отправились искать Банни…
– Факт! – пристукнул по столу уже бурый от невозможности выпить грозный Фармазон. – И если вы сейчас же не опрокинете со мной по маленькой в честь великой Сейлор Мун… ух, я!
Ангел махнул рукой, мы выпили, и оба отодвинули стопки – нам на сегодня достаточно. Чёрт скривил губы, но особенно не огорчился, он уже привык доканчивать бутылку в одиночку.
– А почему…
– Вот это, Серёжа, я и сам не знаю. – Ангел развёл руками, прекрасно понимая мой неоконченный вопрос. – Как, почему, в честь чего эта маленькая, наивная девчонка, не научившаяся ещё толком красить ресницы, вдруг перевоплотилась в Сейлор Мун… Откуда рядом взялись другие воины в матросках и этот скромный юноша в чёрном… Чудо? Воля провидения? Волшебная иллюзия? Боюсь, мы можем гадать долго…
– Да уж… – улыбнувшись, согласился я. Такие метаморфозы недоступны моему разумению. Там, в преисподней, я лишь стоял, опираясь на холку жены, смотрел, как четыре девочки и наша двоюродная сестра наводили в пекле свой порядок. Они управились минут за пять и исчезли так же неожиданно, как и появились. Банни мы подобрали в сторонке, совершенно обессиленную, но счастливую. Выходит, Велиар чего-то не учёл… Таинственной силы девичьей души, всем сердцем ждущей чуда! Наверное, наша сестрёнка и в самом деле не совсем обычная девочка… Всё, я сам уже путаюсь в том, кто же из них кто – Татьяна, Банни, Сейлор Мун? Вот она проснётся, надо будет спросить…
– Всё равно как-то сумбурно и простовато. – Я обернулся к ангелу. – Не хватает философичности и глубины.
– Ну, не всё же Кастаньеду разыгрывать… Мы-то знаем, как всё происходило, а лгать самим себе грешно и глупо.
– О, Сергунька! – неожиданно вспомнил Фармазон, роясь в балахоне. – Я ж тебе тут сувенирчик в киоске захватил. На! Пиратская копия, но, в общем-то, вполне прилично…
Я взял из его рук закатанную в плёнку видеокассету. С яркой обложки на меня смотрела длинноногая блондинка в мини-юбке, с огромными голубыми глазами.
– «Сейлор Мун и воины в матросках»… Спасибо, завтра же посмотрю… или уже сегодня? Половина первого, значит, сегодня. В обед мы с Наташей едем в лагерь, надо забрать Фрейю на выходные.
– Так, так, так… – Первым сориентировался нечистый. – Значит, если я хоть в чём-то понимаю, ты намекаешь на то, что в ваше отсутствие мы с Цилей должны присматривать за Банни?! Так имей в виду, я занят!
– Но… мы с Наташей ещё не обсуждали этот вопрос…
– Я занят! У меня свидание! Имею я право на личную жизнь?! – Нечистый выудил из рукава поляроидную фотографию рыженькой кокетки с рожками, нежно поцеловал и ещё раз напомнил: – А с этой вашей двоюродной сестричкой я в доме один нипочём не останусь!
Я развёл руками, виновато взглянув на Анцифера. Тот деликатно откусил кусочек салями, прожевал, кротко посмотрел на меня и так же скромно кивнул:
– Я… присмотрю за ней, Серёженька. Девушкам её лет опасно оставаться без сопровождения, Петербург полон искушений. Мы можем сходить на концерт органной музыки, посетить выставку икон в музее Бенуа, зайти на кладбище знаменитостей в Невской лавре…
– Ша! Ты что ж это творишь, соловей приблудный?! Раскукарекался тут, как павлин в инкубаторе: я ей то, я ей сё… Ты с Натулькиной родственницей охмуряться зафинтилишь, а я дома телик с тропиканками смотреть буду?! Не выйдет, Циля… Идём оба!
– Но… но… но, я буду протестовать! Зачем ты нам нужен?
– Ах, вот оно как! Зачем нужен, значит… ага!
Дальнейшее развитие извечного диспута Добра и Зла уже не нуждается в описании. Я оставил близнецов на кухне и тихо вернулся в спальню к жене. Наташа безмятежно спала, но едва я лёг под одеяло и прикрыл глаза, как с восхищением почувствовал лёгкую руку моей любимой, скользнувшую к моему животу.
– До утра ещё уйма времени… – еле уловимо шепнула она, и её глаза карими звёздами вспыхнули над моим лицом. Ведьма… О, какая же она у меня ведьма! И как я её люблю, Господи…
(Две недели спустя)
– Всё-таки жаль, что Банни уехала. Фрейя скучает по ней.
– Мы все скучаем, твоя сестрёнка чудная девушка, может быть, поближе к весне съездим к ней в Петрозаводск?
– Вряд ли, любимый. Я буду не в лучшей форме для переездов.
– Почему?
– А ты ещё не понял? Нет, Серёжка, ты правда ничего не замечаешь?! Совсем-совсем…
– Любимая?..
– Да… весной у Фрейи будет маленький братик.
Я обнял свою единственную, неповторимую и самую замечательную в мире жену, в восторге закружив её по комнате. Ну вот… жизнь продолжается! Солнечные зайчики разбегаются по стенам, и мир становится прекраснее во сто крат.
– Я люблю тебя-я!!!
С окрестных крыш сорвались перепуганные голуби, прохожие задирали головы, соседи распахивали окна, а по щекам моей Наташи катились слёзы. Крупные, чистые, как жемчужины, тёплые слёзы счастья…
Отблески сайлемских костров
Молчат гробницы, мумии и кости.
Лишь слову жизнь дана…
И.А. Бунин
Ксенофобия – нелюбовь к чужакам – одно из наиболее древних и плохо поддающихся искоренению чувств человека. Истоки его необходимо искать еще на заре человечества, когда люди постоянно находились в тяжелых условиях борьбы за выживание. Они были беззащитны перед разнообразными проявлениями враждебной им Природы, как бы предвидевшей, сколько бед ей может принести это двуногое прямоходящее существо.
«Чужой!» Это магическое, негативно окрашенное слово становилось поводом для преследования и уничтожения того, кто подпадал под данное определение. То ли это тугодум мамонт, то ли грозный пещерный медведь, то ли свой же собрат homo sapiens. И чем дальше уходил человек от дикой природы, чем цивилизованнее он становился, тем больше понятие «чужой» переносилось им на себе подобных. Черный, желтый, красный, белый – вон какие мы разные. И это только по цвету кожи. А национальные различия? А интеллектуальная непохожесть? «У-у, интеллигент! В очках и шляпе. Нет бы, как все…» Что «как все», сформулировать сложно. Но в принципе это значит не выламываться за пределы каких-то установленных и освященных временем и законом правил, обязательных для всех. И не дай бог нарушить эти каноны. Сразу же найдутся прокуроры и судьи, готовые отправить чужака на плаху, виселицу или костер. А для иных так камень на шею и в воду: «Тони, ведьма, тони». Вот об этих, последних, мы и поведем
