не смущать. Или все-таки сказать про свадьбу?
Михаил подумал и покачал головой.
— Не надо. Видел я, какими глазами он на нее смотрел. Это тоже один из доводов в пользу скорой свадьбы был. Приехал бы на Москву, огляделся, на царство венчался, потом о свадьбе бы говорить стали, династию укрепить надобно, наследники нужны. Вспомнил бы, и привезли бы ему Аннушку. Он упрямый, если что-то в голову возьмет, не выбить. Это только слухи, что им мать крутит. Он в малом уступает, в мелочах, а в серьезном деле насмерть стоит. Вот как с богомольем этим. Представляете, что было бы, избери он Анну! Марфа бы извела бы ее, издергала придирками. Взъярилась бы, что жена сына ведьма, скорее тебя она отравой изведет, чем ты ее! Не знают же, что она белая. Величайшая редкость нынче на Руси!
— Молодец, правильно мыслишь. Анна, выпила отвар? Тогда пошла я. Завтра еще раз урок повторим, не переживай, не так долго, просто ее действия с Михаилом, что бы проверить правильность, потом, прямо с утра — лечение всегда лучше утром проводить, полечишь отрока, день на принятия лечения. И можно ехать!
Ушла, оставила их наконец-то вдвоем. Но и после ее ухода Михаилу пришлось подробно объяснять молодой жене особенности строения мужского тела, причем интересовалась она с чисто медицинскими целями! Наконец, попросила посмотреть. Она же жена, ей можно! Михаил, стиснув зубы, позволил. Анна смело откинула полотеничко, и ахнула:
— Как же ты с этим со всем ходишь? Жутко неудобно же!
— Знаешь, жена, я тебе потом все еще раз покажу и объясню, а сейчас мне до разъяснений. То, что ты видишь, это результат вашей учебы. Твоих прикосновений. Просто ты, сама не понимая, привела меня в боевую готовность, и, пока я не удовлетворю свою страсть, он так и будет пребывать в боевой готовности!
— Подожди, я не поняла, ты вчера засовывал эту штуку в меня⁇ Она же мне там все порвала! Такая большая! А я даже не попросила бабушку посмотреть! Надо срочно ее вернуть!
— Анна! — он едва успел схватить жену за руку, — скажи, тебе вчера был очень больно?
— Нет, почти не было.
— А сейчас что-то болит?
— Нет, не болит, — она как бы прислушалась к себе — совсем не болит!
— Тогда что ты паникуешь? Да, вчера пришлось порвать твою девственную преграду, иначе я не смог бы проникнуть в твое лоно, и излить туда семя! Подумай, этим же путем появляется целый ребенок, как там может повредить что-то такой ствол? Все у нас Господом так устроено, что бы соединяться для продолжения рода, ничему в теле не вредя. Так что соединимся мы с тобой сегодня, как муж с женой спокойно. Препятствия у тебя больше нет, болеть нечему. А я постараюсь, что бы ты не только не боялась, но и поняла, как это приятно. Отвар Аглаин выпила? Права она, нельзя пока нам ребеночка иметь. Надо жизнь наладить.
После они лежали, обнявшись. Анна пристроила голову на плечо мужа, слушая, как бьется его сердце.
— Мишенька, любый мой, как я не хочу тебя отпускать! Там же до сих пор война. А ну, как убьют, или ранят? Может, все-таки возьмешь меня с собой? Я и за другим Мишей присмотрю!
— Аня, давай я честно признаюсь, какие опасности для меня имеются. Почему я за тебя боюсь! Только ты не пугайся, большинство не так страшны. Понимаешь, сейчас вот, Мишу выбрали царем. За него большинство было, но не все. Были группы, что руку других держали. Вон, поляка Владислава. Его бы и выбрали, и часть бояр ему уже присягала. Только его отец, Сигизмунд, слишком поторопился. Поняли наши бояре, что он не сына царем на Русь планирует, а сам править хочет. И латинские порядки нам навяжет. Вот и переметнулись к Мише. Но до сих пор есть люди, поляка поддерживающие. Так вот, я был к Михаилу приставлен и как учитель, сам-то он еле-еле грамоте обучен, но и как человек его отца. Будущего патриарха Филарета, что бы сохранить Мишу до принятия царского венца. И многим был как кость в горле. Подружились мы с ним, слушал он меня. Многие не знают его характера. Думают, что так, молодой, безвольный, а он, если что не по нему, упрется, и с места не сдвинешь! Вот и опасаюсь, что воспользуются недруги нашей поездкой в Тихвин, оговорят, что это я его подучил, ну и попаду в опалу! Вон, как сами Романовы, при Годунове. Убить не убьют, но в ссылку отправить могут. Вот и опасаюсь за тебя. Пока о тебе не знают, ты отсидишься здесь, в безопасности. А когда все на свои места встанет, я тебя разыщу и родителям представлю. Понимаешь?
— Миша, неужто в острог посадить могут? Или в монахи постричь?
— Посадят вряд ли, все же я чародей обученный, боевой, и не из слабых, да и слишком мелкая я сошка, что бы подстригать насильно. А вот отослать подальше могут, что бы Мишу от меня оторвать! У его матери родня большая, жадная, к власти рвутся. И не хотят, то бы отец его из польского плена живым вернулся. Он им руки-то укоротит! Ладно, хватит. Нам с тобой всего одна ночка осталась перед разлукой, а мы разговоры разговариваем. Давай целоваться!
— Ой, Миша, ой, я еще спросить хотела! Ой, охальник! Да что же это тако….
Михаил задул свечу.
Утром опять пришла Аглая, Анна урок повторила, косясь на полотенчико меж ног мужа. Все Аглая одобрила, оделись и пошли Михаила лечить. Тот обрадовался другу, попенял ему, куда пропал. Миша, смущенно рассказал, что боярыня Аглая на нем Анну учила, как его лечить, а спал он в бане, так как не хотел трех женщин смущать, раз совсем поправился. Тут Анна его прогнала за стол, там Гашка уже еду собирала, и подсела к Михаилу. Лечение началось.
Утром следующего дня Михаил встал с кровати, Вся болезнь ушла. Сердце билось ровно, колени не болели. Можно было ехать.
Ехать решили окраинами, подальше от тракта, так безопаснее. Мужикам пришлось рассказать, кого барыня укрывала. Прониклись, собрали небольшой отряд в шесть мужиков, здоровых, трое даже в походе с боярином побывали по молодости. Оборужились, бывшие вояки копьями и ножами, охотники — рогатинами. Оружие проверено, не только медведя взять можно. До полевых работ далеко еще,
