– Это что, торговля людьми нового масштаба? – я нависла над ним, не выпуская ствол. – Или какая-то идиотская игра для богатых придурков? Вам нравится лишать девушек воли и наблюдать, как они живут жизнью рабынь? Мерзость-то какая!
– Какая… дикая версия, – он поперхнулся. – Я бы рассказал, Таша, но ты предпочитаешь кормиться своей жаждой мести. Болью своей утраты. И совсем не стремишься узнать и понять.
«Вы так ничего и не узнаете… И так ничего и не поймете».
– Они хоть… хоть представляют, на что идут?
Я облизнула пересохшие губы, с ужасом вспоминая встречи с Розамунд Лидль и Моникой Гранд. Они не боялись Уэйна. Они опасались меня. Что я чему-то помешаю.
– Да, мисс Холден. Им все объясняют.
– Мне ты ни черта не объяснил! – вскрикнула, ловя в фокус дымящуюся чашку кофе.
Архан шем… Запах-то какой. Божественный.
– Потому что они – истинные льяры, а ты, Таша, заноза в заднице!
– Сейчас меня найдут, – пообещала ему, делая аккуратный шажок назад. К кофейному столику. – Уставшую, измотанную… Но живую. Я написала Джеффу, он в пути. Придется тебе все-таки сходить в участок и ответить на все наши вопросы… с пристрастием.
Увидела нотки недоверия в зеленых глазах и помахала в воздухе светящимся экраном телефона. Еще одна ошибка, мистер Уэйн. И, Архан шем, уверена – не последняя.
– Пускай найдут, Таша, – лениво согласился Уэйн, забираясь на подушках повыше. Ехидная улыбка провожала меня весь путь до кофейного столика. – Встретим их… с распростертыми…
Не опуская пистолета, я ухватила чашку и поднесла к губам. Сделала осторожный глоток… Архан шем! Блаженство! Это, конечно, полный идиотизм – пить кофе в спальне похитившего меня маньяка. Но мне после голубых плантаций нужна хоть какая-то антистрессовая компенсация.
Я помнила, что магазин у меня бесстыже украли, но с оружием в руках чувствовала себя увереннее. И еще мне казалось, что это неосознанно удерживает Уэйна от резких движений. Раз в сто лет и незаряженное ружье убивает.
– Плесни… Из бутылки, – хрипло попросил гад, кивая на барную нишу под кофейным столиком.
– А бутерброд тебе икрой не намазать? – торопливо допила свежесваренный кофе.
– На лицо плесни, – он недовольно сдвинул брови. – Кто знает, где твой ствол валялся?
– Ты за ним приглядывал, – напомнила Уэйну, подхватывая полупустую бутылку и отвинчивая крышку. – Зато мне известно, где все эти дни валялась я…
– Так уж и известно? – глубокомысленно профыркал психопат. – Жарковато там, да? Этот мир называется Тхэ-Ван… Во всяком случае, по классификации Сеймура.
– Сильно ударился, да? – усмехнулась, нависая над ним и без предупреждения выплескивая содержимое бутылки на холеную физиономию.
Всего несколько капель успело коснуться кожи, и Уэйн зашипел. Рыкнул что-то несусветное. И две клешни – иначе эти каменные ручищи и не назовешь – вдруг сжали мои запястья.
Удивительно. И пистолет я удержала, и дрянь из бутылки не разлилась, пока я летела носом вперед. Прямо в бетонную грудь чертового маньяка. Клюнула центр диковинной татуировки и обиженно взвыла: больно.
Уэйн подкинул меня на себе поудобнее и сграбастал в объятия – в чем-то даже ласковые, аккуратные. Во всяком случае, сломанных ребер я не ощутила.
– Зря ты это затеяла, мисс Холден… А я ведь почти готов был тебя отпустить.
Опять в грязное, немытое средневековье? Нет, нет, нет, нет, нет…
Пистолет вывалился из онемевших пальцев на ковер, и я с ужасом ощутила себя перевернутой. Подмятой под чертово тело в распахнутой рубашке.
Скотча на его руках не было. Вообще! Испарился? И, судя по самодовольной роже, довольно давно.
Глупая, глупая цабат лау. Вспомнился пушной зверек с белым хвостом… Я мысленно раз десять повторила его имя. И пару раз вслух.
– Не ругайся, Таша. Ты же воспитанная льяра, – строго прошептал Уэйн, размазываясь своим необъятным телом по моему. Вжатому в столь же необъятную кровать.
