Таким его и застал Никас — поникшим и отчаявшимся.
— Я смотрю, вы тоже получили нагоняй от графини? — обтекаемо спросил он, плотно закрывая двери кабинета.
Фелис сразу понял, что он не один такой, приободрился и с надеждой уставился на сотоварища по несчастью.
— Да. И что нам теперь делать? — спросил и весь обратился в слух.
— А что велит графиня, то и делать, — камердинер решительно перешел на сторону законной супруги.
Поняв, что время мечтаний прошло и, хочешь не хочешь, но действовать придется, секретарь снова сник.
— Не по душе мне все это. Не графиня уволит, так граф прибьет. Думаете, он не узнает, чьих это рук дело?
Камердинер от досады чуть не плюнул на мраморный пол кабинета, сдержавшись в последний миг. Трусливая натура секретаря его возмущала.
— Мне эта девка сразу доверия не внушила. Смотрит все время в пол, на тебя и не взглянет. Говорит тихо, будто шелестит. Она графа приворожила, он на нее иначе бы и не взглянул, точно говорю! По ней веревка скучает или костер, что еще лучше. Если б я не боялся графа подвести, давно бы в тайный сыск донос на нее написал. Но теперь с помощью графини мы от нее быстренько избавимся.
— Как избавимся? — испугался Фелис. Он решительно не желал участвовать в чем-то противозаконном.
Но камердинер излишней совестливостью не страдал.
— А как графиня прикажет, так и избавимся. И с графа морок тут же спадет. Это же завсегда так — нет колдуньи, нет морока.
— А если это не морок? — из-за своей учености секретарь не слишком верил в привороты, колдуний и прочие простонародные выдумки.
— А что? Любовь, скажешь? — фыркнул Никол. — Так граф графиню любит, любовью прочной, временем проверенной. Или ты так не считаешь? — он нарочно сказал господину Фелису «ты», подчеркнув тем самым его незначительность.
Тому это не понравилось. Чтоб оправдать свою нерешительность, логично предположил:
— Любит. Да. Но мальчика-то графиня родить не может. Вот граф и хочет бастарда завести. Для надежности. Это ведь и в интересах графини.
Никол доверительно произнес, понизив голос:
— Какой там бастард! Видел я эту полюбовницу, зеленая девчонка совсем. Я тоже сначала думал, что граф с ней из-за наследника, но какой от нее наследник? Она себя-то еле носит, ребенка ей не выносить точно. Кожа одна да кости. Тем более граф мужчина видный, статный, высокий, у него маленький ребятенок не получится. Да и не собирается она рожать, по ней же видно. Я сколько уж раз у нее бывал, а даже глаз ее ни разу не видал, она их от пола не поднимает. Да и людей чурается, при каждом удобном случае в другую комнату уходит. Точно говорю, колдунья. Так она и нашу графиню изведет, графа окрутит, и сама графиней заделается.
— Да она же в замке-то не бывает! — не поверил в эту ерунду ученый секретарь. — А без прямого контакта ни одна колдунья ничего сделать не может.
— Все она может, вот еще! — Никол подивился наивности секретаря. — А еще ученый! Будто не знаешь, как это делается. — Зловещим тоном, будто рассказывая страшную сказку, поведал: — Заморочит она голову графу, выпросит у него волосок графини и все, почитай, дело сделано. Проведет над этим волоском обряд по изведению соперницы, и помрет та смертью безвременной. Ты что, смерти нашей графинюшке желаешь?
— Нет, конечно, — торопливо открестился от напрасного обвинения Фелис. — Я графиню ценю и уважаю.
— Тогда и не спорь, а делай, что велено! — камердинер был совершенно уверен в собственной правоте, а уж тем паче в правоте хозяйки. — Графиня дурного не прикажет, она женщина справедливая. И добрая.
Секретарь смирился и принялся ждать, чего прикажут. Совесть, правда, требовала доложить обо всем графу, но подходящего случая не оказалось. Он несколько раз, заикаясь, начинал признаваться в своем участии в планируемом графиней непотребстве, но стоило графу поднять на него вопросительный взгляд, чтоб выслушать, как слова застревали у него в горле, и он говорил вовсе не то, что намеревался.
