Его размышления прервал кортеж, показавшийся вдали.
Закери улыбнулся. Оскар постарался чтобы девушку привезли с королевской охраной: шесть стражников спереди, двое сбоку кареты и ещё шестеро сзади. Все вооружены до зубов и готовы отразить практически любое нападение. Советник заверил, что это лучшие из лучших. Что ж... лучше им такими и быть. Воины этого не знают, но сейчас у них в карете его душа и сердце, самое дорогое, что есть в Малероссе. Единственная, ради кого Закери взялся бы решать внутренние и внешнеполитические проблемы страны.
Время, которое понадобилось кортежу, чтобы преодолеть оставшееся расстояние до дворца, показалось ему просто вечностью. Но вот врата открылись, и Закери, приложив немало усилий, чтобы не побежать, спустился вниз к парадному входу. Здесь уже собрались и Беатрис, и Лиам, и Седрик, а также приличная свита из придворных. Всем было интересно посмотреть на девушку, которую привезли с такими почестями.
Карета остановилась у центрального входа и лакеи, кажется, целую вечность возились, открывая двери кареты, выдвигая ступеньки и проводя прочие приготовления. Но, вот один из них подал руку, помогая единственному пассажиру спуститься по лесенке. Им оказалось девушка в легком голубом платье, и с широкополой шляпой для прогулки, из-за которой невозможно было разглядеть лицо. Из-за этого обстоятельства и миниатюрной фигуры, большинство из собравшихся решили, что только что прибывшая во дворец гостья всего лишь подросток. В заблуждение их ввело и легкое платье, чья длинна достигает лишь середины икр, что позволительно подростку и недопустимо для взрослой девушки, или тем более женщины.
Никому из них и в голову прийти не могло, что столь важная гостья оделась так не из-за возраста, а из-за того, что у неё просто нет других платьев. Братья относились к ней, как к маленькой, прислуга по старой памяти сюсюкала с ней, как с ребенком. Вот Боадикея и не воспринимала себя как взрослую. А так как платья она заказывала себе сама, то и заказывала их все одинаковой, привычной длинны.
Закери затаив дыхание смотрел, как любовь всей его жизни выходит из кареты, придерживая свою шляпу и глядя под ноги, чтобы не упасть, и из-за этого невозможно увидеть её лицо. Но вот она спрыгнула с последней ступеньки, увидела встречающих её людей, лучезарно улыбнулась и помахала им рукой. Сердце молодого короля совершило невероятный кульбит. Появилось чувство нереальности происходящего. Она так долго мечтал об этом... Не помня себя Закери чуть было не побежал к ней, такой ослепительно красивой в этом платье. Но его удержала хоть и старая, но твердая рука:
— Ваше величество, леди Монтефиор очень рада встрече с семьей. Давайте поприветствуем её, как пристало королю, и оставим с родными.
Советник говорил как всегда вежливо и тактично и, скрипя зубами, Закери все же пришлось согласиться. Оскар прав. Нельзя так сразу на неё бросаться. Сначала нужно избавиться от Лиама и Седрика. Особенно Седрика. В последние пару дней новоиспечённый король затылком чувствовал взгляд единокровного брата. И ему не нравилось столь пристальное внимание с его стороны. Да, Оскар прав. И Закери хотелось врезать старику, который его воспитал, за эту правоту, за то, что Боадикея была на расстоянии вытянутой руки, но он не мог к ней прикоснуться.
Оскар понимал, что вызвал неудовольствие Закери своим поступком. Но он все ещё надеялся вразумить молодого безумца и заставить отступиться от мыслей о том, чтобы сделать это юное создание своей королевой. И советник был преисполнен решимости удержать своего ставленника от публичного выражения симпатии. Судя по взгляду, которым он встретил леди Боадикею, это будет трудно сделать.
Герцог Фальче наблюдал за тем, как девушка радостно щебеча приветствия, обняла сначала братьев, и только потом присела в вежливом поклоне перед матерью, справилась о её здоровье. Невооруженным взглядом видно было, что мать и дочь испытывают неловкость в общении. Беатрис даже не смогла справиться с удивлением. Оскар позволил уголкам своих губ дрогнуть в так и не оформившейся до конца улыбке. Ну, конечно, королева была удивлена. Если память ему не изменяет, то Беатрис не вспомнила о том, что у неё есть дочь около пяти лет. И естественно удивилась, увидев, что ребенок превратился во взрослую и очень красивую девушку. И что не хорошо, для этой девушки — зависть, мелькнувшая в глазах матери.
Оскар хорошо изучил человеческую природу, и в особенности хорошо характер королевы. Материнская любовь? Ею и не пахло. Но черная зависть к молодости и расцветающей красоте, которая уже сейчас может посоперничать с её собственной, а со временем грозит и превзойти — в избытке. О, если бы была на то воля уже не молодой, но все ещё привлекательной Беатрис, то она в жизни не показалась бы с дочерью на людях. Побоялась бы, что их будут сравнивать и сравнение пойдет не в пользу вдовствующей королевы. Если бы Оскару было ведомо это чувство, то он испытывал бы по отношению к Боадикее сострадание и даже жалость. Нелегко придется в жизни бедняжке, которую небеса наградили такой красотой и не дали тех качеств, которые позволили бы ею воспользоваться. Если бы юная сестра Лиама и Седрика была похожа на мать, то Закери уже ползал бы у её ног, готовый подарить королевство. А, может, и нет. Может его воспитанника привлекает как раз чистота этого юного создания? Кто знает. Но одно Оскар знал точно. Боадикея Монтефиор, сама того не зная и не желая, стала для него опасным врагом. Потому, что пусть у неё лично и не было таких качеств, которые угрожали бы короне и власти, но у Беатрис их хватило бы на небольшое королевство. И эта акула, хоть и стареющая, но зубов пока не растеряла, и хватка все та же. Она, не раздумывая, положит дочь хоть под черта лысого. Лишь бы удержаться у власти.
Советник Фальче обратил внимание на повеление Седрика. Тот держался приветливо, и со всеми вел себя сдержанно и тактично. Но в то же время, стоял так, чтобы оказаться между сестрой и Закери. А Лиам, явно инстинктивно, потому, что не замечен был Оскаром в продумывании поведения других, стал между девушкой и матерью. Братья стали на защиту малютки сестрички. Любопытно, что же из этого получится.
Оскар дал своему королю ещё немного времени, чтобы насладится болтовней леди Боадикеи о том, как она добралась, и какой внезапной оказалась эта поездка. А потом вежливо вклинился в разговор:
— Прошу прощение за мою грубость, — он слегка поклонился смутившейся от этого девушке. — Но я думаю, что юная леди хотела бы отдохнуть с дороги.
Лиам согласно кивнул, а Седрик стрельнул в него оценивающим взглядом, но когда заговорил, его голос по-прежнему звучал приветливо:
