плеч. Забормотал что-то, делая пассы руками, потом потянул невидимую нить из воздуха и принялся плести заклинание. Перчатка на правой руке Анри зазудела, заставляя чесаться, и снова вспыхнула сияющим светом. Маг замолчал. Заклинание, написанное зелёной нитью магии, осталось висеть посреди лачуги, потрескивая и покачиваясь.
– Ну что? Что ты увидел, маг? – нетерпеливо бросил Анри. Маг покачал головой:
– Ваша жена недалеко. Совсем рядом. Но я не могу сделать больше.
– Как не можешь? Укажи мне направление, в котором я должен искать!
– Посмотрите сюда, мессир.
Анри шагнул ближе, ощущая жар от заклинания. Маг указал на точку, которая то и дело вспыхивала красным. Сказал:
– Вторая перчатка не хочет, чтобы её нашли. Она сопротивляется моему напору. Я не могу её сломать.
– Ломай, – приказал Анри. – Делай, что хочешь, мне нужно найти эту девушку!
– Хм, – произнёс маг, глянув из-под лохматых волос острым чёрным глазом. – Дайте мне каплю вашей крови, я попробую поколдовать над заклинанием.
Кровь? Оставлять кровь в руках тёмного мага – это самоубийство! Мало ли, что ему придёт в голову, мало ли, кто пожелает уничтожить герцога де Санси…
Анри оглянулся на товарищей. Но чем они могут ему помочь? Ничем. Решение он должен принять сам. Возможная смерть? Пфе! Вот бы он боялся этого! Проклятье унесёт его жизнь раньше, чем кто-то замыслит недоброе. Что ж, пусть так.
– Делай, что надо, маг, – ответил Анри и протянул правую руку ладонью вверх.
Нико оставил меня на маленькой площади, которая обозначила конец трущоб. Здесь дома были получше и поухоженней, окна гордились целыми, не сломанными ставнями, а бельё не сушили на натянутых между подоконниками верёвках. Чинные хозяйки возвращались с рынка, в белых передниках, с полными корзинами, прикрытыми чистой вышитой салфеткой. Здесь уже я в моём пыльном платье и с расхлябанной причёской смотрелась чужой, чужеродной.
По указанной Ловкачом улице я проехала быстрой рысью, чтобы не привлекать лишнего внимания, и, как Нико и говорил, увидела в конце улицы ворота в каменной стене – высокую арку, по бокам которой тянулись вверх виноградные лозы. Волшебные сады поражали взгляд и душу. Всё здесь было таким странным: соседство цветущих деревьев и кустарников с грубыми заборами, дым из печей и рядом нежные колокольчики, высаженные повсюду, между кирпичей стен, между остовов деревянных плугов и старинных прялок, между булыжников мостовой… Я крутила головой во все стороны, стараясь не упустить ни детальки из того, что видела, и восхищалась этим местом, как будто ожившей легендой старухи Жаннины.
Без преувеличения – волшебное место!
И люди…
Ремесленники жили группами – по роду занятий. Тут кожевенники, там черепичники, а чуть дальше – кузнецы, жестянщики, стекольщики, ткачи, столяры… Туда-сюда сновали чумазые подмастерья – подростки с огрубевшими руками и воспалёнными от работы глазами. Стук, крики, пыхтенье печей, скрип колёс и горнил, всеобщая слаженность – мне понравилось в этом квартале почти всё.
Кроме запахов.
Пахло здесь отвратительно. Впрочем, не стоковыми водами, как в трущобах, а кошмарной смесью от обжига глины, от вымоченных шкур, от нагретой смеси для стекла… Я снова натянула на нос шейный платок и обратилась к первому попавшемуся мальчишке:
– Я ищу одного человека. Может, подскажешь? Его зовут Оберон.
– Оберон? – парнишка вскинул голову, прикрыв глаза от солнца. – Оберон-камнерез?
– Здесь живёт много мужчин, которых зовут Оберонами? – фыркнула я. Подмастерье дёрнул плечом:
– Я только одного знаю – камнереза. Ехайте прямо, демуазель, и во-он за тем домом, где живёт горшечник Поль, свернёте направо, а там до камнерезов рукой подать.
– Спасибо.
Я пришпорила кобылу пятками и поспешила в указанную сторону.
Дом горшечника был украшен осколками глиняной посуды, выложенными, как мозаика в церкви. Сам горшечник работал на свежем воздухе, крутя узловатыми босыми ногами маховик гончарного круга. Я помахала ему рукой, и он ответил тем же. Свернув направо, я углубилась в узкую улочку, где в воздухе витало меньше неприятных запахов, а за заборами росли чахлые вишни. Дома стали грубее, кряжистее, а люди во дворах – солиднее и крепче.
Я искала камнерезную мастерскую. Но везде были только глыбы камней. Ни следа резака! Пришлось снова спросить у прохожей женщины:
– Скажи мне, как найти Оберона?
– Оберона Мортье? – подозрительно уточнила она, и её глаза ощупали мою фигуру, лошадь, пыльную сбрую. Я подтвердила. Женщина нахмурилась: – А он тебе зачем? На заказчицу ты не похожа, милая.
– Я не заказчица, ты права. Я ищу его, чтобы расспросить о его друге.
Она покачала головой, но всё же ответила:
– Ехай за мной. Я покажу.
Дом Оберона был в самом конце улице, упираясь стеной в городской вал. Маленький садик показался мне олицетворением всего квартала. На клочке земли росли все возможные цветы и деревья – от роз до ромашек, от черешен до абрикосов. А у крыльца стояла лавочка, которую окружали высокие ростки тёмно-лиловых соцветий. На лавочке сидел мужчина – коренастый, с длинными кудрявыми волосами цвета сивой мыши, заросший бородой по самые брови и… одноногий. Левая нога его, укороченная до колена, была запрятана в деревяшку с ремнями. Мужчина увлечённо работал резаком по куску красивого красного в тёмные разводы камня. Заслышав стук копыт, он поднял голову и приветливо кивнул:
– Добро пожаловать! Желаешь заказать что-нибудь?
– Оберон Мортье? – я решила подстраховаться и уточнила: – Друг покойного Августо де Клери?
Он отложил резак, ухватился за лавку и с усилием поднялся, балансируя на одной ноге и деревяшке, а глаза его неотрывно смотрели в мои глаза. Доковыляв до лошади, он схватил её за узду и спросил:
– А ты, демуазель, откуда знаешь Августо? Меня откуда знаешь?
Я улыбнулась, на душе стало отчего-то тепло и хорошо. Ответила ему мягко:
– Ты не помнишь меня, я была ребёнком. А я тебя помню. Ты почти не изменился, только конечностей стало не четыре, а три!
– Маленькая демуазель де Клери, – прошептал он, смахнув скользнувшую на щеку слезу. – И впрямь выросла немножко! Элиза, Элиза! Посмотри, кого ты привела в дом! Это же племянница моего дорогого покойного друга, Августо де Клери!
– Так помоги ей слезть с лошади, старый медведь, и веди в дом, – пробурчала женщина, явно тоже растроганная.
Я оперлась на руку Оберона и спрыгнула на землю, придержав юбки. Вежливо сказала:
– У вас очень красивый сад.
– Это всё Элиза. У неё зелёная рука!
– Это всё удобрение, – фыркнула Элиза, открыв дверь. – Расскажи демуазели, почему Волшебные Сады так называются.
– О-хо-хо, – Оберон огладил кучерявую бороду, смеясь. – Видишь ли… Мариола, да? Раньше в это место свозили все отбросы города. Естественное
