Тварь не торопит, не требует, не берет то, что принадлежит ей по праву договора. Проводит рукой по щеке, по шее, на которой явно остался след укуса, спускается ниже. И я не отшатываюсь, не боюсь - эти легкие касания несут облегчение, лечат, снимают боль. В них нет желания.
***
Наверное, я и в самом деле сошла с ума. Этот безумный день и вечер, переходящий в безумную ночь, признание Вилору, прятки, бег по лесу, Теддер Гойб с его липкими грязными руками, боль, отвращение, холод и страх - все это слишком, и моя - именно моя - прекрасная терпеливая тварь на коленях передо мной... Ведьма, Тедд назвал меня ведьмой. Может быть, завтра утром уже все будут об этом знать. Может быть, они уже сейчас все об этом знают и идут сюда, потрясая огненными факелами - а чего тянуть, если костры уже горят.
В голову приходит шальная, бредовая, отчаянная мысль. Я пересиливаю себя и касаюсь руки твари. Горячая гладкая кожа. Полнейшая иллюзия.
Конечно, у тьмы нет рук, как нет и не может быть никаких человеческих чувств. Но Шей - называть его по имени сейчас, в этом пленительном облике проще - останавливается и смотрит на меня. Не торопит, не требует, не берет... Может, тоже сбежит от меня, как Вилор? Тот, кого я люблю, от меня отошел, тот, кого ненавижу, пытался взять силой, а тебя, тварь, я не люблю, но и страха и отвращения больше нет. Хороша ли я хотя бы для тебя, Шей?
Я прижимаюсь к нему, не смущаясь разорванного платья, подставляю обнаженную кожу и почти с удовольствием ощущаю легкий прокол, эйфорическое, болезненное блаженство. Нет, я точно сошла с ума. А потом беру его руку и кладу, прижимаю к себе, склоняюсь к его лицу - непроницаемому прекрасному лицу и целую.
- Ответь мне, Шей, как человек, пожалуйста, ответь...
И он отвечает, подхватывает меня на руки - сильным, плавным движением, так, будто мое тело ничего не весит - а жизнь ничего не стоит. Он мягкий, горячий, совершенно живой, настоящий, что ж, пусть так оно и будет. Пусть оно будет так. В какой-то миг ощущаю легкое головокружение и смазанные картинки сегодняшнего вечера снова проносятся перед глазами - Альта, девушки и парни, хороводы, костры, бег, лес, падение, боль, Теддер... А потом они смазываются, меркнут, стираются, и я погружаюсь в сон, прижимаясь к Шею, всё так же держащему меня на руках.
Собрав остатки сил приоткрываю глаза и смотрю в небо. С неба, кружась, совершенно бесшумно падают снежные звезды.
Где-то вдалеке люди кричат, радостно и громко.
Глава 15.
Тая спит на руках у твари, а Шейашер, вторая тень престола Серебряного царства, смотрит на нее долго, и на красивом лице того человеческого существа, чей облик он принял, не отражается ничего. Впрочем, Шейашер сказал правду - пребывание в этом мире меняет его. С людьми, такими слабыми, переменчивыми, недолговечными, хрупкими - слишком сложно. Они безмерно все усложняют, придумывают правила игры, а потом до смерти боятся, что придется их соблюдать. Условия договора на сегодняшнюю ночь выполнены, кровь человеческой девочки поддержит его силы до следующего новолуния, он не обязан... он ничего ей больше не должен.
Шейашер смотрит и смотрит на девочку, тёмные ресницы на бледных щеках, кровоподтек на шее. Снежинки падают на ее лицо и руки. Возможно, ей холодно... Странное существо, совершенно не похожая на других, с ней пришлось действовать иначе. Он уже потерял счет годам и векам, но сейчас что-то изменилось. Ему не всё равно. Воспоминания девочки о сегодняшнем вечере вызывали смутное, но все же несомненное беспокойство, а эти нелепые прикосновения, одновременно взволновавшие и успокоившие ее... сами по себе для Шейашема они ничего не значили, но значили для неё, и чувствовать эмоции человеческого существа оказалось неожиданно приятно, они тоже насыщали ту пустоту внутри, что всегда мучила его в этом мире, почти как кровь...
