Расправившись с едой, я вновь прогулялась по дому, в душе надеясь, что сейчас, когда руки почти опущены и хочется взвыть от отчаянья, я смогу найти что-то полезное, на что в первый раз не обратила внимание. Но мне снова не повезло.
Вернувшись на кухню – это единственное место, которое меня притягивает в этом доме – я села за стол и сделала бух – опустила голову на гладкую крышку стола и раздраженно засопела. Не хочется признавать, но похоже из этого места мне не выбраться, разве что у Арарса ненадолго зажжется здравый смысл или те, кто его ищут, наконец-то найдут этот дом и… А что они сделают со мной? Хочется верить, что мысли о том, что я помощница или соучастница у них не возникнет. Хотя с зельем правды они сразу узнают, как все было… Если только у них нет приказа убить подозреваемых на месте.
Я снова тяжело вздохнула и испытала сильное желание взвыть лесной нечистью от тоски и скуки. Все что в этом месте только можно было сделать, я уже сделала и чем еще занять себя я даже не представляю. Мне кажется, в месте, в котором даже библиотека пустая и ты единственная живая душа, можно очень быстро пасть от руки убийственной скукотищи. Здесь я могу поговорить только со своим отражением в одном из мутных зеркал или с картиной, но это уже в крайнем случае.
И вот лежу я уткнувшись лбом в прохладный стол и понимаю, что если утром хотела чтобы Арарс провалился куда-нибудь подальше от меня, то сейчас, засыпая от окружившей меня тишины, я была бы очень даже рада его присутствию. Ну невозможно в этом мрачном, подавляющем месте долго находиться одной, оно так давит на меня, что я невольно начинаю думать о не очень хороших вещах. Я так понимаю, что развлечений здесь всего три – поспать, покупаться и поесть.
Кажется, я знаю, что буду делать. Раз выбраться из этого места самой у меня не получится, то я буду так доставать Арарса, что он сам захочет от меня избавиться. И вообще, как у него хватило ума притащить якобы свою женщину в такое место? Или это у него стратегия такая? Раз ей здесь заняться нечем и поговорить не с кем, то она будет рада и его присутствию, и сама потянется к своему похитителю.
Придушила бы гада, были бы только силы. Нет, ну он когда вернется, то точно схлопочет вон той соблазнительной кастрюлькой по голове, а потом я такой скандал закачу, так визжать буду, что он даже удовольствие испытает, вышвыривая меня из своего дома. Правда насчет этого у меня все же есть сомнения, я про то, как он отреагирует на это, не переклинит ли его так, что он постарается грубой силой показать мне, как я должна вести себя с ним. Все-таки если он разозлится, защититься от его злости у меня не получится. Хотя ладно, лучше хоть что-то сделать, чем смириться с такими условиями. Зато так я сразу пойму, что можно ожидать от этого мужчины.
Но Арарс не пришел. Его не было ни вечером, ни ночью, ни следующим утром. Прошло больше суток, а мой похититель так и не показался и это не на шутку испугало меня. Теперь я только и думаю о том, что его могли схватить или убить. И боялась я не за него, а за себя, потому что кто как не этот сумеречный может вытащить меня отсюда? Я ведь от одиночества с ума сойду! Хотя нет, тут я не права, сойти с ума я не успею, я ведь раньше, чем это произойдет я просто умру от голода и все. Еды на кухне, конечно, не мало, Арарс запасы сделать успел, но у всего есть конец, а тем более у еды, которая из-за моего стресса стала слишком быстро исчезать.
После трех дней одиночества и поглощения всего, что с виду съестное, паника усилилась, неизбежно приближаясь к своему пределу. Гробовая тишина, царившая в этом двухэтажном гробу, сводила меня с ума, и я уже терялась во времени, ведь мне все настойчивей начинало казаться, что я нахожусь здесь намного дольше. Я хоть и следила за временем благодаря огромным, старинным часам на первом этаже, беззвучно отсчитывавшим минуты, но каждый раз просыпаясь. Мне то казалось, что я спала всего-то пару часиков, то, что я не вставала с кровати как минимум сутки, настолько мое тело было разбито сонливостью и слабостью. Ну что ж, теперь я знаю какого это быть похороненной заживо в огромном, обустроенном гробу.
Проснувшись на четвертое утро, а может и вечер, я все-таки и правда немного запуталась, я не хотела открывать глаза, ведь открой их, я опять увижу ту же самую, выводящую меня из себя, черно-бордовую картинку, жуткую, но вместе с этим грустную. Никогда не думала, что тишина может так давить на человека. Я ощущаю ее как нечто материальное, сгустившееся в воздухе, как нечто, что не дает мне вдохнуть полной грудью.
Хочется плакать. А еще у меня появилась мысль, что лучше уж попробовать пересечь Алую Пустыню, чем медленно сходить с ума. Слезы все же наполнили глаза и я, уткнувшись лицом в черную подушку, уже приготовилась разрыдаться, проклиная Арарса и всю его родню, когда в этом царстве тишины и пустоты, я впервые отчетливо ощутила, как сумеречная магия аккуратно разрезает пространство.
Я вздрогнула, услышав чьи-то мягкие шаги у моей кровати, тихие, но для меня прозвучавшие громче горна. Резко сев, я пошатнулась от легкого головокружения, но оно не помешало мне еще куда резче обернуться, чтобы встретиться взглядом с блестящими, черными глазами.
Арарс стоял в каком-то метре от меня, весь такой красивый, причесанный, разодетый и крайне чем-то довольный – судя по изогнувшимся в улыбку тонким губам. В своих темно-синих брюках, белоснежной туники, оттеняющей его смуглую кожу, и расшитой замысловатым, синим узором, с перекинутой через плечо курткой, соответствующей тону брюк, он казался радужным пятном в этом черно-красном мире. Да и представить, что этот дом, эта крепость скуки и отчаяния, может принадлежать этому уверенному, дышащему жизнью и силой мужчине, просто невозможно.
Тонкие губы разомкнулись, показывая ровные белые зубы, но прежде, чем хоть одно слово успело с них сорваться, я не своим голосом прошипела:
– Я тебя убью.
Темные брови вмиг удивленно изогнулись и не успел Арарс в полной мере осознать, что его сейчас ждет, я с необычайно для себя скоростью выпрыгнула из кровати и стала изо всех сил бить кулаками по его груди, еще и пару раз удачно дотянувшись до подбородка. Руки горели огнем, но я неустанно молотила ими по мужчине, который заставил меня несколько дней медленно гаснуть в полном одиночестве. И пусть только заикнется хоть раз, про свою любовь и прочую ерунду. Это не любовь, это какое-то больное издевательство!
Меня, к счастью, не останавливали, позволяя беспрепятственно себя избивать, но я думаю, что для такого громилы мои удары не страшнее комариного укуса и это злит меня еще больше. Хотя куда уж больше, у меня и так такое ощущение, что у меня изо рта вот-вот огонь начнет вырываться.
– Такими темпами убивать меня придется долго, – мягко произнес мужчина и погладил меня по голове.
Зря он это сделал, лучше бы молча стоял и не двигался, потому что за эти четыре или сколько-то там дней одиночества, я накопила столько энергии, которая так и не смогла даже в скудном объеме найти выход, по простой причине того, что мне кроме как бродить туда-сюда заняться было больше нечем, что сейчас внутри меня поднялась опасная буря.
– Не смей прикасаться ко мне! Не смей! – зло прорычала, с удвоенным рвением приступив к избиению мужской груди. – Как ты только посмел оставить меня здесь одну на несколько дней? Как ты вообще посмел притащить меня сюда? Да кто ты вообще такой, что посмел распоряжаться моей свободой? Да я чуть с ума не сошла от одиночества! Да ты хоть знаешь, что моим развлечением было считать узоры на обоях в этих покоях! Я уже стала думать, что ты не вернешься и я останусь здесь одна! Ты хоть понимаешь… понимаешь… Как же я тебя ненавижу! Ты… ты… – Мой голос резко надломился и я в последний раз с силой ударила Арарса кулаком. От столь долгой, надрывной тирады, произнесенной на одном дыхании, у меня легкие взвыли от боли и пришлось ненадолго успокоиться, чтобы восстановить дыхание.
