У меня всегда начиналась депрессия, когда в кинофильмах вампиров изображали этакими сексуальными красавчиками, у которых шкафы ломились от дорогущей одежды. В реальности же, когда вы умираете, ваш облик в значительной степени сохраняет тот вид, какой был при жизни. За сотни лет можно научиться хотя бы нескольким трюкам, которые приукрасят внешность, по крайней мере, я так думаю, но большинство вампиров не заботятся об этом. Некоторые из молодых еще прилагают какие-то усилия, так как это облегчает им охоту, но большинству старых наплевать на это. Если вы можете заставить любого думать, что вы похожи на кого-нибудь типа Мэрилин Монро или Брэда Питта простым внушением, то расходы на косметику начинают казаться пустой тратой денег.
Несмотря на вид Тони и его подручного бандита, отражающихся в очарованном зеркале, у меня было приподнятое настроение. Я выглядела намного бесстыдней и порочней любого из них в своем розовом лифчике, выглядывающим через разорванную футболку, с сочившимися кровью царапинами на лице и растаявшими кусочками плоти вампира, которые липкой массой стекали вниз по моим ботинкам. Но я была жива и по-прежнему оставалась человеком, на зло Тони. Но от этого ситуация не становилась лучше. Разумеется, Тони был не единственной проблемой, маячившей на горизонте, но кажется, что у меня появился реальный шанс на победу после того, как я очутилась здесь. Если бы Сенат хотел моей смерти, их шпион мог избавиться от меня в любой момент за те полгода, что жил рядом со мной.
Я бросила взгляд через огромное помещение туда, где встал Томас. Он занял позицию около двери, формально повинуясь моему требованию держаться на расстоянии, но все равно, находясь не так далеко, как мне хотелось бы. Он говорил с одним из охранников, находящихся в комнате. Все четверо были как на подбор шестифутовыми блондинами, которые, казалось, сошли со средневекового гобелена, экипированные боевыми топорами, закрепленными ремнями за их широкими спинами и шлемами с небольшими защитными планками для носа. Я заметила, что он накинул черную джинсовую куртку поверх своей клубной униформы; она хорошо смотрелась с джинсами, но придавала ему байкерский вид. Его лицо находилось в тени, поэтому я не могла разглядеть его выражение, хотя оно все равно ничего показало бы мне. По крайней мере, ничего из того, что я хотела бы видеть.
Мне становилось жутко оттого, что приходилось бороться с собой, чтобы не пойти к нему, так отчаянно мне хотелось видеть, как его глаза оживляются при взгляде на меня, как никогда с другими, услышать его заверение, что все будет хорошо. Я знала, кто он, знала, что он лжец, и все же часть меня все еще хотела доверять ему. Я надеялась, что это просто отголосок недавнего ментального вторжения и успокаивала себя мыслью, что все скоро наладится. Моим глазам предстояло привыкнуть к тому факту, что он может выглядеть как мой Томас, но это не он; мужчина, которого, как мне казалось, я знала, никогда не существовал нигде, кроме моего воображения.
Я отвела взгляд, снова возвращаясь к основным действующим лицам, перед которыми не следовало выказывать свой страх, как бы тяжело это не было, учитывая сложившиеся обстоятельства. Комната, не считая ряда кресел с противоположной от меня стороны, была меблирована только массивным прямоугольным столом, вырезанным из толстого сруба красного дерева. На вид он весил приблизительно тонну и был установлен на столь же гигантскую черную мраморную платформу, к которой вели отполированные до блеска ступеньки. Это возвышало Сенат на целых три фута над смиренными просителям или заключенными, как в моем случае, получившими возможность выступить в свою защиту. Остальная часть комнаты — или пещеры, состоящей из нескольких подземных уровней, как я выяснила позже, была вырезана из красного песчаника и освещалась подрагивающим пламенем от огромной чугунной люстры. Зеркало, установленное слева от стола, было диссонирующим, уродливым элементом и то только потому, что в настоящее время отражало лицо Тони. Остальное убранство комнаты составляли яркие знамена и гербы членов Сената, развешанные строго за спинкой своего кресла. Четыре герба были драпированы черным, и тяжелые парчовые стулья перед ними развернуты к стене. Это было плохим знаком.
— Я требую компенсацию!
Я снова обратила свое внимание на Тони, который повторял свое требование как минимум пятый раз подряд. Он вел дискуссию по принципу «повторяй свою точку зрения до тех пор, пока они не уступят», главным образом потому, что у него не было в этом опыта. В его семье было не принято заискивать перед кем-то, и после столетий такого существования это сделало его небрежным.
— Я принял ее в свой дом, вырастил ее, относился к ней как к родной, а она обманула меня! У меня есть все основания требовать ее сердце!
Я могла бы указать на то, что поскольку не являюсь вампиром, пронзать меня колом было немного излишне, не говоря уже о том, что смешно, но предпочла сосредоточиться на более важных проблемах. Я не особо рассчитывала, что Сенат заинтересуется тем, как Тони прокручивает свои дела, но мне выпал редкий шанс высказать все, что я знаю про этого склизкого колобка, и я не собиралась упускать такую возможность.
— Ты убил моих родителей, чтобы иметь возможность единолично пользоваться моим талантом. Ты говорил мне, что мои видения помогают тебе избегать бедствий, которые я предвидела, и предупреждать других, хотя сам все это время наживался на них. Злишься, что я обошлась тебе в кругленькую сумму? Так вот, если я когда-нибудь окажусь достаточно близко, то отрежу тебе голову. — Я произнесла это будничным тоном, поскольку убийство Тони было моей заветной мечтой, просто мне ни разу не представлялось случая реализовать ее.
Моя вспышка, казалось, не слишком расстроила Тони, как собственно я и ожидала. Люди угрожали ему столетиями, но он все еще был жив. Однажды он сказал мне, что длительность его жизни сама по себе является красноречивым ответом его недоброжелателям, и, пожалуй, это все еще действовало.
— У нее нет никаких доказательств, что я причастен к этому нелицеприятному бизнесу. Я что должен сидеть здесь и терпеть оскорбления?
— Я была свидетельницей этого!
Я повернулась к главе Сената, или, как принято было ее называть, Консулу, намереваясь просить принять во внимание мои доводы, но она в это время гладила кобру, достаточно большую, чтобы обернуться дважды вокруг ее тела, и это сильно отвлекло меня. Кобра выглядела ручной, но я все равно была настороже. Вампирам свойственно забывать, что то, что у них просто вызовет раздражение, как, например, укус ядовитой змеи, будет иметь намного более серьезные последствия для смертных, работающих на них. Те из нас, кто прожил достаточно долго, научились соблюдать осторожность.
