ним. И кажется, даже ни разу не снимала.
Розабель обернулась, посмотрела ему в глаза и от этого взгляда мир болезненно дернулся и перевернулся, совершив стремительный кувырок. Ток пробил поясницу, взлетел вверх по позвоночнику, сковал лопатки и взорвался в затылке, осыпав тело миллионами искр.
— Куда ты? — хрипло спросил он, перебарывая возникший в горле ком.
— Далеко, очень далеко, — тихо проговорила Розабель. А после приблизилась к нему так близко, что он ощутил запах её кожи. Так пахла только она — свежестью весны и сладостью лета с едва уловимыми яблочными нотами. И это был не искусственный аромат, а только её собственный. Так пахало её тело, её волосы, её одежда, вещи, которых она касалась. Все вокруг неё. — Я хочу, чтобы ты знал: я всегда буду помнить о тебе. И когда придет время, я буду рядом.
Его пальцы дрогнули на её руке, с силой стискивая мягкую нежную кожу.
Бель железная. Стальная. Мягкая, соблазнительная и притягательная на ощупь, но непробиваемая внутри. Холодная, презрительная, злая, взявшая кусок скалы и заменившая ею душу.
Когда это случилось?
До или после того, когда они поняли, что вместе им не быть?
Не известно.
И все же…
Все же в ней по-прежнему оставалось что-то, что вынуждало Князя всем своим естеством стремиться защитить её. Может быть, потому что для него она навсегда останется той умной, но слабой девочкой, которую он увидел у окна холодным пасмурным осенним днем. Это сочетание силы ума и слабости тела всегда… будоражило, пробуждая очень странные, неожиданные даже для него самого, инстинкты.
Бель аккуратно освободила свою руку, сжала на прощание его пальцы, улыбнулась, мягко и ласково, а после стремительно направилась прямо к выходу.
Она ушла, а он остался стоять, ощущая, как разрастается внутри темная, пожирающая пустота.
— В жизни каждого человека звучат колокола судьбы, но не все слышат их звон, — проговорил кто-то позади вампира. Обернувшись, он увидел двух молодых парней. Оба вампиры, оба с характерным выговором, выдающим в них давних жителей далекой островной страны. — Знаешь, кто сказал?
— Ты, — хмыкнул его друг. — А я при этом присутствовал.
— Хемингуэй, — с чувством собственного превосходства поправил его первый. — И суть в том, что надо хватать каждую подворачивающуюся возможность.
— И какую возможность ты собираешься ухватить сейчас? — криво усмехнулся второй.
Цитировавший великого американского писателя парнишка вытянул указательный палец руки, в которой он держал высокий черный бокал и ткнул куда-то в сторону толпы.
— Я собираюсь ухватить вон ту малышку, да покрепче.
Ян проследил за направлением, в котором указывал говоривший. И в первое мгновение не понял, о чем идет речь. Но вот, в сторону отступили двое живо дискутировавших мужчин в возрасте, и Князю открылся взор на девушку, стоявшую в одиночестве в стороне от всех. Она никого не сторонилась, не смотрела косо и не пыталась принять отстраненный вид, как обычно делали те, кому не хотелось находиться на балу. И все же, было в ней что-то, что словно отделяло её от развеселой, уже порядком подвыпившей, растрепанной и разгоряченной танцами толпы. Она была частью этого мира и все же — не принадлежала ему, как принадлежали все остальные, как будто находясь за невидимым стеклом и наблюдая за происходящим с высоты.
Ян замер.
Он узнал её лицо, немного непропорциональное, но запоминающееся благодаря необычным чертам. Сочетав, на первый взгляд, не сочетаемое, природе удалось, словно вопреки всему, создать поразительно очаровательную композицию. И только увидев результат этих трудов в живую, а не только на фото, Ян понял, что её красота была из разряда той, которой необходимо движение, чтобы проявиться в полную силу.
Бель была красива во всем, всегда и везде. Её красота пробивалась сквозь статичность фотографии и лишь подчеркивалась динамичным бурлением жизни.
Эту же девушку делала привлекательной сила характера, которая сияла внутри неё и которую в противовес Бель неспособен был передать объектив фотокамеры. Потому что он не мог захватить тот свет её души, который будто бы оживлял её и наполнял теплотой, делая то, что на фото казалось плоским — объемным, многомерным, рельефным.
— Хороша крошка, — довольно цокнул языком второй парень, который был ростом чуть пониже первого, и, чтобы разглядеть цель своего друга, вытянул шею, чуть привстав на цыпочки. — Я бы такую повертел… гхм… в танце.
— Да плевать, как она выглядит! — отмахнулся от него любитель Хемингуэя, шатен с модельной стрижкой, уложенной так, словно её взъерошил ветер, пока он мчал на бал за рулем кабриолета. — Даже, если бы она была страшнее крокодила, я бы все равно пригласил её на танец. Знаешь, кто это? Старшая дочь Талласа, принцесса и наследница его трона. Её муж займет место морского короля!
— И что ты будешь делать на дне моря? — скептично сморщился его приятель, мальчишка с волосами цвета соломы. — Ты даже плавать не умеешь!
— А ведьмы на что? — отмахнулся от его сомнений шатен. — Наколдуют мне какие-нибудь жабры, буду раз в год приплывать к дорогому папаше в гости, а потом, когда он благополучно отвалит к своим предкам на постоянное место пребывания, буду править морем с суши. Неважно! Главное, окучить его дочурку. Ну, как я выгляжу?
И он начал прихорашиваться, ориентируясь на комментарии приятеля — поправлять прическу, одергивать бабочку и проверять запонки.
То, что произошло дальше, Князь спустя время не смог объяснить даже самому себе.
Поддавшись какому-то необъяснимому порыву он развернулся и решительной походкой направился к девушке. Едва только он приблизился, как незнакомка, не ожидая такого стремительного вторжения в её личное пространство, непроизвольно дернулась назад, едва не задев шаткий столик с напитками позади себя. В последний момент Князь успел подхватить девушку под спину, восстановив её равновесие и предотвратив столкновение с бокалами, которые неизменно полетели бы на пол, не только испачкав все вокруг, но и приковав к девушке всеобщее внимание окружающих. И непременно — осуждающее.
— Ох, — выдохнула она, то ли испуганно, то ли благодарно. А возможно, всё вместе. И подняла на него взгляд широко распахнутых насыщенно зеленых, как первая трава по весне, глаз.
Продолжая держать её в своих руках, Ян ощутил запах.
Её запах.
Она пахла ветром. И морем. И песком, нагретым под палящим южным солнцем.
И свободой.
Той свободой, которую способна подарить лишь стихия — чистая, яростная, бескрайняя. Вечная.
Тонко, чувственно запела флейта, через несколько томительных мгновений к ней присоединились скрипка и фортепиано. В бальном зале зазвучали аргентинские мотивы.
И слова вырвались из вампира помимо воли.
— Вы подарите мне танец? — спросил Ян, всматриваясь в эти захватывающие своей чистотой
