Мартин развёл руками.
— Если я признаюсь, что не являюсь страстным поклонником Сикорски, я сильно упаду в твоих глазах?
Я пожала плечами.
— Да нет, не особо. Значит, в Эрмитаж мы не пойдём. Куда тогда?
Про себя я вздохнула, но вздохнула легко. Когда-то ведь надо начинать взрослую жизнь — без девчоночьих выдумок. Значит — четыре стены и крыша над головой.
Но Мартин возразил:
— Обязательно пойдём. Если хочешь, даже посмотрим на твоего Сикорски. Только вначале заглянем в Египетский зал, хочу показать тебе одну интересную штуку.
Сикорски не мой, а в Египетском зале я знаю все интересные штуки, самонадеянно подумала я. У Смольного института была многолетняя договорённость с Эрмитажем, и у нашей группы уже состоялось не одно ночное занятие в Египетском зале.
— Магические цепи на статуе Сохмет? — спросила я наугад.
— Не-а.
— Заклинание вечного восхищения на бюсте седьмой Нефертари? Просроченное, кстати.
— Видел, что просроченное. Но — не-а.
— Хм… Там был ещё глиняный вотивный сосуд в виде птицы… птица такая смешная — толстая, как бройлер с птицефабрики. Мне показалось, что там хранилось что-то совершенно неподходящее, вроде приворотного зелья… Может, и не приворотное, но какое-то непростое зелье, влияющее на волю человека, — точно. Ты про это говоришь?
— Не гадай. Такому в институтах не учат. Твои преподаватели и понятия не имеют. Интересно, сможешь ли ты увидеть…
Я не увидела. Вернее, увидела, но только после того, как Мартин подвёл меня к скромной витрине, стоявшей в углу.
За стеклом стояло несколько фигурок ушебти из дерева и камня. Предполагалось, что эти миниатюрные слуги будут сопровождать египтянина в загробной жизни. Египтянин будет возлежать на чём-нибудь мягком, а ушебти будут за него пахать, сеять, молотить и всё такое. Ушебти были милы, но они были просто фигурками. Ленивых египтян за чертой поджидало страшное разочарование — посуду им придётся мыть самим.
— Ну? Видишь?
К крайней моей досаде, ничего такого уж интересного я не видела. Разве что ушебти, стоявший по центру, сразу же привлекал внимание — он был выточен из очень красивого зеленовато-белого оникса и отлично отполирован — наверное, его извлекли из гробницы богача.
Расписываться в собственной беспомощности не хотелось. Всё-таки я немножко гордилась тем, что я способная.
— Погоди…
Я выдохнула, сосредоточилась и стала осматривать витрину.
Ушебти из оникса, ушебти из стеатита, расписные деревянные ушебти — все со скрещенными руками, с серьёзными спокойными лицами… маленькие куколки, готовы к вечному труду во благо хозяина.
Я пробежалась взглядом и, вернувшись, присмотрелась к ушебти из чёрного базальта, который стоял на подставке второго ряда. Мне показалось, что едва заметное магическое марево начало окутывать тёмную статуэтку. Из-за этого чуть заметного колебания воздуха скуластое личико будто недобро заухмылялось. К груди ушебти прижимал короткое копьецо.
Приблизившись вплотную к витрине, я ещё раз окинула взглядом витрину, потом вернулась к тёмному ушебти.
— Вот этот? — Я указала на фигурку. — Может быть, ошибаюсь, но он какой-то не такой как остальные.
Мартин посмотрел на меня в некотором раздумье.
— Хм… Молодец, Данимира. Не думал, что заметишь.
Да-а?.. Не думал? А зачем тогда спрашивал? Понятно, чтобы хвост павлиний распустить. На триста шестьдесят градусов. Как ни странно, от этой мысли я ощутила эмоциональный подъём. Пусть, пусть распускает хвост; значит, я ему нравлюсь…
Эти соображения оборвались, когда Мартин вдруг плавным движением скользнул мне за спину и, встав позади почти вплотную, взял меня за обе руки. От неожиданности я шарахнулась было, но Мартин меня удержал — как стальными оковами.
