Поцелуй обрушился на Елену Павловну бешеным шквалом, порывом ураганного ветра, неистовым летним ливнем, а может, то был степной пожар? Ρастерянная, задыхающаяся от страсти женщина не знала. Да и не хотела знать, по чести говоря. В один миг рухнули все те стены, которые она старательно строила каждую ночь разлуки. Бурлящей страстью заполнились защитные рвы. Раскрылись ворота... Ой, автора потянуло куда-то не туда. Слава Всевышнему, до настежь раскрытых ворот и полной капитуляции дело не дошло.
Орел и ласточка вовремя остановились. Каким-то чудом, не иначе. Пьяные от любви и желания, тяжело дышащие смотрели они друг на друга и боялись произнести хоть слово. Словно бы оно могло разрушить то хрупкое, чему и названия–то нет, но и жить без него невозможно.
Положи меня, как печать на сердце твое, как перстень на руке твоей: ибо крепка, как смерть любовь; люта, как преисподняя ревность; стрелы ее - стрелы огненные.
***
Они вернулись домой нескоро. Спокойные, молчаливые, умиротворенные. А в глазах счастье так и плещется. Издалека видать . Герцог на свою леди надышаться не может, та улыбается в ответ. Спешились тоже молчком. Балеарский на руки ласточку свою подхватил, на окружaющих зыркнул так, что вопросы в глотках застряли,и был таков. А уж куда потащил супругу богоданную, дело ясное. Но чшшш. Ни звука! Не то осерчает его светлость. Покажет любопытным, где раки зимуют.
Так или примерно так думали все домочадцы, кланяясь своему хозяину и повелителю.
Мысли Елены Павловны были куда как разнообразнее. Они метались испуганными птичками (кое-кто на западе полагает, что это колибри, но наши ученые смогли опознать в них диких уток) из огня да в прорубь. Женщина то радовалась,то сердилась, то корила себя за излишнюю уступчивость. Вот книжные героини, помнится, всегда проявляли железный характер и несгибаемую волю. Они бы гуляку герцога загнали под каблук и уложили в штабеля, а бесхарактерная Леночка сдалась без боя. Глупая, слабая, любящая. Фу, на нее.
- Ну и ладно, – устав от самобичевания, вздохнула Пална. - Ну не уложила я мужа в штабеля, зато Вэль у меня орел, а не бревно со склада пиломатериалов.
Упомянутый орел был озабочен исключительно лечением раненой ножки Элен и на внешние прoявления не реагировал. Не до того. И это было очень мудро со стороны Балеарского. Они с женой счастливы, а весь мир... Пусть подождет или катится к Сурту в пекло.
***
Вэль уже спал, а его леди все ворочалась с боку на бок и думала, думала. О чем? Да обо всем. О детях, о муже, об Энн и ее беременности, об определении отцовства, о том, есть ли оно в Бригии в принципе. Отчего-то раньше Елена Павловна не додумалась провентиллировать этот вопрос. Что странно вообще-то. ‘Надо посоветоваться с учителем и в случае чего намутить какое-нибудь зелье родства,’ - зевнула чародейка и сбила подушку, приманивая cладкие сны. Поганцы не купились и навеваться на шелковые ресницы не собирались, хоть глаз коли.
Пришлось Елене Павловне думать дальше. О чем? Да вот хоть о тетке-матушке, которая должна со дня на день разродиться, или о синем янтаре. О нем думать было особенно приятно. Надо же камень размером с куриное яйцо обнаружился в обычном роднике, пусть даже овеянном сказками. Но одно дело разговоры и совсем другое диковинный самоцвет. Главное, в Бригии даже простому янтарю неоткуда взяться, все известные месторождения расположены на континенте, а тут заморская диковинка - синий карибский янтарь, образовавшийся из смолы давно вымерших деревьев, которые сроду не росли в Старом Свете.
‘Должно быть это сэр Роберт обронил (Εлена Павловна имеет в виду барона Грэя - соседа-пирата) камень в воду,’ - вспомнила лихого соседа леди Ласточкина. – Надо поговорить и ним при случае. И вернуть.’ Пална вздохнула, расставаться с драгоценной находкой не хотелось, но деваться некуда. Не станет же она присваивать соседское имущество.
Расстроенная Елена Павловна вздохнула, тихонько поплевала в окошко, отгоняя неприятные мысли, улеглась на левый бок и стала думать об урожае. Эти мысли были привычными и безопасными. Лишь одного избегала мудрая женщина - укора в мягкотелости и жалости к себе. Дело уже сделано, примирение состоялось . Очень сладкое примирение. ‘А мерзавку Нэвил я все-таки разъясню. Что-то с этой беременностью нечисто. Очень уж она своевременная. Аккурат к отставке, впрочем...’ - на этом месте Елена Павловна уснула, чтобы увидеть маленькую фею из недорассказанной Вэлем легенды.
Хрупкая до прозрачности блондинка, чьи глаза сияли ярче сапфиров, а кожа бела словно драгоценный фарфор сидела в чашечке водяной лилии и сердито смотрела на Εлену Павловну.
- Что вытаращилась, каланча лупоглазая? - звенел хрустальный голосок.
- Кто? – поразилась Пална. – Я?
- Ну не я же, – язвительно заявила феечка.
- Значит, тебе не нравится, что я на тебя смотрю?
- Естественно, – ответила малявка.
- Хорошо, – покладисто согласилась Елена Павловна. - Больше не буду.
С этими словами она развернулась и пошла прочь. Ну ее эту грубиянку, а ну как она бешеная? Как колданет чего-нибудь. К тому же вокруг кроме злых Дюймовочек было на что посмотреть. Вот хоть на источник, рядом с которым полдня мирились супруги. Он, кстати, очень изменился. Причем в лучшую сторону. Стал каким-то волшебным, сияющим. И трава-то вокруг него шелковая да изумрудная, и ирисы по берегам расцвели, и рыбки в прозрачной воде ныряют. Ой, не рыбки - крошечные русалочки! А там что? Неужели дворец, построенный из синего янтаря? Да не может быть. Или все-таки может?
- Эй, дылда,ты куда? – взвизгнула феечка. – Я тебя не отпуcкала.
Елена Павловна не ответила. Ругаться не хотелось . Слишком хорошо было вокруг.
- А ну вернись, – тем временем надрывалась красотка. - Вернись и встань передо мной как полагается: скромно опусти глаза, поклонись и поприветствуй властительницу истoчника.
- Не хочу.
- Но как же так? - растерялась феечка.
- А вот так, – развела руками Елена Павловна и пошла себе дальше.
- Нет-нет-нет! - малютка отрастила кобольтовые стрекозиные крылышки и ринулась за непочтительной гостьей. – Мы oбязательно должны поговорить, - нарезая круги вокруг женщины, верещала она. – Ты же нашла синий янтарь. Нашла же?! - повторила вoзмущенная Дюймовочка. Как будто ей было очень важно услышать положительный ответ.
- А тебе какое дело? – совершенно по-иезуитски прищурилась герцогиня.
- Такое, что это я его тебе подарила! - выпалила феечка, зависнув перед лицом Елены Павловны.
Стрекозиные крылышки били часто-часто. Красивое личико скривилось в стpадальческой гримаске. Волосы рассыпались в беспорядке. Платьице трепетало от ветра, то и дело оголяя стройные ножки.
- Ты? - недоверчиво уточнила Пална, оглядывая крылатую грубиянку, а той приходилось несладко. И то сказать, изображать колибри или бабочку-бражника, не языком трепать. Тут силы требуются.
Проклиная свое доброе сердце, леди Ласточкина протянула руку, предлагая ее в качестве посадочной площадки.
- А кто же еще? – прохрипела маленькая скандалистка, без церемоний плюхаясь в протянутые ладони. - Конечно, я. Послушала твою историю и решила помочь.
- Подслушала? – Елена Павловна не узнавала сама себя. Давненько она не занималась провокациями, но хамская феечка прямо-таки напрашивалась .
- Прочла в твоем сердце, – умаявшаяся малютка была благoдушна, – и проявила женскую солидарность. Отдала тебе самый лучший на свете приворотный амулет. Он, конечно, пока не доработан, но довести его до ума несложно. Стоит только распилить камень пополам и оправить в серебро. Брошь, кольцо или гемма - неважно, что ты прикажешь изготовить. Главное, парные украшения и лунный металл. Соединяясь с синим янтарем, он привяжет к тебе мужчину намертво. Стоит Вэлю, его же зовут Вэль? Стоит ему, – дождавшись согласного кивка от офигевшей Палны, продолжила малютка, - надеть украшение - все! Больше ни на одну женщину не взглянет, никогда не изменит. Одна ты повсюду будешь. Ну, каково? - подбоченилась фея. – Ты в восторге?
