Белоснежную рубашку, обтягивающие брюки, которые одно время даже хотели запретить носить женщинам, и ярко-синюю накидку с золотыми шнурами.
Какой же он… гад.
Все они! Ведь даже мой жених проводил время с другими, что уж говорить про человека, которому я никто.
Я скривилась от отвращения, когда вспомнила, как Вальдерей и его дружки облизывались на старшекурсниц… Бр-р.
Даже досматривать это представление не стала. Злость и обида запершили в горле, и я сбежала… И не потому, что захотела запустить чем-то в самодовольное лицо, а потому что сама поразилась этой обиде.
С чего мне обижаться? Это же Вальдерей… Мы с ним никто друг другу.
Но стоило мне представить, как парень, который еще сегодня утром лежал рядом со мной полуобнаженный будет… активно любезничать с другой, как сделалось противно и захотелось помыться.
Намылить пальцы, которые прикасались к нему.
Снова почистить зубы, стереть с губ чужой вкус…
Да, я попыталась вчера ступить на новое игровое поле, надеясь, что, превращусь в такого же игрока, то буду неуязввимой… Стану такая же как они все — и мне не будет больше больно. Но я не смогла. Вальдерею я и правда оказалась не интересна, да и сама отступила, отодвинулась, испугалась того, что я неожиданно почувствовала, хоть с виду и храбрилась, цеплялась за него. Глупая…
И появление в его комнате на самом деле было опрометчивым и глупым — хорошо хоть Вальдерей не воспользовался этим.
И сейчас я на редкость идиотски себя веду, переживая из-за происходящего. Он поручитель, не более. А все остальное… не стоит придумывать. Я лишь использую его и его возможности — а больше мне и не надо.
Я сосредоточилась на занятиях — даже в столовую больше не ходила — а когда наступил вечер и многочисленные студенты стали разъезжаться по домам, спокойно отправилась в общежитие, прихватив с собой несколько булочек.
Снова расстроилась, осматривая свою новую комнату и все еще стоящие друг на друге сундучки и котомки — я не стала сразу распаковываться, все равно бы не поместились — я уселась на крепко сбитый стул, достав плотно сшитые тетради для записей.
Я вела их… с семи? Девяти?
И там было все, что касалось магии, в том числе и родовой.
От наивных мыслей детским почерком, где я рассказывала о мечтах «стать великим магом и спасти мир» до боевых заклинаний, которые сделались доступны, когда мне исполнилось семнадцать. От зелий, тщательно переписанных из старинной и редкой книги, до разрозненных листков из семейной библиотеки, на которых свои находки записывала бабущка и дедушка.
Я собиралась быть готовой к завтрашнему «экзамену». И собиралась была попасть на Игру.
О нет, вовсе не потому, о чем подумал Вальдерей и окружающие… Он, кажется, так и не понял, что отношение ко мне и мое положение волновали меня, но… гораздо меньше, нежели судьба моих родных.
Но Игра будет проходить совсем недалеко от приграничного города, в котором пропал мой брат. И если Питер-Дэмиен не найдет меня за два оборота… что ж, у меня будут все шансы, оставаясь якобы послушной воле великих, попытаться найти его самой.
Что касается моего будущего капитана — а я запретила себе думать, что могу проиграть завтра — то мне стоило разучиться быть такой… чувствительной по отношению к нему, если я хотела, чтобы наши отношения и дальше развивались по заданному направлению.
Я планировала использовать его — и стоило на этом остановиться. Даже в мыслях.
Он будет лишь моим проводником в тот город и… в новый мир простолюдинов и аристократов первого поколения. Мир, который я прежде весьма успешно избегала. Но в который меня с такой легкостью выбросили. Что ж, если все эти люди, начиная с Его Величества да Мальядо-Бенисио Одивеларского считают, что я сломаюсь от того, что у меня забрали слуг, блестящие камушки и длинную подпись для писем, то они ошибаются. Я найду способ выжить и здесь, к тому же…
Со мной воспоминания. Сила осколков каждого из моего рода. И вера и надежда на то… что мы с Питером сумеем вытащить и себя, и наших родителей.
А внешние атрибуты… на то и внешние, что с ними расставаться гораздо легче, чем с внутренними убеждениями.
Половину ночи я готовилась, вторую — переживала за результат. Но к одиннадцати утра на полигон, где с разрешения ректора планировали проводить отбор, подошла спокойной и уверенной в себе.
И одетой соответственно, точнее…
Прибывшие туда же старшекурсники смерили меня недоуменным взглядом.
Все, даже пятерка — четверка на данный момент — были одеты в удобные широкие штаны, перехваченные у щиколоток, длинные рубахи с портупеями и укороченные сапоги — как мы и занимались на полигоне. Я же надела парадную боевую форму.
Белоснежную рубашку, обтягивающие брюки, которые одно время даже хотели запретить носить женщинам, и ярко-синюю накидку с золотыми шнурами.
Пусть думают что угодно, с чего я так вырядилась.
Это было… личное. Питер так всегда одевался во время выполнения сложных задач. Он говорил, что форма победителя помогает ему таким себя чувствовать — и помогает побеждать.
А еще бабушка, папина мама, которая умерла два года назад, всегда повторяла мне, что от того, как я выгляжу, как чувствую себя зависит не только отношение ко мне, но и мои возможности получить то, что я хочу.
И третью причину я, пожалуй, тоже положу в свою копилку. Потому что мои соперники при взгляде на меня хмыкнули и заулыбались. Что бы они ни слышали обо мне, мой внешний вид явно их успокоил и усыпил бдительность.
Ну-ну, посмотрим…
Жаль только, что я их совсем не знала — мне бы это не помешало. Но старшекурсники учились как-то более обособленно, и пусть от Андре я слышала много разных историй, вот только не обо всех. Один — новенький в нашей Академии — был довольно щуплый, весь какой-то белесый и мелкий, но я сразу оценила быстрые и острые движения. Второй, напротив, был высок, плечист, уверен и хорош собой — он идеально бы вписался в пятерку… Только я сама заберу вакантное место.
Я мельком глянула на Вальдерея — ничего в нем не изменилось со вчерашнего дня, разве что смотрит более пристально… на всех, никак не выделяя меня.
А потом перевела взгляд на его друзей.
Мигель. У него дурная репутация, развязное поведение и доступ во дворец. И хотя родители всегда относили его к «дурной компании», почему-то он мне нравился. Может потому что его наглость, и вот этот прищур глаз, и вальяжные немного манеры, а также пренебрежение многими правилами были… от души. К тому же, я немного знала его семейную историю и не могла не сочувствовать.
Мигель подмигнул мне, но я уже смотрела на Роша. Рыжий, шумный, какой-то дикий — он мне напоминал облезлого лесного кота, который изо всех сил старается соответствовать репутации прочих диких кошек. Но никогда не дотягивает.
И Жоакин. Светловолосый, блеклый парень, который, насколько я поняла, любит чтобы все было по порядку, чинно. Возможно именно благодаря ему эта пятерка более менее соблюдала все регламенты… И именно Жоакин начал:
— Рады видеть наших финалистов. Мы приготовили для вас много интересного. Приступим…
14
Работа с гранями напоминала ручной труд — имея общие черты, она всегда была уникальна у каждого мага. Конечно, мы пользовались определенными схемами и заклинаниями, базовыми принципами и не пытались переделать давно продуманные основы — ну смысл придумывать, как получить огонь из воздуха, если существовал простой и легкий порядок действий? Но каждый, у кого была достаточная концентрация осколков, чтобы перейти на новый уровень, добавлял к повсеместно используемому порядку что-то свое.
Родовые секреты, собственные случайные и неслучайные находки. Влияла и предрасположенность к каким-то действиям, желание работать в определенной сфере — на защите, например, или в лекарской области. Маги экспериментировали, пробовали, рисковали… и влюблялся в этот процесс еще больше.
Магия была похожа на творчество, и с каждой пробой маг совершенствовался и добавлял что-то новое, лучшее. А когда действовала пятерка, это увеличивало количество новых комбинаций многократно.
