерла бы я уже, вот что было бы!

Нет, так не пойдет. Только истерики мне еще не хватало! Нужно было скорее взять себя в руки, ведь Кристоф мог и вернуться, чтобы выяснить, что же меня задержало. А этого я хотела меньше всего! Поэтому, глубоко вдохнув, я встала, накинула свитер на тонкую майку и спортивные штаны, которые использовала в качестве пижамы, и направилась к лестнице. Подходя к люку, я обратила внимание на массивный засов на откинутой двери. Интересно, он был здесь всегда? Я не замечала его раньше. При желании меня могли закрыть снаружи, и я даже не сразу об этом узнала бы.

Уже возле гостиной я вдруг с раздражением поняла, что забыла обуться — пол безжалостно леденил босые ноги. Черт бы побрал этого Кристофа! Но возвращаться было уже поздно, и, ступая на шершавый ковер комнаты, я решила оставить все как есть.

Конечно же, он был один. Отстраненный, с непроницаемым взглядом, будто и не он только что приходил с нетерпящим возражения приказом. Мне и раньше было нелегко в его присутствии. Теперь я боялась поднять глаза.

— Иди за мной! — он направился в тот коридор, которого так боялись все слуги.

Я покорно последовала за ним. Насколько было бы проще, если бы он представил меня Мойре раньше. До того, как я узнала о ее вздорном нраве. И вообще, я не могла понять, зачем ей меня видеть? Я всего лишь ее лекарство!

Мы остановились у двери, и снова мое сердце отбивало барабанную дробь. Я подозревала, что если так пойдет и дальше, моей жизни не хватит даже, чтобы вылечить эту мерзавку.

Небольшая уютная комната освещалась тусклой лампой. Все стены были увешаны необычными рисунками — не то старинными витиеватыми письменами, не то быстрыми эскизами чего-то сюрреалистического, сделанными талантливой рукой.

На огромной постели лежала, едва заметная, маленькая девочка. Худенькая до прозрачности, до ужаса хрупкая, она смотрела на меня огромными, в пол — лица, полночными глазами. На вид ей можно было бы дать не больше тринадцати лет. Если бы она была здорова. Но она была больна, страшно больна! Казалось, ей оставалась пара минут жизни.

Увиденное никак не вязалось с воображаемым монстром, образ которого сложился у меня под влиянием рассказов о ней, и я растерялась.

Она же, не сводя с меня взгляда, попыталась подняться в постели, наверное, чтобы лучше рассмотреть. Все тело ее дрожало от напряжения, лоб блестел от испарины. Крохотная, беззащитная, она вызвала у меня такой прилив щемящей жалости, какого я никогда ни к кому не ощущала. И видя, как ей тяжело, я рефлекторно подскочила к ней, подхватывая ее под руки.

— Не надо, я подойду ближе! Лежи, не вставай… — И только потом я подумала, чем могут вернуться мне необдуманные слова и действия!

Но Мойра послушно легла обратно на подушку, продолжая всматриваться в меня своими удивительными глубокими глазами. Она производила необыкновенное двойственное впечатление: невинная девочка и древняя старушка в одно и то же время.

— Мойра, это Диана, девушка, о которой мы тебе рассказывали, — голос Кристофа раздался неожиданно близко, и я отшатнулась. Но он, наклонившись рядом со мной, лишь поправил ей подушку и откинул прядь длинных черных волос с лица. Затем, повернувшись, холодно сказал мне:

— Твоя основная работа с сегодняшнего дня будет заключаться в заботе о ней. Как ты понимаешь, это сложно.

— Понимаю, — ответила я тихо и, снова не успев подумать, спросила: — Неужели она и вправду твоя сестра?

Трудно было поверить. Нежная бледная Мойра никак не могла состоять в родстве с этим чудовищем! Я запоздало прикусила язык.

— Ты зря думаешь, что с ней будет легко, — Кристоф посмотрел на сестру. — Вспомни, как все слуги боятся ее. У страха есть причина. И на твоем месте я бы не обольщался ее слабым видом. Если разозлишь, Мойра легко сломает тебе руку… или шею.

Это не могло быть правдой. Он просто запугивал меня! Ведь он так любил мой страх. У бедной девочки от боли побелели губы, и мне было ее невыносимо жаль.

— Так что лучше не зли… ее. — И он повернул ко мне изменившееся лицо, так не похожее на лицо заботливого брата, обращенное к Мойре. И как бы я ни пыталась не услышать намека, его загорающиеся глаза обратили попытку в прах.

— Если она не выздоровеет, Диана… тебе даже смерть не поможет убежать!

Я знала, что это так. Но правда была в том, что даже если Мойра выздоровеет, мне не убежать все равно.

Я жила размеренно и просто, что невероятно, если вспомнить, где я жила.

Каждое утро мне приходилось идти в лабораторию к Дженобу, где кроме него работали еще трое: иностранец по имени Кайл (это он успокаивал меня, когда я упала в обморок в первый день) и два его помощника. Они знали, кто я, и, понимая мою ценность для хозяев, были со мной предупредительны и даже вежливы. Поэтому, как ни странно, именно лаборатория, источник многочисленных новых страхов, стала последним местом, где я могла еще почувствовать себя человеком, а не бесправной служанкой. Иногда я даже вспоминала, что я красивая девушка…

У Кайла возникла милая привычка по окончании исследований и забора крови давать мне кусочек шоколада. И хотя я понимала, что так надо, его немного смущенная улыбка и учтивый жест делали этот ритуал чем-то большим, чем простое восполнение потерянных калорий.

…Теперь Мойре принадлежала не только моя кровь, но и мое время — я бывала у нее каждый день.

Кого она видела во мне? Спасительницу, чье желание или нежелание спасать никого не интересовало? Еще одну служанку, которой при недостаточной расторопности можно сломать руку? Или глупую жертву, сострадающую своей убийце? Я не знала…

Она же была для меня столь многим! Бедной малышкой, несущей боль через века и обреченной на вечное одиночество. Подобным Кристофу чудовищем, выпивающим мою мимолетную жизнь, чтобы продлить свою многовековую. Бездонным кладезем мудрости, опыта и понимания, перед которым я была песчинкой, гонимой ветром…