Хантер стоял в ожидании.
Отрешившись от этих мыслей, я встала на ноги и прошла мимо него, ворча всю дорогу. Пока мы спускались по лестнице, Хантер ничего не говорил. Прошло несколько блаженных минут тишины, в течение которых я восхищалась тем, как он выглядит со спины.
Отличная задница.
Мы вошли в массивную комнату с белыми, нетронутыми диванами, разделенными секциями, и креслами. Большой плоский телевизор висел на стене. По углам комнаты стояли столы, украшенные вазами. В воздухе витал едва уловимый запах роз. Я даже почти боялась дотронуться до чего-либо в этой комнате, как будто у меня были грязные пальцы.
Я проследовала за ним по коридору на кухню. Яркий солнечный свет лился в комнату из окон, протянувшихся от потолка до пола, наполняя комнату теплом и гостеприимством, в отличие от стерильной гостиной.
Несколько барных стульев стояло вокруг барной стойки, кухня была оборудована по последнему слову техники — безупречная стальная печь, в тон ему холодильник и раковина, в которой можно было спокойно принять ванну. Слева стоял обеденный стол, прямо напротив оранжереи, заполненной цветами и кушетками.
— Сядь, — сказал он, указывая на один из табуретов.
Я хотела проигнорировать его, но передумала, решив что это ни к чему хорошему не приведет. Сев, я сложила руки на коленях.
— А где…
— Хочешь выпить? — перебил он меня, направляясь к шкафу возле холодильника.
Мои брови поднялись. — Да. Это было бы чудесно. Спасибо.
Хантер взглянул на меня.
— Удивлена?
— Ты не похож на того, кто соблюдает подобные правила приличия.
Он усмехнулся. Возвращаясь обратно к шкафу, он прихватил два стакана.
— У меня есть сода, молоко, вода…
— Молоко? Мне не десять лет.
Он обернулся, уголок его губ приподнялся.
— И сколько же тебе? Девятнадцать?
Оскорбленная, я откинулась на спинку стула.
— Мне двадцать три. Но сочту это за комплимент.
— Хммм… — он положил стаканы обратно и взял два винных бокала.
Я прищурилась.
— Ты знал, сколько мне лет.
— Да, — Хантер достал бутылку вина со стеллажа.
Уставившись на его широкую спину, я представила себе, что на нее приземлилась обезьянка-паук и укусила его за шею, будто вампир. Хотя лучше зомби. Так больше навредит.
— Значит, ты спросил, потому что посчитал это забавным?
— Знаю, я забавный, — Хантер повернулся и подошел к стойке. Он поставил передо мной бокал темного вина.
Я почувствовала дрожь всем телом.
— Даже не знаю что сказать.
Оперевшись локтями на стол, он глотнул вина.
— Я уверен, у тебя есть куча вопросов. Мы могли бы кое-что для тебя прояснить.
Господи, он так сказал это, словно не собирается меня во все это посвящать, но я застыла в ожидании.
Если с ним спорить, то из этого ничего не выйдет. Это как с учениками. Иногда тебе нужно быть просто выше этого. Или быть человеком.
— У меня много вопросов, — сказала я.
— Готов поспорить, что их очень много, — пробормотал он, взглянув на меня поверх края бокала. — В том числе дурацких.
Острая дрожь пробежала по моему позвоночнику, словно тепловой удар.
— Ну ты и сволочь, — быть выше всего этого не получилось.
— А у тебя грязный ротик, — на лице Хантера проскочила улыбка.
Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться, в то время как он одним глотком осушил бокал. А я к своему так и не притронулась.
— Так ты собираешься отвечать на мои вопросы или просто будешь меня нервировать?
Хантер усмехнулся. — Возможно и то, и другое.
Мои руки сжались в кулаки.
Ухмыльнувшись, он обошел барную стойку. Его движение были грациозными и плавными, но в то же время создавалось впечатление, что ему приходилось прилагать усилия, чтобы замедлиться. Я затаила дыхание, когда он сел около меня, так широко расставив ноги, что его бедро коснулось моей ноги.
Словно молния, быстро, он запустил руку в мои волосы и стал наматывать локоны на палец.
— У тебя такие красивые волосы, — пробормотал он. — Они цвета солнца.
Окей. Не то что бы это было странным или что-то в этом роде..
Немного смутившись, я наблюдала, как он расправляет мои волосы перед собой. Он исследовал каждый локон, закручивая и отпуская его, когда волосы ловили и отражали лучи света. Немного странные, почти трепетные, нотки скользнули по его поразительным чертам лица.
Он поднял свой взгляд, встретившись с моим. Отпустил локон.
— Задавай вопросы.
Вцепившись в стул, я отодвинулась. Металлические ножки издали скрипучий звук.
— Где я? И пожалуйста, побольше конкретики, нежели чем просто название штата.
Хантер подвинул свой стул ко мне, сохраняя дистанцию. Даже сидя он был на голову или даже две выше меня. Он наклонился, и его лицо оказалось в дюймах от моего.
У меня в горле пересохло.
— Ты в моем личном пространстве.
— Ты в моём доме, это отменяет твоё личное пространство.
— Дурацкая логика.
Он склонил голову вбок, опустив ресницы.
— Моя логика — единственная логика здесь. Тебе надо бы к этому привыкнуть.
А ему нужно было привыкать к тупым предметам, летящим ему в голову, потому что это вот-вот случится вновь.
— Так ты собираешься отвечать на мой вопрос?
— Ты в маленьком городке…за пределами Элкинса, — он протянул руку, и медленно кончиками пальцев подвинул бокал ко мне. — Пей.
Я уставилась на бокал.
— Пей, Серена.
Мой взгляд вернулся к нему. Власть в его тоне возрастала с каждым словом, и это также… Я даже не успела закончить свою мысль.
— Ты всегда такой требовательный?
— Очень требовательный, — сказал он, откинувшись назад. — Пей.
Бормоча под нос все ругательства, которые только знала, я подняла бокал и сделала глоток — очень маленький глоток.
— Доволен?
— Очень.
Я поборола в себе желание закатить глаза. Несколько мгновений прошли в тишине, поэтому я сделала еще глоток…а потом еще один. Хантер не сказал ни слова. Он просто сидел… наблюдал за мной своими тяжелыми немного прикрытыми газами. Его глаза… они были слишком бледными. Как будто из голубого были вымыты все цвета.
Моя рука слегка дрожала и я поставила стакан. — Почему я в Западной Вирджинии?
— Это последнее место, где они будут искать тебя.
— Кто они? Другие…пришельцы, с которыми ты дрался? — в моем животе под действием вина разлилось тепло. По крайней мере, я надеялась что это из-за вина. — Те, которые убили Мел?
— И который пытался убить тебя? Да. Они не будут искать тебя здесь.
Мои руки все еще дрожали. — Почему не будут?
