твой я бы многое отдал. Ты мне сказала, что не стоит торопиться: Ещё успеем разбежаться и молчать. Но в тишине я не желаю раствориться, Мне о любви своей так хочется кричать...
И утром, когда послышался звук наковальни, Оливия чувствовала, что её сердце стучит в такт с его молоточком.
И закрутилась их любовь, как дивный танец, и жили они только ценными мгновениями этих встреч, и расставались с большим нежеланием.
Дни шли за днями, делясь на редкие яркие встречи наедине и на тусклые в разлуки, которые пролетели очень быстро в суете домашних дел.
Вечером она бежала на их тайное место и там попадала в крепкие объятия своего любимого.
—Люба моя! — шептал он в ночи.
—Любимый! — вторила она ему.
Ох, какие фантастические вечера с любимым рядом! Как хорошо нежиться в любимых объятиях!
Вздыхать его запах, который становится с каждым днём роднее и милее! Ах, эта любовь, как вальс! Закружит, увлечёт и унесёт!
Она сравнивала двух мужчин в своей жизни и видела их разницу.
Коленьку она сравнила с тихой рекой, которая ласково омывала, защищала и подпитывала их любовь всю жизнь.
Тимофея сравнила с огнём: горячим, неукротимым и колдовским, который заставлял кровь течь, как лаву по её венам, воспламеняя её желания.
Оливия пылала от его любви и жаждала принадлежать только ему всю оставшуюся жизнь.
—Ты только моя! — шептали его обжигающие губы.
—Я только для тебя, — припадая к ним, слышал он в ответ.
Маняша только улыбалась, догадываясь о её любви. И радовалась за девушку, желая только счастья ей с её избранником.
Оливия не знала, откуда об их встречах узнала деревня, но судачили кумушки о том, что ей, чужачке, удалось захомутать такого видного парня.
Некоторые смотрели на неё с завистью, а некоторые старались уколоть побольнее.
—Что он в тебе нашёл? Худая, как палка, — презрительно бросила ей при встрече дочь старосты Фрося.
Сама–то она была сдобной булочкой, в отличие от Оливии, только её склочный характер отпугивал всех женихов.
Оливия как раз выходила от старосты и в сенях столкнулась с ней.
—Наверное, то, что у тебя нет, — пошутила она, проходя мимо, и не видела злых глаз Фроси, провожающих её.
А Оливия летала на крыльях: ей не было дела до завистливых взглядов и пересудов в деревне.
Но взгляды всегда её сопровождали, если кто–то встречался на пути: некоторые были оценивающие, будто сравнивали себя с ней.
Только находили ли ответ: что же нашёл Тимофей в ней такого, что у них нет? Вроде и не красавица, а привлекла его.
Да и слух пошёл, что, возможно, и приворожила она его, вот он и не может на других смотреть.
Оливия только посмеялась на это, отвечая слишком злобной бабёнке:
—А в любовь здесь не верят? Или вы ядом все истекли, что вам познать любовь никогда не придётся, и замуж пойдёте не по своей воле? Что вам придётся век коротать с нелюбимым рядом? Сцедите яд и живите спокойно!
Может, и затихли немного слухи в связи с жатвой, но Оливия и здесь ловила на себе заинтересованные взгляды, особенно когда подходил Тимофей.
Он, правда, мало проводил время на поле, — в кузне была тоже горячая пора, но находил минутку здесь появиться, чтобы подточить косу.
В этот раз в поле вышла и Марьяша: им в обязанность вменялось подбор обронённых стебельков.
Оливия удивилась, увидев колосоуборочную машину. Она с большим интересом осмотрела её со всех сторон.
Эта жатка состояла из короба с гребнем на четырёх колесах. Причём задние были управляемы, а передние приводили в движение лопастный битер над гребнем.
—Поди, у вас в деревне таких не было, — с гордостью произнёс Филимон, заметив её интерес.
—Нет, не было. А как это работает?
— Колос попадает в щели между зубьями, а битер обламывает их лопастями и частично вымолачивает, после чего колос попадает в короб, — снисходительно объяснил он. — Сейчас пойдёт, и сама увидишь.
Оливия прошлась немного вслед за жаткой и посмотрела её работу, а потом встала в ряд со всеми.
Машина — машина, а собрать урожай надо вовремя, чтобы колосья не осыпались.
Вот тут–то и сработала человеческая злоба. Стоящая сзади жница всё норовила по ногам полоснуть, пока Оливия не повернулась к ней и не прошипела:
—Не гони лошадей, а то я поменяюсь с тобой местами, и уже останешься ты без пяток.
—Ишь ты, грозная! — проворчала та.
—А ты проверить хочешь? — оскалилась она в ответ.
То ли угроза, то ли здравый смысл взял верх, но больше её никто и не торопил.
Было, конечно, тяжело идти в ногу с теми, кто всю жизнь работал косой и на таких работах, но она не сдавалась и не отставала от ведущего.
Но падала без сил во время отдыха.
А бабы стали уважительно относиться к Оливии, видя её старание и выдержку.
И… немного сбавили темп: был такой бабий заговор против неё.
Осень, Осень золотая, Хорошо, что ты пришла! Ты и яблок, ты и мёду, Ты и хлеба принесла! Ух!
Рожь густая, золотая
В поле наливается.
С хлебушка душистого
Люди поправляются. Ух!
А пшеница золотая
Солнцем согревается.
Пироги, баранки, булки,
Ну, кому ж не нравятся? Ух!
Нет– нет да раздавалась частушка в поле, бабы улыбались, и работа шла веселее.
Ребятишки сновали по полю, собирая колоски за жаткой, или подносили воды желающим освежиться.
Погода стояла жаркая, только перистые облака тихо плыли по небу.
Даже лёгкий ветерок не приносил прохлады, только дождя никто и не желал.
Тугие колосья ржи тихо переливались, как шёлк на солнце, а долгожданный дождик для людей ему в данный момент был губителен.
Оливия не разбиралась в этом, но женщины просветили, что зерно от влаги может прорасти или может потерять клейкость, и придётся его сушить, или колосья могут упасть и уборка затянется.
Вот и собран урожай в поле, убран и весь огород, и лето с его хлопотливыми делами пошло на убыль.
Её даже не расстроила пошлина, которая увеличилась за счёт пополнения животных.
Наступала осень — пора свадеб и праздников.
И Оливия ждала дня, когда Тимофей с родителями появятся в её доме.
Уже с ним было всё обговорено: и день сватовства, и день свадьбы.
Только не доехали сваты до её дома.
Счастливая Оливия, принарядившаяся в красивое платье, ждала