Свое молчание, а, по сути, трусость, он оправдывал искренним сочувствием к графине. Ведь граф и вправду изменял супруге с явно недостойной девицей, а прелюбодеев Фелис не терпел. Видимо, защищать неправедно обиженных — его высокая планида.
Ждать возмездия пришлось недолго.
На следующий день к вечеру, едва приехав и даже не поужинав, граф уединился в своем кабинете, заявив, что у него много работы. Минут через десять, заподозрив недоброе, графиня заглянула к мужу, того на месте не оказалось. В другое бы время она ничего делать не стала, но теперь, пребывая в крайне нервозном состоянии, потребовала у Фелиса:
— Ведите меня немедленно к этому самому дому садовника!
Его фальшивые отговорки, что в парке темно, холодно, можно заблудиться и попросту страшно, ведь вокруг ограды воют ищущие лазейку голодные волки, решительно отвергла.
— Если уж я, слабая женщина, не боюсь идти в темноте, то вам, мужчине, об этом заикаться просто стыдно! — и она негодующе притопнула ногой.
Нехотя повинуясь, секретарь накинул теплый плащ и угрюмо направился к черному ходу.
Графиня, отправив камеристку к целителю проследить за приготовлением настойки от головной боли, чтоб та не любопытствовала, куда же направляется ее госпожа в столь неподобающее время, тоже надела теплый плащ с подбоем из меха горной куницы, теплые ботинки, на голову накинула меховой капюшон, полностью закрывший лицо, и спустилась вниз.
К ее неудовольствию, у выхода на табурете сидел привратник, при виде ее вскочивший и неуклюже поклонившийся.
— Я немного подышу свежим воздухом, — пришлось соврать, чтоб он не смотрел на нее таким всепонимающим хитроватым взглядом. Похоже, то, что ее муж завел себе любовницу, было секретом лишь для нее одной.
— Конечно, конечно, — привратник словно издевался над ней, настолько вызывающе звучали его слова, и широко распахнул перед ней двери.
Глаза защипало от подступивших слез, но Карина упрямо вскинула голову, не выказывая преступной слабости. Она родилась в гордом роду герцогов Фортранских и никогда не станет поддаваться жалости к себе, это удел людей слабых, а она слабой никогда не была. И не будет. Но тут же с горечью обвинила мужа: как он мог так подло с ней поступить?
Вышла во двор и задохнулась от ударившего прямо в грудь порыва ледяного ветра, будто желающего загнать ее обратно в уют и безопасность замка. Не обращая внимания на пробравший до костей холод, графиня посильнее закуталась в длинный плащ, стараясь сохранить ускользающее тепло. Мороз был ничтожной мелочью, не стоящей внимания, к нему она привыкла с детства.
В стоящем на берегу холодного северного моря замке герцогов Фортранских, в котором прошли ее детство и юность, такой ветер гулял в коридорах. Правда, в старой, полуразрушенной части замка, где ходили только слуги, спрямляя дорогу от кухни до трапезной, да бегала любопытная молодежь, проверяя, правда ли, что тут возятся зловещие привидения.
А вот уж во двор редкий день можно было выйти без боязни быть снесенной сильным порывом шквального ветра, особенно зимой. Недаром замковую площадь ограждал высокий каменный парапет, не спасавший от ветра, но уберегавший неосторожных от падения со скалы, на которой был построен замок.
Графиня торопливо скрылась за высокими деревьями, растущими подле входа, опасаясь быть увиденной из замка. Огляделась, но секретаря не увидела. Она уже хотела его окликнуть, как Фелис появился рядом из темноты сам и неохотно предложил ей опереться о его руку. Она решительно уцепилась за него, желая любым путем дознаться до правды.
Дорога до домика младшего садовника оказалась долгой и трудной. В снегу, занесшем давно не чищеные дорожки, по колено увязали ноги. Она и не предполагала, что домик стоит так далеко. Быстро устала, все-таки беременность давала себя знать, но упорно шла вперед, не желая больше жить в угнетающей неопределенности.
Сколько времени они так брели до места, не заметила, но полагала, что слишком долго. Окруженный высокими соснами и густыми елями, домик оказался маленьким и неприметным. Подойдя поближе, увидели, что в одном из окон, хотя и закрытом плотными ставнями, в узкой щели играет теплый желтоватый свет, как от стоявшей подле свечи или от горевшего в глубине камина.
