— Встань.
Он поднялся, посмотрел на нее сверху вниз. Лиария закинула голову, рассматривая его, а Шариссар снова сжал зубы. Синие глаза проклятого народа смотрели, казалось, прямо в душу. Если бы она у него была.
— Сердце Охаронна напиталось кровью, Шариссар, — ее губы сложились в усмешку. — Но, к сожалению, не только кровью Светлых. Скольких мы потеряли?
— Четыре взвода почти целиком, — он смотрел в ее прекрасное лицо, не отрываясь. — Светлые нашли точку разрыва, Ваше Величество. Уже третий раз. Боюсь, мои предположения верны, и время пришло. Звезда Вечности уже горит на небосводе и реальность нестабильна. В мир пришло Отражение.
— Я помню предсказание, страж! — В голосе королевы зазвенел лед. — Однако ты прав. Надо проверить, Шариссар. Найди способ.
Он помолчал, раздумывая.
— Мы можем попытаться отправить через границу лазутчика, Ваше Величество. Но его придется отрезать от Охаронна. Нужен сильный маг, вы же понимаете, что слабый без кровной нити долго не протянет. Я могу выбрать кандидата по своему усмотрению?
— Я доверяю тебе, — она слегка улыбнулась. — Если ты прав, и у Светлых появится Отражение… — синие глаза налились тьмой и почернели. — Ее надо найти и уничтожить.
— Будет исполнено, Ваше Величество, — отозвался он. Не нужно было уточнять, чем им грозит появление Отражения.
Лиария отошла к краю площадки, застыла на самом краю, чуть покачиваясь от порывов ветра. Он подавил в себе безотчетное желание приблизиться к ней, чтобы удержать. Или чтобы помочь упасть?
Шариссар спешно укрепил внутри себя заслон, тревожно прислушиваясь к своим чувствам, и пытаясь понять, не услышала ли Лиария отголосок его мысли? Даже не мысли — мимолетного желания, неясного и тайного? Но королева стояла спокойно, и даже волосы ее не шевелились, укрывая тонкую спину белым плащом. Лиарии надоело играть с ветром, и она его прогнала.
— Ты уже выбрал, кто перейдет границу? — она не спрашивала — утверждала, зная склонность паладина готовить все варианты и предложения заранее.
— Второй Страж Чертогов, Нортон Четырехпалый, Ваше Величество.
— Вот как, — она обернулась через плечо. Ветер приподнял подол красного платья, завертел кровавой пеной вокруг точеных ног. Королева чуть улыбнулась. — Почему он?
— Нортон один из немногих, кто способен продержаться без Охаронна достаточно долго, чтобы найти Отражение. Если она существует, конечно.
— Нортон сильный маг, — Лиария развернулась, застыв на краю бездны. — Один из сильнейших. Хорошо. Пусть так. Готовьте стража к переходу, я оборву его нить на рассвете.
— Слушаюсь, Ваше Величество.
— Поклонись Сердцу Охаронна, Шариссар. Ты ослаблен, а мне нужен сильный паладин.
Он вскинул голову, всматриваясь в совершенное лицо королевы. Насмешка не ускользнула от его взгляда, страж заметил ее отголосок в синих глазах. Лиария не терпела своеволия. А его нежелание растворяться во власти Охаронна разве не проявление вольнодумства?
Она качнулась, белые волосы взлетели и поплыли в багровом свете, источаемом сердцем. А потом упала вниз, сорвавшись в пропасть, красное платье пролилось на землю кровью, а сама королева растворилась во мраке.
Он вздохнул чуть свободнее. Аудиенция закончилась, а прощаниями королева себя никогда не утруждала. Без ее присутствия стало чуть легче, хотя разве можно сказать, что ее здесь нет? И приказ он не мог оспорить или не подчиниться ему.
Паладин шагнул к углублению, над которым пылало сердце. Кровь десятка жертв наполняла каменную чашу, живая сила убитых заставляла его биться. Неторопливо разделся, сложил одежду на бортике, сжал в руке кинжал. И ступил в темную, почти черную кровь, лег на спину, не отрывая глаз от пульсирующего Сердца Охаронна. Разрезал себе запястья и опустил руки, позволяя своей крови смешиваться с багряной жидкостью вокруг него. Тьма закружила голову так сильно, что он чуть не закричал, дыхание вырывалось из горла тяжело, драло глотку, разрезало битым стеклом. Тело выгибалось, и сладкий вкус чужой крови наполнял нутро. Первое погружение самое болезненное, потом стало легче, как только Охаронн узнал и принял его кровь. Тело стража расслабилось, воздух вернулся, а потом накатило наслаждение. Сильное, почти невыносимое, болезненное наслаждение, от которого он все-таки закричал.
— Ты молчишь, когда тебе больно, но не можешь удержать крик удовольствия, да, Шариссар?
Тонкие руки обвили его шею. Лиария выплыла из черной крови и прижалась к паладину. Он дрожал от спазмов мучительного желания и неистового экстаза, что сводили с ума. Она нашла его губы и скользнула по ним языком. Страж не двигался, лишь тяжело дышал, ощущая ее тонкое тело.
— Порой мне кажется, что ты забываешь, кому служишь, Шариссар.
— Вам стоит лишь приказать, Ваше Величество, — выдохнул он.
— Приказать… Лишь приказать… — в ее голосе снова возникла злость, и Сердце Охаронна запульсировало быстрее. Кровь в чаше вскипела, забурлила, вскрылась пузырями. Лиария провела ладонью по его телу, лаская и дразня. — Что ж… Тогда я приказываю тебе, мой паладин. Приказываю полюбить меня…
— Мое сердце принадлежит вам, Ваше Величество. И Охаронну, — он откинул голову на бортик, глядя в синие глаза королевы. Она выглядела такой юной и прекрасной, что даже смотреть на нее казалось святотатством.
— Я никогда не понимаю, сожалеешь ли ты об этом, — шепнула она.
— Я ни о чем не сожалею, Ваше Величество, — спокойно сказал страж. Его раны затянулись полностью, не оставив даже шрамов. Она улыбнулась, глядя на стража, и снова ушла с головой в темную кровь…
* * *
— Элея, ты снова напутала! Ну куда это годится? — Кори сердито ткнула пальцем в переплетение ниточек на полотне. — Кто это купит? Да никто! За сто лье видно брак! Лея, ты меня слушаешь?
— Простите, я задумалась, — пролепетала я.
Женщина сердито засопела.
— Мне надоела твоя невнимательность, Лея! И я не могу платить тебе за то, что ты портишь полотно! И вычту из твоей платы ущерб. Молись, чтобы заказчик оплатил твою работу!
— Да, госпожа Кори, — хозяйка швейной мастерской отошла, а я огорченно рассмотрела узелки на ткани и вздохнула. Неумеха, вот кто я. Ни на что не годная, безрукая неумеха! Закусила губу, чтобы удержать слезы. Если Кори не заплатит, мне не на что будет купить еду и оплатить комнатушку на чердаке.
Подышала, заставляя себя успокоиться и вновь приняться за работу. Пальцы не слушались, дрожали, и я подула на них, согревая. В закутке, где сидела, было холодно, тепло камина сюда почти не доходило, а от окна ощутимо дуло. Руки мерзли и теряли чувствительность, нитки путались в непослушных пальцах, вызывая злость. Я стиснула зубы, запрещая себе плакать, и сосредоточилась на вышивании. Повезло, что вообще получила этот заказ, и надо постараться его не испортить.
