— Не в последний раз, а в тот, первый, на корабле. Это я виноват, что он утащил Асхелеку. И теперь она может погибнуть из-за того, что я решил что-то доказать себе и команде, — с тоской заметил Тхорн.
— А по-моему, ты просто преподносил урок ублюдку. Это твоя обязанность как командира корабля, и мы оба это знаем. Как, впрочем, и вся команда.
— Но я сделал это не потому, что преподносил урок. Он просто оскорбил Асхелеку, и я… мне было приятно начистить ему рожу.
— Тхорн, — устало заметил Дейке. — Хватит заниматься самобичеванием. Это не твой стиль. Вставай, чего разлёгся? Надо её найти.
— И ты не собираешься усыплять меня?
Тхорн резко сел, его глаза, секунду назад бесконечно уставшие, вспыхнули, словно в нём только что заменили аккумуляторную батарею.
— Что я садист, что ли? Я ж вижу, что ты успокоился уже. И к тому же ты всё равно не поспишь нормально, пока Асхелека там.
— Дейке, — позвал Тхорн, поднимаясь с кровати. — Я сказал, что беру свои слова обратно, насчёт того, что ты настоящий друг…
— Не начинай снова, — отмахнулся капитан. Он изо всех сил держал лицо, пока они выходили из каюты и шли по коридору, но ближе к выходу с корабля, не удержавшись, хмыкнул и закашлялся. И в тот же миг получил весьма ощутимый удар локтем под рёбра от настоящего друга, который только и ждал этого смешка, чтобы врезать.
Эльтесеин. В тот же день.
Самые спокойные часы, наступавшие глубокой ночью, он обычно использовал для отдыха, но в тот вечер ещё долго оставался на корабле, убеждаясь, что с Ариадной всё в порядке. Ему хотелось быть рядом до утра на случай, если он понадобится ей, но он был в ответе и за других людей, поэтому пришлось лететь в ночь.
Бесшумный круг над безымянным шаггитеррианским посёлком и сканирование местности сразу дало всю необходимую информацию. Уровень агрессии местных в норме, дежурные на местах и не спят, рыженькая девушка по имени Асхелека по-прежнему в плену, но здорова и не нуждается в экстренной помощи. Стало немного спокойнее. Удалившись на расстояние более десятка мер от жилых поселений, Эльтесеин поймал восходящий поток воздуха и полностью расслабился, гася сознание.
За несколько секунд оно полностью очистилось от образов, и он остался наедине с тёплым ветром, звоном в ушах и ощущением лёгкости в теле, которое усиливалось с каждой секундой. Очень скоро он перестал чувствовать тело вовсе, а изображение в глазах поплыло, и перед ними трижды мелькнуло нечто, что он называл про себя барьерами реальности. Всегда три — последовательно мелькнут, сердце ёкнет — и он уже там.
Огромное и почти невесомое, быстрое, идеально управляемое тело дракона — и такая же гибкая, мощная психика, более совершенная, чем человеческая. Обратившись, он мгновенно получает доступ к памяти — настоящей, глубокой, той, которую не может вместить человеческое сознание. Он помнит сотни лет жизни дракона, и тысячелетия до. Он знает, где находятся следующие барьеры и как их пройти, чтобы слиться с Вселенной — но оттуда обратного пути нет, и идти туда ещё не пришло время. Ещё не скоро.
Эльтесеин медленно выдыхает, преодолевая за один выдох десятки мер — и сразу чувствует ту, ради которой обратился сейчас. Плавно разворачивается в воздухе и летит к ней, сокращая огромное расстояние стремительно, но аккуратно выстроенным маршрутом — так, чтобы миновать все жилые зоны и никому не причинить вреда. А затем пару часов скользит над морем, пока не показывается кромка другого материка — безжизненного и потому удобного для воздушных прогулок драконов.
Почувствовав её совсем рядом, он снижается, и вот они уже летят крыло в крыло. Две огромных тени скользят по обледеневшей пустыне, и ей ещё нужно время, чтобы завершить мягкий выход из медитации.
— Ты в порядке? — спросил он телепатически, когда почувствовал, что Коэре, наконец, с ним. Изящная, коричнево-зелёная драконица, уступающая ему размером и телепатическими способностями, зато не уступающая упрямством. В последнем она, пожалуй, даже превосходила его — как, впрочем, и положено младшей сестре.
— Сейчас — да, — отозвалась она.
— Ты почти не бываешь в горианском теле.
— Мне нравится летать здесь. Пока мы на Шаггитерре, этим стоит пользоваться.
— У тебя и на Горре будет возможность.
— Мне скучно здесь.
— Тебе больно.
— Отстань. Я контролирую себя.
— Коэре, ты полгода без лечения.
— Я сама решу, когда пора.
После её резкого разворота в воздухе Эльтесеин на секунду отстал, но тут же фыркнул и скорректировал направление, догоняя:
— Ты не здорова. Ты не можешь здраво мыслить.
— Потому что ты выдернул меня, когда я была не готова! — огрызнулась она.
— Не готова? — Эльтесеин снова фыркнул. — Твоя жизнь на Октиании была похожа на ад!
— Но это была моя жизнь! И я хотела быть человеком!
— Ну, так и будь им. Обращайся в горианское тело и привыкай. Мы скоро отправимся на Горру, осталась максимум неделя.
— Я хотела вернуться, Эльтесеин, — с горечью ответила она.
— Опять ты за своё. Коэремра, очнись, — чуть жёстче, чем до этого, одёрнул он. — Ты драконица, высшее существо. Ты была на Октиании только для учёбы и сбора информации. Эта дикая планета совершенно не подходит тебе для жизни. Горра — другое дело, это телепатическая высокоразвитая цивилизация.
— Но я привыкла жить на Октиании.
Малейшая слабость, беспомощность в её эмоциях — и он не смог устоять, мгновенно смягчаясь. Раскинув крылья, Эльтесеин без слов спланировал ниже и позволил ей лечь себе на спину, мягко покачивая. Какое-то время они помолчали, пока Коэре жадно вбирала в себя энергию от его сильного, позитивно заряженного тела.
— Тебе тяжело, малыш. Потому что ты всё ещё отождествляешь себя с октианкой — слишком привязалась.
— Думаешь, я не понимаю? — спросила она, поддаваясь в ответ на его заботу. — Я знаю, что почти сошла там с ума. Я стала совсем слабой. Иногда мне кажется, что моя жизнь там — дурной сон, я даже вспоминать не хочу. Сама себе противна.
— Это была не ты, зелёные крылышки.
— Не совсем я. Но всё же я, — возразила она. — Я — без памяти, я — без знаний. Когда у тебя всё в порядке, кажется, что верить в себя очень легко, но если ты не знаешь, кто ты…
— Это нелегко. Быть человеком — вообще непросто, ты это знала с самого начала, просто забыла.
— Ты не понимаешь, Эльте. Я ненавидела себя, буквально ненавидела. А что может быть хуже ненависти?
— Ты просто влюблена — это сбивает с толку.
— Была влюблена, — поправила она, словно обжегшись. — Он всего лишь дикарь. Червяк. Бескультурное, необразованное, неразвитое телепатически и недостойное создание.
