Я сама для себя опасна!
Жека со своими проблемами, признаниями мигом вылетает из головы, и я уже не помню, зачем спускалась на первый этаж. Помню только, как эти вот… лапы забирались мне под футболку, рвали её, трогали мою грудь. Тело отзывается на воспоминания сладким эхом внизу живота.
Я собиралась держаться от соседа подальше!
Перед глазами всё пляшет, и я массирую пальцами виски, чтобы прийти в себя. Не помогает.
Двери лифта начинают закрываться.
— Оп! — гулко выдаёт Рамиль и сдерживает створки.
Железо вздрагивает с лязгом, и я вздрагиваю…
* * *
Успеваю подхватить соседочку — сознание потеряла. Ни хрена не понимаю, что с ней случилось.
Отправляю лифт на девятый, держу Гелю, перехватив рукой за талию. Она болтается у меня на предплечье тряпичной куколкой. Мыслей ноль, одни инстинкты. Вот на них и действую — открываю дверь своей хаты, заношу бессознательное тельце соседочки и щёлкаю выключателем в прихожей.
Ангелочек мычит, в себя приходит. В комнату её на матрас быстро, а сам в кухню за водой. Когда я возвращаюсь к ней со стаканом белой от хлорки воды, она уже сидит на моём скромном спальном месте и таращит испуганные глазёнки.
— Почему я здесь? — вертит головой.
— Ты сознание потеряла, — ставлю стакан с водой на крышку пианино. Это точно нельзя пить. — Не бросать же тебя в подъезде, сюда принёс. Что с тобой?
— Переутомилась, — бурчит, потирая лоб ладошкой. — Сессия.
— Понятно. Бессонные ночи, значит?
Соседочка кивает.
Понимаю. Меня даже тяжёлый физический труд с переработкой не спасает от бессонницы. А причина вот она — сидит на матрасе, вся такая нежная, тоненькая и пахнет розой.
Трое суток ада. Трип наркоманский меня покинул, но вместо него со мной случилось новое наваждение — каждую чёртову ночь я вижу во сне ангелочка. Спать невозможно! Работать днём тоже непросто с железобетонным стояком и гудящими яйцами. Вечером кусок в горло не лезет, выпивка обратно просится. Я каждый вечер соревнуюсь с собственным организмом на лавке у подъезда — пытаюсь напиться, а не выходит. И курить стал меньше — забываю сигареты купить.
Хотел отвлечься на кладовщицу, подкатил к ней, и она оказалась не против развлечься, а меня до тошноты от неё воротить начало. Да от любой бабы, кроме Гелика, меня теперь тошнит… Даже от мысли.
А ещё соседочка меня каждый вечер дожидается — стоит у окна, а когда во двор захожу, прячется, но я кожей чую: стоит за тоненькой шторкой и смотрит. Благодатная почва для тупых надежд.
— Я домой пойду, — ангелочек поднимается и хромает в прихожую.
Не останавливаю. Пусть идёт. Всё правильно.
* * *
Ох, резко я встала… Перед глазами облачно с прояснениями. Стою у двери и жду, когда пройдёт, иначе я не выйду — вывалюсь на лестничную клетку.
Берусь за дверную ручку, а тело не слушается — стоит, как вкопанное, словно не моё вообще.
— Спасибо, что не бросил, — благодарю соседа, оправдывая свою нерасторопность. — Пока, — невероятным усилием воли заставляю себя выйти из квартиры.
Закрываю дверь, выдыхаю и замечаю Женьку на лестнице. У него в руке баклажка с сивухой. Продолжить решил, и ходить далеко не надо — на восьмом этаже бабуля приторговывает палёнкой.
— Ни хрена дела! — Жека криво ухмыляется. — От меня к нему сбежала?
— Ни к кому я не сбежала, — беру себя в руки, достаю из кармана халата ключ и шагаю к своей квартире. — Иди домой, Жень. Проспишься, а утром поговорим.
— Не спится мне, — рычит. — Я думал, ты правильная девушка, по койкам не прыгаешь, а ты… Как все ты! — орёт.
— Соседей разбудишь, — я вставляю ключ в замочную скважину, но на моём запястье крепко и больно смыкаются Женькины пальцы. — Ай! — вскрикиваю, дёргаюсь, и бутылка с сивухой летит вниз по лестнице.
Звон стекла, запах палёного алкоголя…
— Сука ты, Гелик! — Жека не унимается, кричит и смотрит на меня бешеными хмельными глазами.
Нет в этом взгляде ничего. Ни любви, ни тоски, ни жалости. Пусто.
