Поэтому, когда наши тела увлажнились от лихорадочных поцелуев, моя возлюбленная в приступе страсти выдохнула:
— Возьми меня, я буду скучать по нашим минутам любви.
Я погрузился в нее глубоко и самозабвенно. После того, как миновал пик страсти, я уткнулся лицом в ее груди. Я поцеловал их. Я присосался к ним, словно от них зависела моя жизнь. Потом страсть вспыхнула вновь. Мы любили и любили друг друга часами напролет, пока не взошло солнце.
Я смотрел, как она надевала белую тунику с черным крестом на груди. Накинув плащ на плечи, она затянула шнуровку через петлю, надежно закрепив его. Ее меч, вложенный в ножны, — послушный ее руке, — и щит лежали на нашей кровати.
Мне же пришлось уехать в родные места. Я должен был оберегать независимость народа моей матери от притеснений Ричарда I [33].
Два года спустя я получил известие о том, что моя возлюбленная действительно погибла в бою. Необычный на вид оттоманский турок — с фиолетовыми глазами и молочно-белой кожей — заколол ее ударом прямо в сердце.
Алек любил это темное время суток. С приходом вечера все спешили добраться до дома, и это значило, что наступил час пик. Вторая авеню, его любимая улица, была столь тиха, что казалось, будто город вымер. Алек через витринное окно помахал рукой владельцам магазинчиков, с которыми он подружился, вновь пустив корни на Манхэттене.
Сегодняшним вечером поднялся ветер, поэтому он был одет в теплую куртку. Он не чувствовал холода — важно было не выделяться из толпы. Когда холодно — носить соответствующую верхнюю одежду, когда тепло или жарко — носить одежду с коротким рукавом: все очевидно.
Только он собрался завернуть за угол, как ландшафт изменился. Искажение было едва уловимым, хотя Алек не заметил чего-то неправильного или необычного. Здания стали прозрачными. Они подрагивали, словно сквозь завесу горячего воздуха от обогревателя. Наряду с визуальными изменениями и его разум ощутил перемену. Алек повернулся кругом, сбитый с толку и плохо понимая, что происходит.
— Удивительно, что только ты можешь видеть сквозь наши иллюзии, — раздался низкий голос. — До сих пор.
Алек повернулся в ту сторону, откуда донесся голос, — из тени вышел темный силуэт. Безмятежная ночь становилась хуже некуда.
Алек закатил глаза от раздражения.
— Что нужно твоему народу? — грубо спросил он.
— Того же, чего хотел со дня смерти твоего деда. У тебя было предостаточно времени для скорби, сейчас же пришло время принять мантию, — ответил Ану, скрестив руки на груди.
Алек увидел, как его бледные губы изогнулись в легкую, удовлетворенную улыбку.
Еще несколько силуэтов, облаченных в длинные, черные как смоль, развевающиеся одеяния или в длинные платья с кожаными корсетами, выступили из тени, кивая в знак согласия. Существа всех рас, культур и происхождений, приближаясь, окружали его. Он находился в катакомбах Вышеграда — место собраний печально известного Кровавого Высшего Совета в замке его деда.
Алек почти уже добрался до места назначения, когда они схватили его, как мышь, стащившую сыр из мышеловки.
Он вздохнул.
— Я направлялся по важному делу, пожалуйста, нельзя ли побыстрее.
Разумеется, он знал, чего они хотят. Его время быть просто Алеком вышло. И ответственность принимала угрожающие размеры, нарастая как снежный ком. Он начал ощущать вкус того, что дед называл «страшным долгом».
— Время принять мантию деда. Прошел год со дня его смерти, и пора тебе исполнить свой долг, — сказала Рэйчел.
— Наш народ нуждается в повелителе. Его нужно возглавить, прямо сейчас, — произнес Ану.
— У нашего народа нет правителя. Вы все это знаете.
Рэйчел, — с остроконечными ушами, лысой головой и улыбкой Моны Лизы, — вышла вперед и коснулась ладонью его щеки, вытянув длинные ногти. Ее кожаное платье смялось, когда она опустила руку.
— Они будут послушны тебе.
Алек молча смотрел на нее, а затем прибегнул к телепатической связи: «Рэйчел, это слишком большая ответственность для одного человека».
Рэйчел была лучшей подругой деда, советником и, возможно, кем-то большим. Дед никогда не раскрывал ему, что творилось в его сердце, но Алек догадывался, что причиной их дружбы были сердечные дела.
«Я не верю в это. Ты похож на него во многих отношениях. Только ты способен обеспечить мирное сосуществование людей и вампиров».
— Проведите голосование и выберите того, кто лучше всех справится с этой обязанностью. Я не могу, — сказал он вслух.
— Ты самый гуманный и самый справедливый, к тому же обладаешь большой силой. Наш народ слушает тебя. Ты без пяти минут древний. Королевство твое, вашевысочество. Альтернативный вариант совершенно исключен, — заявила Нафи.
Алек также внимательно посмотрел в лицо Нафи. Она была такой же уравновешенной, как и Рэйчел. Они не склонны к капризам или выходкам, а вот Ану — совсем другое дело. Его беспокоило это создание. Об альтернативе и речи не шло, но от самой ее возможности Алека бросало в дрожь. Если то обстоятельство вернется, чтобы сеять хаос… Таня будет в опасности. Все, за что боролся его дед, развеется как дым.
Таня опять умрет.
Алек с трудом сглотнул.
— Он вернулся?
— Нет, Алек, он не вернулся. Не думаю, что он когда-нибудь появится, — успокоила его Рэйчел.
Алек повернулся к Нафи, а затем к Ану. Последний вопрошающе выгнул бровь.
Для Алека в этом мире не существовало никого, важнее Тани.
— Знаете ли вы, что я вновь обрел подругу сердца? Вы не будете чинить мне препоны, — предостерег он.
— Мы не намерены препятствовать твоим попыткам счастья, Алек. Имей в виду — тебе будет нелегко. Она — человек. И хотя наша молодежь все еще вступает во взаимоотношения со смертными, мы до сих пор смотрим на это неблагосклонно, — сказала Нафи.
— И вы еще хотите, чтобы я стал королем? Поразительно!
— Каждому королю требуется королева и тому подобное, — лениво проговорил Ану. — Мы готовы закрыть глаза на этот… недостаток, но будь осторожен, Алек Синклер. Если она проговорится, то будет уничтожена.
Лицо Алека исказилось от гнева. Он зарычал, зловеще предостерегая разговорившегося Ану, и сделал шаг в его сторону. Ану отступил. Вмешалась Рэйчел, встав перед Алеком.
— Отправляйся к своей женщине, Алек, — прошептала она.
* * *
До Тани доносились звуки жизни, проникавшие в ее комнату извне. Они разбудили ее. И успокоили. Благодаря им она убедилась, что все было в порядке.
