Этой ночью он должен пройти испытание в полевых условиях. После тренировок, которыми он занимался в течение года, он должен был выступить не просто с воинами, а с Братьями. Это была редкая честь — и знак того, что война с Обществом Лессенинг была, как всегда, тяжела. Врожденные знания и опыт Дариуса были тому доказательством, а Роф, Справедливый Король, распорядился, что он должен быть вывезен из лагеря и проходить дальнейшие тренировки с лучшими бойцами вампирской расы.
Братством Черного Кинжала.
Однако, все это может оказаться напрасным. Если этой ночью он окажется способным исключительно на тренировки и спарринги с остальными из своего рода, тогда его отправят обратно в эту пещеру для продолжения фирменного «обучения» Бладлеттера.
И никогда снова он не присоединится к Братьям, и будет вынужден служить обычным солдатом.
Это был единственный шанс попасть в Братство и пройти проверку этой залитой лунным светом ночью не военными стилями или вооружением. Это была проверка сердца. Сможет ли он смотреть в бледные глаза своего врага, чувствовать его сладкий запах и держать свою разум спокойным и собранным, в то время, как тело будет атаковать этих убийц…
Дариус поднял взгляд от текста, который он изложил на пергаменте некоторое время назад. В самой темной части пещеры стояла группа из четырех высоких и широкоплечих, вооруженных до зубов мужчин.
Членов Братства.
Он знал этот квартет по именам: Агони, Трой, Мердер, Тортур.
Дариус закрыл свой дневник, сунул его в щель в скале и облизнул порез на своем запястье, который он использовал как «чернильницу». Его перо из оперения хвоста фазана быстро затупилось и он не был уверен в том, вернется ли он когда-нибудь сюда снова, чтобы воспользоваться им, но все же спрятал его.
Подняв свечу и поднеся ее к своему рту, Дариус был поражен маслянистым качеством света. Он провел так много часов за письмом, под такого рода мягким освещением… и казалось, что это было единственной связью между его прошлой жизнью и нынешним существованием.
Одним выдохом он задул маленький огонек.
Встав на ноги, он собрал свое оружие: стальной кинжал, который достался ему от холодного тела мертвого стажера, и меч с общественных тренировок по владению оружием. Эфес не был приспособлен для его ладони, но его тренированную руку это не беспокоило.
Когда Братья наблюдали за его приближением, не выказав ни приветствия, ни отстранения, он желал, чтобы среди них был его настоящий отец. Как бы отличались все его чувства, если бы среди них был тот, кого заботил бы его результат. Он бы не выглядел так, словно искал специального разрешения, но тогда он никогда не был бы уже одиноким, отделенным от окружающих, отделенным от того, что может видеть сквозь, но не под оболочкой.
Существование без семьи было странной, невидимой узницей, с решетками из одиночества и неприкаянности, ограждающих все плотнее с годами и накопленным опытом, изолируя мужчину так, чтобы он ничего не касался, и ничего не касалось его.
Идя на встречу тем четырем, которые пришли за ним, Дариус не оглянулся на лагерь. Бладлеттер знал, что он идет на сражение, и ему было плевать, вернется Дариус сюда или нет. Другие тренирующиеся относились к этому так же.
Приближаясь, он желал, чтобы у него было больше времени подготовить себя к этой проверке воли, силы и мужества. Но это произойдет здесь и сейчас.
Воистину, время продолжает свое движение, даже вопреки твоему желанию его замедлить.
Остановившись перед Братьями, он мечтал об ободряющем слове или хорошем пожелании или заручении поддержкой хоть от кого-нибудь. Когда этого не произошло, он вознес краткую молитву священной деве их расы.
«Священная Дева-Летописица, пожалуйста, не дай мне провалить эту проверку».
«Еще одна гребаная бабочка».
Когда Рип посмотрел на тех, кто вошли в дверь его тату-салона, то уже наперед знал, что собирается сделать еще одну гребанную бабочку. Или две.
Ага. Учитывая две пары длинных ног, светлые волосы и игривость, с которой они направились к его администраторше, накалывать на их кожу кости-и-череп точно не светит.
Эти Пэрис Хилтон с их мы-такие-все-из-себя-крутые манерами вынудили его взглянуть на часы… желая закрыться прямо сейчас, а не в час ночи.
Боже… и все это дерьмо ему приходилось делать ради денег. Большую часть времени он мог мило улыбаться любому легкомысленному человеку, который приходил сюда что-нибудь себе наколоть, но сегодня вечером мысль об этих ярких милых бабских штучках раздражала его. Трудно прийти в восторг от всяких Хеллоу Китти, когда ты только что провел целых три часа, потея над памятным портретом байкеру, потерявшего своего лучшего друга в автокатастрофе. Одно было реальной жизнью, другое — карикатурой.
К нему подошла его администраторша Мар.
— Найдется время для халтурки? — Она приподняла свои проколотые брови, и закатила глаза. — Это не затянется надолго.
— Да. — Он кивнул на мягкий стул. — Давай сюда первую.
— Они хотят делать тату вместе.
«Конечно хотят».
— Ладно. Тогда захвати еще один стул.
Когда Мар скрылась за занавесом, ему открылся вид, на двух девушек держащихся за руки и щебечущих над формами, которые они принялись заполнять. Время от времени, обе бросали на него взгляды, на все его татуировки и пирсинг, словно он был экзотическим тигром, на которого они пришли полюбоваться в зоопарк… и он полностью оправдал их ожидание.
«Ага. Как же». Уж лучше он отрежет свои собственные яйца и выбросит их, чем будет смотреть на их гребанную жалость.
После того, как Мар взяла с них плату, она привела их к нему и представила, как Кери и Сару. Он ожидал большего, про себя ассоциируя их имена с Тиффани и Бритни.
— Я хочу разноцветного карпа, — сказала Кери, приземляясь на его стул, умышленно соблазнительно выгибаясь. — Прямо здесь.
Она задрала свой и без того крохотный в облипочку топ, расстегнула молнию на джинсах и указала на верхнюю часть своих розовых стрингов. В ее пупке висело колечко с розовым сердечком из горного хрусталя, и было ясно, что она делала эпиляцию.
— Замечательно, — сказал Рип. — Насколько большого.
Уверенность Кери Соблазнительницы, казалось, немного подрастерялась — как будто ее несомненный, стопроцентный успех у футболистов в колледже заставил ее полагать, что у него перехватит дыхание от всего того, что она ему показала.
— Эм… не слишком большого. Мои предки убьют меня, если узнают, что я это сделала… поэтому он не должен выглядывать из бикини.
