Девочка изумленно смотрит на рослого подростка, держащего ее маленькую ручку в своей надежной, большой и теплой ладони. Робкая улыбка появляется на конопатом личике. Она доверчиво идет за новым другом, который внезапно показался ей лучше всех, что находятся в этой комнате. Теперь ей уже не так страшно.
— Как тебя зовут? — спрашивает Андрей.
— Танька, — отвечает девочка.
Андрей удивляется — разве таких маленьких могут звать «Таньками»?
— Я буду звать тебя Танюха, идет? — Она молча кивает, и на лице появляется жалкое подобие улыбки. — Мы будем дружить с тобой. Хочешь? И я познакомлю тебя со всеми остальными.
А девочка уже почти счастлива, забыв о своей потере, о недавнем горе.
Андрей улыбается в темноте купе. Детство — оно не помнит плохого. Его сердце сразу прикипело к этой малышке. Захотелось оградить ее от всех несчастий. Дальше вспоминать не стоит, слишком больно. Он перевернулся на бок в тщетной попытке уснуть. Даже сосед перестал храпеть. Все располагало к спокойному и крепкому сну. Ритмичный стук колес и покачивания поезда должны убаюкивать сознание, а не наталкивать на ненужные мысли…
Вот каша из мальчишеских тел и грязи, мелькание рук и ног. Андрей вытаскивает из общей кучи смеющегося пацаненка с разбитой губой и кровоточащим носом.
— Мишка, глупый, ты же не справишься один со всеми, — ругается Андрей, оттаскивая мальчишку в сторону. — Чего ты набросился на них?
— А чего они меня дразнят цыганом? — продолжая смеяться, говорит Мишка.
— Так ты и есть цыган, — улыбается Андрей.
— Знаю, — заливается малец смехом, — но дразниться не дам.
— Ты хоть иногда можешь быть серьезным? Больно же?..
— Больно, но еще больше смешно, — пританцовывает пацан.
Его нашли два года назад возле проезжей части, в кустах. Грязный и оборванный, он грыз черствую корку хлеба. Добрые люди привели его в детдом, где он и остался.
Директрисе так и не удалось выяснить, где и с кем он жил раньше. Единственный вопрос, на который ответил смеющийся замухрышка, что зовут его Мишкой. С появлением цыганенка, драки в детдоме, которые и без того случались нередко, участились в два раза. И почти во всех инициатором и заводилой выступал Мишка. Зинаида Сидоровна так часто, как его, никого еще не сажала под замок в комнату, которую дети называли карцером за тесноту и мрачность. Но, несмотря на кажущуюся строгость, директриса всем сердцем привязалась к чернявому и кудрявому мальчишке, в щедрой и широкой душе которого хватало места для всех. А когда он пел цыганские песни чистым заливистым голосом, даже самые маленькие переставали играть и слушали его, раскрыв рты.
«Ну, давай, накатывай, — обреченно подумал Андрей, — следующий ведь Кирилл? Без него картинка в голове будет неполной, как паззл, у которого не хватает нескольких деталей».
Кирилл — настоящий друг. Почти ровесник Андрею, всего на год младше. И в детдоме появился новорожденным. Мать отказалась от него в роддоме. У нее уже было четверо по лавкам, и пятый — явная обуза. Лучше повесить заботу о нем на государство, чем пытаться самой вырастить из него человека.
Мальчишки все время были вместе. Маленький, тщедушный Кирилл, с философским отношением к жизни, являлся как бы думающей половиной сильного и храброго Андрея. У него всегда ловко получалось находить ответы на самые сложные вопросы. Изворотливый и гибкий ум помогал выпутываться из сложных ситуаций. Например, когда Андрей заразился триппером, впервые переспав с женщиной, оказавшейся всеобщей «давалкой», к тому же абсолютно беспринципной, раз не пожалела подростка, жаждущего удовлетворить сексуальное влечение. В тот раз он думал, что сойдет с ума. Идти в лазарет и честно во всем признаваться — значит сделаться посмешищем в глазах всех детей и воспитателей.
Еще неизвестно закончилась бы вообще история добром для Андрея, если бы не Кирилл, мгновенно сориентировавшийся в ситуации. Чудесным образом он раздобыл деньги, нашел платного врача, который согласился провести анонимное лечение. Через десять дней от болезни не осталось и следа, и страшная история забылась, как будто ее и не было вовсе. Кирилл так и не признался Андрею, где взял деньги. «Это не твоя забота, — улыбнулся тогда парень. — Живи себе дальше, не забивай голову пустяками. Друзья для того и нужны, чтобы помогать друг другу».
Нужно поспать. Рано утром пограничный контроль, потом начнется территория России. Родина! А считал ли Андрей ее родиной? Или его родина Бельгия, где он живет уже восемь лет? Ответа на этот вопрос нет. Патриотических чувств он не испытывал, ностальгии тоже. Его даже ни разу не потянуло в Россию с тех пор, как навсегда покинул ее.
Сначала ПТУ, потом институт, диплом с отличием и выгодный контракт на работу в Брюсселе. Не очень богатый событиями жизненный путь. Причем, настоящую жизнь он узнал только в Бельгии. До этого была вечная борьба с нуждой, тщетные попытки нормально существовать в обществе, где несформировавшихся подростков выбрасывают во взрослую жизнь, назначая мизерное пособие, на которое прожить практически невозможно. Даже если прибавить к этому стипендию, получается чуть больше, чем мизер.
Все время приходилось заниматься «грязной» работой. Он побывал и грузчиком, и уборщиком, и санитаром, и посудомойщиком… В самой такой работе Андрей ничего зазорного не видел, только отнимала она все свободное время. После занятий, едва успев перекусить, он мчался на какое-нибудь дежурство. И так каждый день, год за годом… А еще была учеба, которая тоже требовала его внимания. На сон оставалось часов пять в сутки. И так на протяжении семи долгих лет.
Из той жизни Андрей помнил только постоянную усталость от недосыпания и чувство голода. Еще перед глазами стояли обшарпанные стены комнаты в общежитии, которую он делил с четырьмя парнями. Общая кухня с вечно грязной плитой и полным смердящим мусорным ведром, и загаженный санузел с напольными унитазами.
Подобную среду обитания с трудом можно назвать родиной. Да и какая разница? Стоит ли искать определение понятию, которое не играет никакой роли в твоей жизни? Гораздо важнее сама жизнь, такая, какой ты сумел ее сделать. Но и с этим у Андрея тоже проблемы. Сейчас у него есть все: собственный бизнес, приличный капитал в банке, большой особняк за городом, куча прислуги. А самого главного нет: любимой женщины, детей, одним словом семьи. Какое-то постоянное стремление добиться большего, погоня за благополучием, в то время как жизнь пролетает мимо — стремительно и бесповоротно.
