Rein Oberst - Чужой для всех. Книга 2

Степан не раздумывая, бросил в окно свой ранец и, сгруппировавшись, со стола пригнул вперед. За ним выскочил и майор Ольбрихт, не забыв свою трость, подарок Вейдлинга. Добежав до сваленного и поджаренного словно мамонт, паровоза, они поняли что произошло.

Впереди находился небольшой железнодорожный мост через реку. Партизаны хотели подорвать поезд, когда тот должен был проходить по нему, но что-то у них не вышло. На мину наскочила впереди приставленная полуплатформа.

-Уходим вниз к реке, — быстро скомандовал Франц, — там за рекой в пяти километрах полевой аэродром. Перед отъездом я просматривал карту. Это, похоже, мост через реку Щара.

-Подождите, господин майор. Одну минуту,— Криволапов остановился.

-Что еще случилось, Степан? — возмутился Франц.

— Вы идите, я вас догоню. Надо лесным братьям пощекотать нервы. Руки прямо чешутся. Это надо же так испоганить первый за четыре года отпуск, — Степан зло сплюнул.

-Степан, — Франц в упор посмотрел на Криволапова. Их глаза встретились, — береги себя, ты мне дорог.

-Спасибо, господин майор, я буду помнить об этом. — Степан сделал шаг вперед и протянул командиру руку. Франца не смутила фамильярность подчиненного, слишком много было пережито вместе. Он ответил крепким рукопожатием. — Догоняй, я буду ждать.

-Не беспокойтесь, я живучий. Вы же знаете. Вы еще станцуете танго на моей свадьбе. Все бегите.

-Пусть господь охраняет тебя, — махнул рукой Франц, сжатой в кулаке, — встреча в условленном месте,— и скатился с насыпи.

Криволапов, пробегая, видел возле разбитой полуплатформы разметанный пулеметный расчет. Простившись с Ольбрихтом, он кинулся к пулеметчикам. К его счастью MG-42 уцелел. Подхватив автоматическое оружие, пару гранат он добежал до насыпи у моста. Найдя несколько целых мешков с песком среди разбросанных сильнейшим взрывом и быстро подтащив их в одно место, он образовал огневую точку и прилег, установив пулемет на сошки. Партизаны заходили с хвоста поезда, пытаясь перерезать путь отхода раненным и уцелевшим немцам, убегавшим к реке.

-Эх, братки, браточки, ну зачем вы испоганили мне праздник,— заговорил сам с собой Криволапов, устанавливая прицельную планку и отводя предохранитель. — Я же вас не трогал, и знать не знал. Я в Европу ехал, а вы меня мордой об тамбурную стенку. — Степан прицелился и дал длинную очередь по мелькавшим фигуркам партизан. Те залегли, увидев грозного противника, перенесли свой огонь на него. — Фьють — фьють засвистели пули вокруг. — Ух, — рявкнула малокалиберная пушка. Толщи воды сзади взметнулись над рекой. Степан молчал и поджидал, когда деревенское воинство подойдет поближе. — Вот сволочи, получайте. Это вам за недопитый первач! — он плавно нажал на курок и короткой очередью отсек партизан пытавших его окружить. — Это за мои страдания в детстве! Это за мамку и батяньку! — Несколько партизан упало. Атака вновь захлебнулась.

Бешено и плотно стальные осы все ближе, ближе и прицельнее подбирались к нему. — Фьють, фьють, — и пилотка, его ухарски заломленная пилотка, улетела к мосту. — О-го-го, как жарко. — Фьють, фьють, — песок засыпал глаза. — Пора уносить ноги,— мелькнула уже по настоящему трезвая мысль в его голове. — Майор уже добрался до реки. Пошел и я. А то танго на моей свадьбе будут танцевать черти.— Степан дал длинную настильную очередь и пулемет заглох. — Все! Баста! Приехали! — Он решительно отбросил от себя оружие. — Получите подарок от Тамбовского волка и распишитесь. А, это братки вам за гостеприимство, — он с силой швырнул две гранаты в сторону первого вагона, увидев ползущих к нему партизан, — и кубарем скатился с насыпи вниз, догонять Франца.

ГЛАВА 6

3 июля 1944 год. Москва. Лубянка.

На следующий день после совещания у Сталина, Лаврентий Павлович Берия, с присущей ему необузданной энергией и темпераментом, принялся выполнять очередное поручение Верховного главнокомандующего. Что характерно было для него, какое бы задание он не получал от вождя, во всем он хотел разобраться досконально и точно, насколько позволяли ему образованность, природная интуиция и помощники с их разветвленными отделами и выполнить его в строго указанные сроки. И здесь была не столько боязнь за свою репутацию перед Сталиным, тот мог его выдернуть и спросить по любому порученному заданию, у вождя была великолепная память, а прежде всего та не показная ответственность за это порученное дело и способность доводить его до конца, подкрепленных высочайшим организаторским даром.

Абакумова Берия вызвал на 10 утра, заранее предупредив собрать все имеющиеся сведения на тот момент об 'Арийце', но и у него к этому времени на столе лежала небольшая докладная записка по линии НКВД. Просмотрев ее, Берия мысленно подумал,— не густо, однако. Видно крепкий орешек этот 'ариец'. Ничего разберемся. Ну, Абакумов, Абакумчик, тоже хорош гусь, полез к Верховному, не показав ему 'непонятное дело' об Арийце. Непонятное, то есть странное, загадочное или непонятое людьми Абакумова? Конечно непонятое. Выскочка! Хочет выслужиться перед хозяином. Холуйская душа. Куда ты денешься без меня. Я тебя выдвинул, я тебя и ..., -но не успел он развить мысль до логического конца, как к нему позвонил секретарь о прибытии комиссара госбезопасности 2-го ранга Абакумова.

— Пусть войдет, — коротко сказал Берия и вышел из-за стола. — Заходи дорогой Виктор Семенович, — с показной вежливостью, с некоторым подобострастием, встретил начальника главного управления контрразведки (Смерш) Наркомата обороны Берия, пожав некрепко руку. — Присаживайся. Может вино, фрукты или коньяк? Знаю, балуешься им один в кабинете после рабочего времени. Любишь хороший 'Арагви'.

Абакумов вскинул брови, его несколько удивил и даже озадачил слащавый тон разговора Народного комиссара внутренних дел. — Спасибо Лаврентий Павлович, ни то и не другое.

-Как хочешь. А я не отказываю себе в бокале хорошего кахетинского вина во время обеда.

-Вы знаете мои принципы, Лаврентий Павлович, если пить, то стаканами, если рубить, то сплеча. Пару стаканов коньяка накатишь после трудового дня, и душа отходит, легче становится.

-И часто приходиться душу отпаивать? — через пенсне в упор на Абакумова уже смотрели холодные, непроницаемые, далеко неприветливые глаза второго лица страны.

Абакумов вздрогнул, настолько поразительны были перемены в настроении Берия. Он понял, что тот хочет заманить его в одну из своих словесных ловушек и затем, нанести удар, подмяв его волю. — Товарищ народный комиссар, — официально обратился к наркому НКВД Абакумов, — давайте перейдем к делу. Вы ведь для этого меня вызвали. А, наши грешные души пока оставим в покое.