Пара мгновений - и Вестая, маленький светлячок, спит в своей постели. Рядом спят ее братья, и Шейашеру хватает мгновения, чтобы их сон стал чуть крепче, чем обычно. Он излечил мелкие ранки девочки и исправил разорванную одежду. Это было лишним, не её желание. Но он сделал. И хотя можно погружаться в обычную спячку, ощущение некой незавершенности тревожит Шейашера. Тянет ещё остаться, что-то ещё исправить...
Черная тень выскальзывает из дома Вестаи и летит обратно в лес, слишком быстрая, чтобы быть заметной человеческому глазу. Теням из Серебряного царства не нужен свет, запах или звук, чтобы найти, но за время пребывания здесь Шейашер освоил способности видеть, слышать, обонять и ощущать. И теперь он идет, летит на отчетливый запах человеческой крови, страха и злобы.
Человеческий мальчишка бредёт, спотыкаясь, по лесу, прижимая к груди окровавленную, изуродованную руку. Шейашер мимолетно сравнил образ из памяти своей девочки с этим бледным грязным лицом. Ему не нужны ошибки.
Теддер Гойб, уставший от изрядного количества выпитой огненной воды, потерянной крови и боли не сразу понял, почему у него не получается идти дальше, словно бы он уперся в прозрачную, невидимую, упругую стену. Тело еще продолжает движение, не в силах остановиться и сменить первоначальную траекторию, а глаза отстраненно отмечают происходящие странности. Темнота сгущается, обхватывает, приподнимает над землей. Тысячеглазая, огромная, она щерится и скалится, просачивается под кожу, заползает в полуоткрытый рот, ноздри, широко распахнутые вытаращенные глаза. Тед судорожно кашляет, задыхается, давится этой тьмой, до крови яростно расчесывает зудящую кожу здоровой левой рукой, захлёбывается немым беспомощным криком и - тонет.
***
Я проснулась у себя дома, в собстенной постели. Даже не открывая глаз, знаю это наверняка - у каждого дома свой особый запах. Шерстяное одеяло узнаю на ощупь, мерное дыхание Севера и чуть прерывистое - Телара... Вчера он обиделся на то, что присутствовать на празднике ему не разрешили. Не проспал ли брат школу?
Впрочем, что-то новое в этом утре определенно было. Имея двух братьев, один из которых уже не уступал мне в росте, я никогда и ни при каких обстоятельствах не могла лечь спать голой. Что вчера произошло..? Как я попала домой? Не помню.
Воспоминания опрокинулись на голову, словно таз с речной ледяной водой. Я открыла глаза, пытаясь унять головокружение. Рассказал ли Теддер Гойб обо мне своим или моим родителям, и как они отреагировали, поверили ли ему? Что меня ждет..?
Я осторожно выглянула из своего шерстяного гнезда - никогда не могла спать нормально, вечно скукожусь, свернусь клубком, обернувшись всем, чем только можно. Братья спят и, судя по абсолютной, прерываемой только дыханием, тишине, родители спят тоже. Вероятно, еще очень рано, а спать не хочется совершенно, а ведь вчера ночью в полночь я должна была встретиться с Шеем... А я...
Лицо опалило жаром. Да быть такого не может, либо вчера я и впрямь сошла с ума, либо мне все приснилось. А Теддер? Я села в кровати спиной к братьем и осмотрела себя. Никаких синяков, ссадин, царапин, ничего, абсолютно ничего. Да как такое может быть?
Рядом с моей лавкой стоит большой сундук с одеждой. Открываю, достаю нижнюю рубашку, теплое серое платье, чулки, платок на голову... мигом задрожавшими руками извлекаю то самое нарядное белое платье, вышитое бисером, аккуратно сложенное. Абсолютно чистое. Абсолютно целое.
Этого не может быть.
Убираю платье обратно, торопливо одеваюсь и выхожу во двор. После праздника - если праздник тоже не был продуктом моего больного воображения - деревня погрузилась в сон. Впрочем, животные не спали - мычали, лаяли, мемекали, кукарекали, как положено. Мне было чем заняться, и я принялась за работу.
***
- Тася... - отец непривычно смущен, мнется на пороге. - Тася, поговорить надо.
Любопытная мордочка Севера просовывается между косяком и отцовской ногой.
- А ну, брысь отсюда, взрослый разговор будет, - прикрикивает на него отец, подходит ближе, присаживается на сундук и сразу приступает к главному.
