не в состоянии выдернуть у себя из головы необходимую информации, что уж говорить про других.
Единственное, что меня бесило во всем произошедшем — очки! Точнее сам факт того, что теперь мне придётся таскать на носу выделенные штабом окуляры, которые жутко бесили и были совершенно неудобными. Элаиза предложила сходить в оптику и выбрать что-нибудь получше, но я лишь огрызнулась в ответ. Квадратное старомодное недоразумение в рожковой оправе, которое, кажется, носили ещё лет двести назад, было специально заговорённым артефактом, который должен был восстанавливать моё зрение даже в повседневной носке. Так что просто выкинуть на помойку подобного рода рухлядь, было нельзя.
Когда Готьеры, после часовой лекции о безопасности, наконец-то покинули мою квартиру, перед этим бесчисленное количество раз пытаясь навязать свою помощь и предлагая остаться у них, я выдохнула с облегчением. Зажигая свет во всех комнатах и забиваясь в любимый угол широкого шарообразного кованного кресла, подогнула под себя ноги и впервые за несколько недель перевела дыхание. Сердце медленно успокаивалось и переставало стучать загнанной в ловушку пташкой о костяной каркас рёбер. Теперь, когда я осталась один на один с собой, можно было как следует разложить все в голове.
Ещё несколько мгновений потерянным взглядом я осматривала свою собственную гостиную и думала над тем, что матушка в самом деле связана с Тёмным орденом. Иначе как ещё объяснить тот факт, что главарь прекрасно знал в каких условиях я проживаю. Лихорадочно ища несостыковки, я их не находила. Окна все так же зашторены плотными портьерами, журнальный столик, где все так же разложены документы, которые я составляла за день до похищения. Каждая мелочь лежала на законных местах и не выбивалась из идеальной и привычной картинки мира. Мой дом был иллюстрацией к параноидальным наклонностям. Выверенный и чёткий… Вот только я сама больше не подходила ему.
Даже спустя несколько недель, курс реабилитации и работы с психологами мне казалось, что закрой я на мгновение глаза, как все вернётся на круги своя. Вместо пижамы на мне окажется лишь изодранная форма. По голой коже поползут мерзкие и липкие прикосновения. Вместо тёплого света ламп наступит пугающая темнота, в которой пропадала даже иллюзия надежды. А тишину родного дома сменит мерзкий хохот и бесконечная череда похабных высказываний в мою сторону. И как вишенка на тортике пронзительный взгляд серых глаз, которые, казалось бы, пробирали до мурашек, залазили под кожу и расплавляли внутренности.
Я не замечала ничего вокруг. Ни того, как начал мерцать свет, поддаваясь моему волнению и бушующей в груди мании, ни как начинала дёргаться нога в конвульсиях, как запекло кожу, в тех местах, где чужие пальцы касались меня. В какой-то неопределённый момент времени все мысли сконцентрировались в одной точке и крутились лишь вокруг похищения и тех странных слов, которые я прочла для того, чтобы открыть шкатулку. А были ли они вообще для этого? Или в самом деле, несли в себе иной смысл? Постепенно все это превратилось в чёрную и зияющую дыру, затягивающую все дальше в полубредовый страх.
Но самый главный вопрос, который беспокоил и пугал меня: почему я в тот момент думала о том, что моя жизнь никчёмная и ненужная? По какой причине я решила, что никому не будет до меня никакого дела? Что если я исчезну и перестану существовать не будет людей, беспокоящихся обо мне и переживающих о гибели такой идиотки как я? Жизнь состояла из череды глупых решений, которые непременно складывались в общую картину, но я не позволяла себе даже на мгновение представить идеальный и счастливый мир. Даже если я одинока, у меня все ещё есть те, кому я нужна. И от этого нельзя было отмахиваться.
Начиная с того, что меня любила мисс Говер, коменданта с первого этажа, которая пропускала нас каждое утро на работу. А в канун Нового года она непременно пекла для меня шоколадные кексы и отдавала исключительно в руки, остальные же довольствовались морковными. И это в благодарность за то, что я каждый день проходя мимо непременно перекидывалась с ней парой фраз или просто разговаривала перед тем, как покинуть здание ФСБ. Женщине нравилось это, а я не настаивала и делала жизнь старушки, четь легче. Все же, когда твой единственный сын погиб, защищая родину, а ты не могла на это повлиять, хотелось все бросить, но её работа, спасала от дурных мыслей и делала женщину нужной и важной.
А ещё рядом со мной всегда были дети Готьеров. В отсутствие матери и при безалаберном отношение отца к их жизни, они привыкли во многом полагаться именно на меня. На крестную старшего из шестерых. Я, честно говоря, обожала этих проказников, которые ждали поступления в Высшую Школу Магического Искусства. Малышка Сирена и её близнец Тони всегда неохотно прощалась со мной, когда нужно было идти спать и тянулись к рукам, лишь бы продлить это чувство, живого и заботливого человека рядом. Всегда подбегали, чтобы обнять и прошептать: «ты самая клёвая тётя во вселенной». И от этого в груди что-то щемило и хотелось расплыться в самодовольной ухмылке.
К тому же у меня есть мать и бабушка с дедушкой, которых я видела нечасто, но каждый раз они бесконечно тепло встречали свою непутёвую родственницу. С бабушкой — разговоры до поздней ночи на увитой виноградными лозами веранде с видом на океан. С дедушкой же походы на пляж и новые попытки навязать мне сёрфинг и кайтбординг. Я каждый раз отказывалась и лишь смеялась, что не с моими кривыми лапками. Оставалась на берегу и наблюдала за тем, как ловко у деда в его девяносто шесть получалось оседлать тихие грозные гавайские волны.
Ещё у меня были друзья, в теории. Дима, с которым мы были в отношениях, чуть больше пяти лет, но так и не вывезли дружбу на новый более прекрасный этап. И это вовсе не пресловутая френдзона или нечто подобное. Просто в один момент мы поняли, что даже секс не может склеить то, чего нет. Это с Сашей, я сгорала как сумасшедшая, готова была раздвинуть ноги, хоть на его рабочем столе, хоть на диване в приёмной, хоть в номере дорогущего отеля на Ибице. С Димой такого не было. В те пять лет, что мы играли в любовь, постель для меня была холодной и больше напоминала пытку.
Расстались мы по обоюдному согласию и на мирной ноте. К тому же полгода назад Димка познакомил нас всех со своей невестой. Он светился так, как никогда рядом со мной.
