class="p1">Разминая во рту целебные травы, Джулиан понял, что в лес постепенно приходят звуки. Где-то заквакала лягушка, где-то пролетел, шумно махая крылом, огромный ворон, где-то застрекотал кузнечик. Даже голос ручья стал почти незаметен за прочими шумами.
Когда травы во рту превратились в кашицу, Джулиан наложил их на рану, наскоро перевязал плечо обрезом ткани, взял Порока за поводья и побрёл искать ручей, пока звуки воды совсем не пропали в общей какофонии леса.
Почему лес молчал до этого, Джулиан понятия не имел. Магии в нём не было ни на щепоть, поэтому и почувствовать изменения в энергиях юноша не умел. Он умел только махать мечом и, как оказалось, светить красивым личиком. Единственное действительно магическое, происходившее в его жизни — это весьма странные случаи, когда он должен был умереть, но выжил благодаря Чуду. Первый раз это произошло в детстве, после неудачного «розыгрыша» второго принца, который запер маленького Джулиана в клетке с голодными свиньями. Его обнаружили слуги, живого и довольного, играющего в грязи, а свиньи испуганно жались по стенам, словно их нещадно били. Другой случай произошёл совсем недавно, когда Джулиан упал с крепостной стены и не только не помер, но и умудрился отделаться лишь ушибом голени. Это было похоже на магию, вот только чью, если в жилах Джулиана её отродясь не водилось? Даже та магия, коей обладал Эстебальд, судя по всему, досталась ему от матери, а не от общего с Джулианом отца.
Когда они с Пороком дошли до ручья, конь ожил и начал «разговаривать»: фырчал, слюнявил Джулиану ухо, ржал, корчил удивлённое лицо, словно пытаясь развеселить. И Джулиан веселился. Хлопал себя по ляжкам, смеялся и чесал коня по мускулистой шее, хотя его и знобило немного: всё же крови из раны на плече вытекло немало. Как ни странно, сама рана практически не болела.
Ручей оказался небольшим, но резвым и чистым. Они с Пороком напились как следует, и Джулиан принялся решать, что ему делать дальше. Нужно было найти еды. Подошли бы ягоды, которые ел Порок (уже прошло около часа, а отравлением так и не запахло) и было бы здорово поймать в ручье рыбу или подстрелить птицу, но Джулиан на это почти не надеялся: рука была слаба, да и, если бы находилась в рабочем состоянии, лук ему достать негде. Оставалось только раскинуть сети в ручье и ждать улова, но пока Джулиан собирал ягоды и травы, ему стало хуже. Сил решать что-то и думать, из чего соорудить сеть, не осталось. Он пожевал ягод, но те не принесли насыщения.
В конце концов он просто оторвал рукав от одежд Изабель, наделал в нём дыр, как учили в деревне, и разместил в воде, прибив колышками, а затем начал сооружать нехитрый костёр. Когда костёр и плетение посудины для жарки рыбы были готовы, он, вяло отмахиваясь от Порока, побрёл обратно к ручью, вытащил рукав, в который попало несколько мелких рыбёшек, сложил их в плетёнку и поставил на огонь. Не ужин на королевском балу, конечно, но хоть что-то. Рыба в таком чистом ручье должна быть питательной.
Пока рыбёшки медленно варились в собственном соку, Джулиан вернулся к ручью и вновь раскинул «сети». А к тому времени, как нехитрый ужин был готов, построил лёгкий навес на случай дождя.
Рыба была жирной и вкусной, но её было мало.
Обессиленный, Джулиан лёг на свое ложе из накиданной мягкой травы под навесом и тут же заснул.
* * *
Йотль проснулся в полдень. Вперился взглядом в чужеродное, такое светлое-светлое небо и поморщился. Солнце неприятно нагревало воздух, и было слишком ярким для чувствительных глаз. Отвратительное, мерзопакостное светило, чтоб его орки сношали. А ведь Йотль не понаслышке знал, что такое орк в гневе. Вонючие солнечные создания.
Он бы и дальше продолжил спать, да сон не шёл. В груди словно накалился здоровенный шар булькающей магмы. Этот шар тянул его куда-то, и с каждой секундой всё нестерпимее и сильнее. Ему оставалось только застонать и выползти из хранящего прохладу ложа, чтобы окунуться в удушающую жару дня.
Йотль взмахнул ресницами, отгоняя слёзы. Он оглядел себя в зеркале реки, неторопливо приглаживая пряди длинных волос. Ну уж нет. Он никуда не пойдёт некрасивым. Прежде пригладит локоны и соберёт в косу, чтобы не мешали в пути, умоет и накрасит лицо. Нужно ведь быть максимально привлекательным перед встречей с тем, к кому или к чему его тянет грёбаная Песнь Золота.
Толстые косы легли на спину. Белая пудра припорошила невыспавшееся лицо. Алый карандаш из листьев шиповника обвёл глаза и губы ярким, сочным цветом. Йотль ухмыльнулся своему отражению. Разве есть на земле эльф прекраснее него?
Его тянуло к Элар Ийльмар, порталу на границе Великих Лесов и степи, где обитали черноволосые демоны. Неужели очередной демон пытается пробраться сквозь портал? Йотль рассмеялся тихим, мелодичным голосом, похожим на пение соловья. Ни один смертный ещё не смог разрушить стену, что охраняет их леса, если в нём не текла капелька лунной крови. Но, судя по тому, как жжётся в груди, так оно и есть. Кто-то чужой стремится пробраться внутрь, и лес раздумывает, принять или выплюнуть его обратно. Почему Песнь Золота послала его к чужаку? Уничтожить, чтобы защитить своих? Или же наоборот оказать помощь?
Йотль бежал по ветвям до самой ночи, гонимый жаром в груди и собственным нетерпением. Лук одиноко висел за спиной, но эльф ни разу не высвободил его, чтобы не терять времени. Связь усиливалась и одновременно слабела, словно чужак становился ближе физически, однако начинал медленно помирать. Не до охоты. По крайней мере, сейчас.
Под утро, уставший и вымотанный, он, наконец, достиг цели.
Человеческая самочка лежала на ложе из мягких листьев без сознания. Признанная лесом, но погибающая от лихорадки. Йотль носом чуял человеческий пот и кровь. Премерзкий запашок, надо сказать. Но Песнь Золота в груди тянула ближе, поэтому Йотлю ничего не оставалось, кроме как глубоко вздохнуть и бесшумно спрыгнуть на землю.
Йотль потянул носом. Магии не было и в помине. Бесполезная самка. Не зря её оставили на произвол судьбы.
Он подошёл ближе. Несмотря на то, что не имеющая ни магических, ни физических сил, самка была неопасна, Йотль всё равно по привычке двигался тихо, не заглушая своими движениями ни квакания лягушек, ни пения птиц, ни стрекота насекомых. В этом ему помогал и ручей, что тёк где-то поблизости. Вот от него так и фонило магией. Вкусной, насыщенной магией стихии.
Йотль облизнулся,