— Ты охренел?! — почти вой Рамиля гремит громче Женькиных матов.
У меня в ушах гудит и голова кружится. Мгновение — и меня заталкивают в мою же квартиру. Железная дверь с грохотом закрывается — я стою в прихожей, а на лестнице слышна ругань. Осторожно открываю дверь и вижу, как наш новый сосед тащит пьяного Женю вниз по лестнице.
— Скрылась, кнопка! — орёт на меня Рамиль, и я, вздрогнув, послушно закрываюсь в квартире.
Капец! Кусаю губы, прислушиваюсь. В подъезде слышны голоса семейной пары с восьмого — ругаются, что детей разбудили. Потом раздаётся хлопок двери Жекиной квартиры — этот звук я ни с чем не спутаю.
Тишина…
* * *
— Попутал?! — толкаю пьяного волчару в сторону комнаты. — Ляг, поспи, и всё пройдёт, бл*!
Обсосок бухой — другого определения для этого оборотня в данный момент у меня нет. Он кричит что-то про ангелочка, но я стараюсь не слушать. Под кайфом, язык как помело. Утром Жека пожалеет о той чуши, которую сейчас несёт. Если вспомнит, конечно… А не вспомнит — хрен поверит, что мог такое в адрес любимой выдать.
Евгений к соседочке нашей неровно дышит и пох*р ему на жену. А если учесть открытые пустые шкафы в его хате, то догадаться нетрудно — ушла его благоверная. Причина «заплыва» ясна, срыв в любовь тоже понятен, но руки на хрена распускать было?
— Что она у тебя в квартире делала, альфа?! — Жека пытается быковать, хоть и ссыт меня.
— Ревнуешь, бухарик? — лёгким тычком в грудину отправляю его отдыхать в кресло.
Сосед барахтается — пытается подняться, даже обещает дать мне по морде. Бесстрашный волк, а синька — чмо. Как и любой другой допинг.
— Я вокруг неё ходил, не знал, как подступиться, а ты взял и… взял, — Евгений откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Топливо кончилось.
— Отдохни, — хлопаю его по плечу, кидаю ключи от его квартиры на журнальный столик.
Евгений меня уже не слышит — сдулся, спит. Тем лучше. Для него.
Подробностей не знаю, но и так понятно — отшила его Ангелинка. Обида и алкоголь — простая формула для решения сложных мужских задач. Вот только чему будет равен икс, иногда даже представить невозможно.
Выхожу из квартиры, захлопываю дверь и тяжело вздыхаю — завтра у меня выходной. Я не хотел отдыхать, но директор овощебазы настоял. Мол, помру я на работе, а ему отвечать. Дома припрятаны две бутылки коньяка — снотворное, а пить желания нет. Уснуть не получится — понятно заранее.
Состояние у меня сейчас, мягко говоря, неутешительное. Примерно как, когда меня Каир держал взаперти в подвале моего же дома, а я подыхал от ломки, понимая — от дозы меня отделяет дверь, лестница и несколько метров до шкафа в гостиной, где лежит Плей. Теперь Плей в прошлом, но есть ангелочек… Только теперь нас с «трипом» разделяет железная дверь с номером двадцать пять, и пахнет мой наркотик ароматной розой…
С этой мыслью поднимаюсь к себе на этаж, достаю из кармана пачку сигарет и, закуривая, сажусь на ступеньку. Меня предупреждали, что иллюзия выздоровления может быть очень реалистичной. Кажется, отпустило — ломки нет, глюки ушли, но стоит ослабить поводок, и получишь срыв. Чтобы убедиться, что всё окей, нужно время. У меня есть полгода. Только их ещё пережить надо. Как-то…
Съехать отсюда, что ли? Хоть под мост. Есть мосты в Падалках?
Докуриваю, давлю бычок и понимаю — хрен меня отпустит, хоть на Луну сбегу.
* * *
Возвращаюсь домой после экзамена. На улице жара, и я плетусь, как сонная муха. Всю ночь глаз не сомкнула — и не учила, и не отдыхала. В зачётке «хорошо» — вполне заслуженная оценка, но на душе гадко. Послевкусие от прошлого вечера отстойное.
Видеть никого не хочу — ни Жеку, с которым надо бы поговорить на его трезвую голову, ни соседа… которому стоило бы высказать за вчерашнее. С одной стороны, хорошо что вмешался — неизвестно чем закончилась бы наша перепалка с Женей, но с другой — задолбал командовать. И я тоже хороша… Он рявкнул, а я хвостик поджала и спряталась в «будку». Рамиль обладает какой-то невероятной способностью подчинять.