Он склонил голову и шепнул:
— Тихо, тихо, не бойся… — Его мягкие губы скользили по моему уху, и мне чудилось, что от жаркого дыхания ухо сейчас расплавится и тонкой струйкой воска скользнёт по плечу, а потом скатится на мраморный пол. — Не дёргайся, так надо. Я передам тебе немного силы, иначе ты не увидишь по-настоящему…
Он повернул мои руки запястьями вверх, его большие пальцы легли на запястья, как будто он приготовился слушать мой пульс.
— Тихо, тихо, не дёргайся, — приговаривал Мартин, ритмично поглаживая голубые жилки, просвечивавшие сквозь тонкую кожу, а я уже не понимала, от чего так колотится сердце — то ли оттого, что чужая сила толчками вливается в мою кровь, то ли оттого, что стоящий сзади мужчина губами касается моих волос.
Через некоторое время — не могу даже сказать какое — Мартин произнёс:
— Теперь ты готова, смотри.
К стыду, мне потребовалось некоторое усилие, чтобы разогнать розовый флёр и понять, о какой, собственно, готовности он говорит.
Чёрная фигурка за стеклом шевельнулась. Ушебти подвигал подбородком туда-сюда. Затем покрутил головой, разминая шейные позвонки.
— Он живой? — шёпотом спросила я.
— Не совсем. Он просто… другой. — Мартин по-прежнему стоял сзади; теперь он выпустил мои руки, но взамен обнял за талию, крепко прижимая к себе, и отвечал он, склонённый, куда-то мне в волосы.
Я впала в оцепенение. Одна часть меня наблюдала за происходящим на витрине, другая ничего не ощущала, кроме жаркого чужого дыхания.
Ушебти приподнял одну ногу, потопал ею, потом потопал другой. Это смотрелось забавно. Он был ну прямо как персонаж из мультика студии «Пиксар», но тут человечек обнаружил нас с Мартином. Рубиновые угольки засветились в его глазницах, и сходство с мультяшкой уменьшилось.
Мартин оторвал руку от моей талии, вытянул её вперёд и поманил человечка пальцем. При виде этого жеста какое-то неприятное воспоминание мелькнуло в моём затуманенном мозгу, но тут же исчезло, потому что ушебти вдруг разбежался и прыгнул прямо на витринное стекло.
Я тихонько вскрикнула, отшатнувшись, а Мартин довольно засмеялся.
— Не бойся, он знает, кто его хозяин.
Когда человечек проносился сквозь преграду, стекло покрылось волнами — как поверхность пруда, куда упал камень, — но не разбилось.
Ушебти мягко приземлился у наших ног. Потом он встал на колени, положил перед собой копьё и пал ниц.
— И что всё это значит?
— Это охотник за умершими. Те, — он кивнул на витрину, — просто бесполезные куски камня и дерева. Ни черта не могут. А этот красавчик — другой. Он настоящий. Один крутой египетский колдун использовал его для загробной мести нерадивым должникам.
— Кошмар какой. И что он делает с нерадивым должником?
— Не знаю… вроде, глаза копьём выкалывает, а может, ещё что. Пока не в курсе, я недавно его поймал.
Лица Мартина не было видно, а по интонациям я никак не могла понять, шутит он или говорит серьёзно.
— И как тебе это удалось?
— Ну, я тоже немножко охотник.
— А зачем ты его поймал?
— Затем, что я смог это сделать. Ты же не думаешь, что такое может каждый?.. Знаешь, как здорово сделать то, что другие не могут? И потом, вдруг за кем-то должок будет… пригодится…
Я мягко, но решительно высвободилась из рук Мартина, чтобы посмотреть на него.
Конечно, он смеялся. Голубые глаза искрились весельем. У меня отлегло от сердца. Если не видеть славной мальчишеской улыбки, шутки Мартина могли производить зловещее впечатление. Преследовать человека после смерти — как это низко! Не был колдун, создавший такую куклу, «крутым». По-моему, он был изрядной сволочью.
Чёрный человечек продолжал неподвижно лежать, склоняясь к ногам Мартина, и я присела на корточки, предварительно оглядевшись по сторонам. Никто даже не смотрел в наш угол. Наверное, Мартин отвёл всем глаза, он был мастер на такие штуки.
— А как ты думаешь, его можно потрогать?
— Можно, если я прикажу.
Мартин произнёс длинную гортанную фразу на незнакомом языке. Звучание было невероятным. Я никогда не слышала подобного сочетания звуков и даже примерно не смогла предположить — к какой группе языков относится этот.
