Лесли направилась в кухню, где и обнаружила своего брата Рена, сидящего за столом с трубкой в руке. На нем были только затертые джинсы, светлые волосы спадали на лицо. Сам он выглядел расслабленным и вполне дружелюбным. Иногда он таким и был.
Рен взглянул вверх и выдал ангельскую улыбку:
— Затянешься?
Лесли покачала головой и открыла буфет в поисках более или менее чистой чашки. Ни одной. Она вытащила банку содовой из отделения для мяса в холодильнике. После того как Рен подсел на спиртное (а значит, фактически сел ей на шею), она навсегда приучила себя пить только из закрытых банок.
Рен наблюдал за ней затуманенным мерзкой химией взглядом с такой не соответствующей ему ангельской улыбкой на лице. Когда он был дружелюбно настроен и только курил свою траву, день считался хорошим. Рен-Под-Травкой не был проблемой: марихуана просто расслабляла его. Рен-Под-Чем-Нибудь-Еще был абсолютно непредсказуем.
— Если хочешь позавтракать, там есть чуток чипсов, — сказал он, тыча пальцем в почти пустую упаковку кукурузных чипсов на кухонной стойке.
— Спасибо.
Лесли вытащила себе парочку чипсов и открыла морозильник, чтобы достать припрятанные ею там вафли. Их не было. Она снова открыла буфет и извлекла на свет коробку единственных хлопьев, которыми не питался ее брат — мюсли. Они были противными, но кулинарные пристрастия Рена не распространялись на здоровую пищу. Ее это устраивало.
Лесли насыпала мюсли в миску.
— Молока нету, — промямлил Рен с закрытыми глазами.
Тихо вздохнув, Лесли уселась за стол перед миской с сухими мюсли. Нет ссор — не забот. Дома она всегда ощущала себя канатоходцем, который идет по тонкому тросу над пропастью в ожидании порыва ветра, который вот-вот сбросит его вниз.
В кухне сильно воняло мусором. Она вспомнила то время, когда просыпалась от аромата яичницы с беконом, когда папа варил свежий кофе, когда все было нормальным. Однако уже больше года все было не так.
Рен вывалил на стол босые ноги. На столе чего только не было: рекламные буклеты, счета, грязные тарелки, почти пустая бутылка бурбона.
Пережевывая свой завтрак, Лесли просмотрела счета, требующие оплаты в первую очередь — за электроэнергию и воду. С облегчением она увидела, что папа заплатил вперед по ним обоим. Он делал так, когда ему особенно везло за карточным столом или когда (в редкие дни) был трезв: оплачивал счета сверх необходимого, чтобы потом не особенно об этом задумываться. Такая практика не распространялась на счета из бакалейного магазина и за кабельное ТВ, но обычно Лесли удавалось покрывать задолженности по ним.
К сожалению, не в этот раз. Она наконец-то решилась сделать татуировку. Уже какое-то время ей очень хотелось это сделать, но она чувствовала себя еще не готовой. А в последние несколько месяцев Лесли стала по-настоящему одержима этой идеей. Ждать ей больше не хотелось. Она слишком часто думала об этом — поставить на свое тело метку, словно снова провозгласить его своим. Сделать этот необходимый ей шаг, чтобы снова почувствовать себя целостной.
Теперь нужно только найти правильную картинку.
Она улыбнулась, надеясь, что улыбка сойдет за дружескую, и спросила у Рена:
— У тебя есть деньги заплатить за кабельное?
Он пожал плечами:
— Может быть. Что мне за это будет?
— Я не заключаю сделок. Просто хочу узнать, сможешь ли ты заплатить за кабельное в этом месяце.
Рен глубоко затянулся из трубки и выдохнул дым в лицо Лесли.
— Нет, если ты по-прежнему будешь такой сукой. Не можешь себе время от времени находить спонсоров — значит, будешь милой с моими приятелями. — Он снова пожал плечами. — И у тебя будут деньги за все платить.
— Знаешь что? Мне не нужно кабельное.
Лесли встала и выбросила счет в мусорное ведро, борясь с тошнотой, которую вызывала одна мысль о том, чтобы «быть милой» с его друзьями, и отчаянно желая, чтобы хоть кому-нибудь в этой семье было не наплевать на то, что с ней случится.
Если бы мама не ушла…
Но она это сделала. Взяла ссуду и бросила Лесли на милость отца и брата.
— Так будет лучше, малышка, — сказала она.
И ошиблась. Лесли не была уверена, что ей когда-нибудь захочется поговорить с матерью. Да это было и неважно. У нее не было ни ее адреса, ни номера телефона.
Лесли тряхнула головой. Такие мысли не изменят того, что есть. Она направилась к выходу, но когда проходила мимо Рена, он вскочил и сгреб ее в объятиях:
— Что? У тебя опять течка?
Он захохотал, радуясь своей тупой шутке и тому, что смог ее разозлить.
— Отвали, Рен. Забудь, что я…
— Я оплачу счета. Расслабься.
Он отпустил ее, и, как только руки его опустились, Лесли отошла подальше, надеясь, что запах травки не успел слишком впитаться в нее. Иногда она подозревала, что отец Майерс прекрасно осведомлен о том, как все изменилось в ее жизни, но ей все равно не хотелось идти в школу, источая специфические ароматы.
Лесли натянуто улыбнулась и пробормотала:
— Спасибо, Рен.
— Я обо всем позабочусь. А ты вспомни об этом, когда в следующий раз понадобишься мне. Ты отличная приманка, когда мне нужен кредит или отсрочка.
Она не ответила. Никакой ответ не смог бы ей помочь. Если она скажет нет, Рен превратится в настоящего говнюка, но соглашаться она точно не собиралась. Прекрасно зная, что вытворяют его дружки-наркоманы — точнее, что Рен позволял им вытворять, — Лесли не горела желанием когда-либо оказаться в их поле зрения.
Вместо того чтобы высказать ему все это, Лесли прошла к мусорному ведру и достала выброшенный счет.
— Спасибо, что позаботишься об этом, — сказала она и вручила счет Рену.
Сделает он это или нет, сейчас не имело значения. Она не могла и заплатить за кабельное, и сделать тату. Кроме того, она не смотрела телевизор так часто и много, чтобы жалеть, если кабельное отключат. По большей части она оплачивала счет только потому, что ей было бы неловко, если бы кто-то узнал о том, что ее семья не в состоянии платить по счетам. А еще потому, что у нее оставалась крохотная надежда: если поддерживать видимость нормальности, может, все когда-нибудь действительно станет нормальным. К тому же это давало ей возможность не сталкиваться с неизбежной жалостью и шепотом за спиной, которые последовали бы сразу после того, как народ узнал бы, как скатился ее отец после бегства мамы и как низко пал ее брат.
К следующей осени она уже будет в колледже — сбежит отсюда, сбежит от них. Сбегу, как мама. Иногда она спрашивала себя, сбежала ли ее мама от чего-то такого, чего не должна была знать Лесли. Если так и было, то в ее бегстве был хоть какой-то смысл, но в том, что она бросила Лесли, смысла не было. Неважно. Лесли уже послала заявление в колледж и даже получила стипендию. Вот что важно — разработать план действий и свалить отсюда. В следующем году она будет в безопасности: новый город — новая жизнь.
