Оливия удостоилась хмурого взгляда высокопоставленного гостя, но невозмутимо улыбнулась ему. Сандар одарил дочку быстрой улыбкой и пригласил сесть к столу.
— Мидик, а вот и другие очевидцы события. Рокаэль был один из первых на месте и может подтвердить — кроме камней, орков и пыли, там не было больше ничего.
Рядом с Оливией сел Рокаэль, а следом за ним опустились на стулья рядом и остальная тройка снежных драконов.
Гость снежных драконов не мог похвастать ни разворотом плеч, пресущим драконом, ни ростом. Зато под его тяжелым взглядом остальные чувствовали себя значительно меньше. По крайней мере, Оливия так точно. Нет, это был не пренебрежительный взгляд. Скорее — пронзительный взгляд сильного душой существа. Сев напротив него, девушка в полной мере ощутила всю силу ауры гнома.
Интересно, он кто?
Сандар, как будто только что вспомнивший о приличиях, вновь надел невозмутимую маску и представил гостя своим драконам:
— Правитель Мирик, а это моя дочь Оливия, и мои самые надежные люди: Рокаэль, Навир, Алив и Дарис.
Все почтительно склонили головы, в жесте приветствия и почтения. Мирик ударил в грудь кулаком и чуть склонил голову. В этой встрече все было не по этикету, но всем присутствующим на это было глубоко плевать. Волновало другое:
— Там была одна из наших сокровищниц! И Вы своей магией взорвали её!
Ропот возмущения пронесся над столом. В этих горах даже духом гномьим пахнуть не должно, а не то, что сокровищницей! Эти маленькие проныры окутали все вокруг своей сетью! Рокаэль не знал, злиться ему или восхищаться наглостью гномов. Прятать свои цацки под самым носом ничего не подозревающих драконов!
Сандар обвел взглядом своих драконов, довольный реакцией, и усмехнулся:
— Вот и я о том же, — а потом перевел уже абсолютно серьезный взгляд на гнома и подался вперед. Глаза снежного лорда превратились в льдинки, и опасная улыбка исказила черты лица.
Почувствовал угрозу и Мирик. Он встряхнул плечами, немного сбрасывая напряжение, и сказал сквозь зубы:
— Их реакция ни о чем мне не говорит.
— И не должна. Я, вообще, задаюсь вопросом, не проверить ли мне весь периметр гор с помощью магии, — Сандар задумчиво посмотрел в окно. — Кто знает, какие сюрпризы могут нас там ждать.
— Неприятные… — с тихой ненавистью прошептал гном. Глубоко посаженные глаза буравили Сандара. Чувствовалось, что Мирику стоило огромных усилий не потерять лицо. Для гнома лишиться даже одного сундука с богатством было смерти подобно, а тут попала целая сокровищница.
— Значит, Вы полагаете, что мы уничтожили половину горы, преграждающую попаданию северных ветров в долину, связались с орками, а потом покромсали их только для того, чтобы забрать пару мешков золота? — сделал правильные выводы Рокаэль.
Мирик сжал губы и прищурился. Слова Рокаэля заставили его посмотреть на ситуацию с другой стороны. Когда ярость от материальной потери немного поутихла, в дело подключился разум. Поразмышляв, как следует, гном уже заинтересованно посмотрел на Рокаэля и спросил:
— И у кого же Вы, думаете, наши сокровища?
— А Вы не хотите объяснить, каким образом они оказались в наших горах? — Сандар пытливо посмотрел на Мирика, от пальцев, барабанящих об поверхность стола потянулись ледяные узоры, но тот не дрогнул.
— Ваша поверхность — небо, долина, воздух, в конце концов, а горы мы ни с кем и никогда не делили, — гордый представитель малого народа вздернул нос картошкой к потолку.
Сандар лишь хмыкнул, но промолчал. Строгие границы владений на поверхности касались всех, кроме гномов. С ними, вообще, было трудно иметь дело. Если все остальные расы стремились к торговле между собой, то гномы всегда придерживались векового уклада. Самобытные, четко организованные, они не терпели вмешательства извне в свою личную и политическую жизнь.
Гномья сталь обеспечивала все расы клинками, мечами и многим другим, но самое лучшее оружие было только у маленького народца. Свои секреты они рьяно охраняли, и никого не допускали в святая святых. Они сами выходили на поверхность при заключении сделок и следили, чтобы только гномьи ноги ступали по их туннелям и ходам.
Но больше всего Рокаэля поражало то, что делая такое потрясающее оружие, в руках они всегда держали топоры. Один гном как‑то давно сказал ему, что это дань традиции и мужчина тогда изрядно поломал голову, делая предположения различные предположения.
— Где сокровища? — переспросил у Мирика Рокаэль. — Явно не у орков.
Кустистые брови гнома взметнулись вверх.
— Вы отвергаете единственную версию, которая бы перевела все стрелки не на вас, — заметил Мирик.
— При взрыве использовалась замаскированная магия драконов, благодаря ей же, эти остолопы не полегли сразу же, прикрываемые щитами, — сказал Рокаэль. — Нам пока не удалось определить, кто приложил к этому свою руку. Но и Вам нужно копать глубже, и задуматься, кто и откуда узнал о вашей сокровищнице, если даже мы были о ней ни сном, ни духом.
— Кто‑то затеял игру, о правилах которой нам еще предстоит узнать, — сказал Сандар, глядя на задумавшегося Мирика. — И я готов предложить Вам и вашему народу пойти рука об руку в этой начатой войне, потому что что‑то мне подсказывает, что это все только начало…
— Мне нужно подумать, — хмурый гном встал и попрощался с Сандаром. Слегка кивнув остальным он вышел из кабинета, в котором на минуту повисла тишина.
— И чутье вряд ли Вас подведет, мой лорд. Нам отказали в продлении соглашения, — сказал Навир, и в глазах Сандара мелькнули молнии.
* * *
Щелчок замка родной двери показался Оливии музыкой. Уютная комната встретила девушку мягким светом луны, пробивающимся сквозь легкую ткань, закрывающую выход на балкон.
Прислонившись к закрытой двери, и стянув с себя ботинки, Оливия стремилась быстрее избавиться и от одежды.
Тяжелый день сказался на девушке, и пальцы, расстегивающие пуговицы куртки, подрагивали. Резинка для волос полетела в сторону, и Оливия с легким стоном запустила руки в волосы и помассировала голову. Казалось, само блаженство разливается из её пальцев, расслабляя тело.
— Лив! — резкий порыв ветра, и твердое тело впечатывает девушку в дверь. — моя Лив!
Вскрик потонул в жестких губах, накрывающих рот девушки. В нос ударил запах пороха и огня, взрывной, так недавно еще будоражащий каждую клеточку тела Оливии. Теперь ему нечего было волновать — сожженная степь любви лишь шипела от раздражения.
Оцепенение, сковавшее девушку в первые секунды, отпускало. Губы мужчины терзали, требовали, взывали к отклику, а получили укус за свою дерзость. С усилием потушив начавшие тлеть угли ответного чувства, Оливия с ненавистью прошептала:
