Я ей рассказал. Но она все равно выбрала его. Его! Короля, погубившего ее семью! Как она могла влюбиться в него? Она даже рассказала ему, как получить Манускрипт. Она всерьез заявила мне, что вражда их семей давно окончена и он сделает ее королевой. Она будет править страной, и ей больше никогда не придется прозябать в нищете. Зачем ей нужен какой-то безвестный ученый, когда есть король? – Мастер Юн улыбнулся опасной улыбкой. – Ты мог бы быть моим сыном. Тебя не удивило, откуда я столько знаю о тебе? Все эти годы я малодушно посылал призраков следить за тобой. Я так надеялся, что ты вырастешь жестоким и уродливым. Представлял избалованного глупого самодура, который может только приказывать и наслаждаться кровавыми развлечениями. Я молился, чтобы ты был именно таким. Но день ото дня ты заставлял меня ненавидеть самого себя. Тебе не просто дарована недоступная человеку красота. Ты умен и талантлив. Владеешь боевым искусством и лишен тщеславия. Твой отец отобрал у меня не только любимую женщину, но и желанного сына. Но меня всегда утешала мысль, что я все же смог на тебя повлиять. – Он снова улыбнулся, и рисунок полностью скрыл верхнюю часть его лица, превратившись в маску, которая искажала каждую эмоцию. – Твой учитель литературы и каллиграфии, знаменитый поэт королевства, мастер Чжицзян…
Я не смог удержаться. Рассмеялся, понимая, что, сам того не ведая, всю свою жизнь был в ловушке еще и этого человека. Хоть кто-нибудь относился ко мне без ожиданий и корысти? Хоть кому-то я был интересен сам по себе?
Боги, за что вы так со мной?.. Конечно, такой человек был. Созданный, должно быть, самым коварным божеством. Рэйден… Вечно всем недовольный лекарь. На него не действовала ни моя красота, которую все вдруг начали восхвалять, ни мои знания, которых в его глазах, должно быть, не хватало. Для него я был лишь столичным избалованным невежеством, привыкшим раздавать приказы направо и налево. Таким, каким меня желал видеть мастер Юн. Рэйден же не ждал от меня ничего. И это делало меня счастливым. Заставляло стараться стать больше. Ради него.
– Он был выдающимся ученым и моим верным другом. Настолько верным, что по моей просьбе оставался подле тебя до самой своей смерти. Он научил тебя языку Мертвой Алхимии и стихосложению. Поведал тебе тайны владения кистью для каллиграфии и познакомил с картинами и стихами. Научил разбираться в войне и искусстве. Он учил тебя любить все то, что любил я. Мои любимые стихи. Мои любимые сюжеты в живописи. Мою манеру каллиграфии, которая становится и манерой боя. Так я мог понемногу красть тебя у твоего настоящего отца и делать своим сыном. Так я мог быть связанным с твоей матерью. Через тебя. Я имею больше прав называть тебя своим сыном, чем он. И, конечно же, я помогу моему дитя найти Манускрипт и взойти на престол…
Тысячу мыслей в моей голове заволокло туманом. Я старался, но не мог ни о чем думать. Что я должен чувствовать, услышав это признание? Что нужно делать? Как себя правильно вести? Броситься на мастера Юна, обвиняя в том, что лишил меня самого себя? Или поблагодарить за то, что дал мне шанс выжить во дворце?
Правда состояла в том, что я не испытывал ни одного из этих чувств. Ни ярости, ни благодарности. Мать приучила меня: никому не доверять, ждать от всех подвоха и быть готовым к тому, что однажды кто-то захочет вонзить мне в спину нож. А значит, я не должен доверять никому настолько, чтобы оставить его позади.
История матери и мастера Юна меня никак не касалась. Кроме того, что оба использовали меня. Мать – чтобы отомстить отцу за нелюбовь и получить давно желаемый ее кланом престол. Мастер – чтобы напоминать ей о себе, через меня.
И что я теперь должен делать? У меня своя жизнь, в которой и без того все непонятно и запутано. Я не могу бросить свою страну, но и быть заложником трона не хочу. Уже сейчас я предчувствовал, что до самой смерти буду сражаться с обстоятельствами и напрасно пытаться избежать участи всех королей. Но я не могу смириться с уготованной мне судьбой. Получить Рэйдена и престол – вот моя цель. И неважно, какую цену придется заплатить за ее достижение.
Мастер Юн вдруг рассмеялся.
– Василиск был неправ. Ты не камень. Ты – демонов кусок льда!
И в чем он меня обвиняет?
– Ваши призраки ведь следили за мной. Вам должно быть известно, какой я.
– Ты не был настолько бесчувственным.
– А что я, по-вашему, должен сделать? Наброситься на вас и попытаться убить за нанесенное оскорбление? Ну так я даже приблизиться к вам не смогу – моих навыков для этого недостаточно. Разрыдаться от благодарности, что вы заменили мне отца? Но мне совсем не хочется плакать. Так как мне должно поступить, мастер Юн?
Его лицо сделалось задумчивым. И хоть по губам блуждала кривая усмешка, я видел, что он серьезен как никогда.
– Теперь понятно, почему ты никак не можешь постигнуть наше боевое искусство. Тобой руководит лишь разум. Но иногда этого недостаточно. Ни один военачальник не возьмет крепость, если не будет обладать воображением. Ни один подвиг не будет совершен, если у героя не будет ради кого его совершать. Здесь ты можешь позабыть о своем разуме. И позволить себе думать о том, кто завладел твоим сердцем. Никто не станет тебя осуждать за любовь к мужчине. Здесь ты сможешь позволить своему сердцу быть с ним.
– У меня не получилось совладать с деньгами мертвецов и соломой.
Мастер раскрыл веер.
– Но есть еще веер. Отчасти ты ведь мой сын. Мне следовало догадаться, что тебе подойдет то, что подходит твоему отцу.
Позволить себе думать о Рэйдене?.. Позволить себе мечтать о нем и разрешить этим мечтам завладеть сознанием? Запустить их в свой мозг и придумать сотни подробностей нашей возможной жизни? Насколько больно мне будет выныривать из них? Насколько сложно будет вернуться в реальность?
– Сможешь попасть туда?
Мастер указал на беседку посреди озера.
Ни моста, ни пирса, ни деревянных свай – ничего, что помогло бы дойти до беседки, не было. Видимо, нужно было использовать свои навыки. Я прикинул расстояние.
– Думаю, смогу.
– Ну, тогда вперед.
Легко оттолкнувшись от земли и крутнувшись в воздухе, мастер взмыл ввысь и по плавной дуге долетел до беседки.
Мне потребовалось приложить больше усилий и воспользоваться опорой. Где-то на середине пути я опустился, заставляя