Архан шем… Джефф, скажи, что ты уже подъехал?
– Отпусти меня… Все кончено, Уэйн. Сюда едет половина участка, – прошипела с угрозой, чувствуя, как он больно нажимает мне на скулы, вынуждая открыть рот.
– Все только начинается, мисс Холден, – качнул головой зеленоглазый маньяк. – Тебе придется немножко потерпеть. Потом станет легче, обещаю.
Едкая жидкость прокатилась огненной волной по языку и влилась в горло. Ошпарила, разодрала, словно я кипящий суп из ежей проглотила. Я захлебнулась, попыталась отплеваться, но строгий взгляд уверял, что легко Уэйн не отпустит.
Меня замутило, голова закружилась в бешеном вальсе. Это танцевальное соло она исполняла сама по себе, потому что прочие части тела обмякли, вросли в нежную перину. Вялые пальцы едва шевелились, протестуя, пока Уэйн стаскивал с меня рубашку. Щеки окатило стыдом: совсем не в таком виде должен застать меня старый напарник!
Взгляд лениво проследил путь рубашки, отброшенной на пол. За ней полетела другая. И носки… И… Ох, Архан шем!
Горькая волна подступила к горлу, когда на меня навалилось многотонное тело. И я оказалась под каменным прессом (в обоих смыслах этого слова). Тут я поняла, что штаны Уэйн с себя тоже снял. И не только их.
– Пус… пусти… – сдавленно выдохнула, выпуская из легких последний воздух.
Все, теперь дышать мне было решительно нечем. Да и не очень-то хотелось.
Я засопротивлялась, заелозила под точеным телом, пытаясь вспомнить, откуда у меня вообще эти непослушные руки растут. Явно из того самого места с кружки, раз ничего толкового не умеют!
– Не советую ерзать, Таша, – простонал маньяк издевательски, надежно прижимая меня к кровати. – Лежи смирно. И еще немного потерпи мое общество.
– Слезь… с меня… – попыталась пихнуть гада коленом, но оно даже не шелохнулось.
– Сама виновата, – сбивчиво прошептал Уэйн, старательно ставя на шее ряд крепких поцелуев, тут же разгоравшихся на коже красными отметинами. – Не нужно было вызывать своих.
К поцелуям Уэйн отнесся ответственно. Как к глобальному проекту, который надо завершить в срок.
Меня захлестнуло смесью щекотной, тянущей боли, невыносимой неги, форменного отвращения и феерического притяжения… Она, смесь эта, совершенно сбивала с толку. Как вообще один человек может столько чувствовать одновременно?
Да лучше в средневековье, Архан шем! Хоть в черном корыте мыться, хоть серую жижу хлебать. Там я уже пообвыклась.
А тут все было кошмарно по-новому: и чертово шелковистое белье на постели, и жаркая кожа примявшего меня мерзавца, готового по запросу предоставить мощные аргументы для защиты своей… кхм… позиции. Весьма и весьма… мощные.
– Таша, Таша… Во что же ты ввязалась? – прохрипел маньяк и коснулся губами гудящего виска.
Голову тут же заполнил звон, сменился давящим самолетным гулом и, наконец, завершился тотальной пустотой.
Я открыла рот, чтобы сообщить Уэйну, что он никуда не денется от правосудия. Что оно, правосудие это, достанет его и под красной звездой, и на голубой плантации, и в психиатрической лечебнице. Но не смогла связать и двух слов, выдав лишь жалкое мычание.
По коридору прокатился топот. За раскрытой дверью заплясали блики, и в лицо ударил яркий свет полицейского фонарика.
– Ни с места, мистер Уэйн! – рявкнули голосом Бэрроу, и в спальню вломилась толпа людей в форме. – Вы задержаны по подозрению…
– Спятили? – недовольно рыкнул тот, приподнимаясь на локтях. Медленно развернулся в сторону прибывших: – Надеюсь, грязь на ковре вы мне компенсируете?
– К нам поступили сведения, что вы удерживаете силой мисс Натали Холден, – продолжал чеканить Бэрроу.
Передо мной вдруг возникло крупным планом лицо Джеффа. Укоряющее какое-то. Словно мой бывший напарник пришел к ужасающе глупым выводам.
Так, Джефф, давай-ка раскрой глаза и напряги старческие шестеренки! Тут все подушки в красных разводах. У Уэйна разбито лицо, а на ковре мой разряженный пистолет!
