Я закричала.
Не зря он советовал мне никогда не набирать номер, который он ввел в мой телефон («IYD» — «если вы умираете»), если я на самом деле не умирала. Меня снова начал разбирать смех. Это не он облажался, а я. Я отыграла, а то и срежиссировала собственное фиаско.
Я считала Бэрронса неуязвимым.
И ждала, когда же он пошевелится. Перевернется. Сядет. Волшебным образом исцелится. Резанет острым взглядом и скажет: «Соберитесь, мисс Лейн. Я Король Невидимых. Я не могу умереть».
Этого я боялась едва ли не больше всего на свете: что именно он создал «Синсар Дабх», слил в нее всю свою злобу, а теперь хотел вернуть Книгу, но почему-то не мог справиться с ней в одиночку. Я обдумывала все вероятности: Фейри, наполовину Фейри, оборотень, вампир, древний воин, проклятый на заре времен, что угодно из того, что они с Кристианом пытались призвать на Хеллоуин в замке Келтаров, — но я всегда считала его бессмертным, неубиваемым.
— Вставай, Бэрронс! — закричала я. — Шевелись, черт бы тебя побрал!
Я боялась к нему прикоснуться. Боялась ощутить, что его тело уже остыло. Почувствовать хрупкость его плоти, смертность Бэрронса. Слова «хрупкость», «смертность» и «Бэрронс» в одной фразе казались мне столь же кощунственными, как толпа нечестивцев, разгуливающих по Ватикану и колотящих перевернутыми крестами по стенам.
Я присела на корточки в десяти шагах от его тела.
И не стала подходить ближе, потому что иначе мне пришлось бы перевернуть его и посмотреть ему в глаза, а что, если они окажутся такими же пустыми, как у Алины?
И я пойму, что его больше нет, как поняла, что моя сестра мертва и я никогда больше не смогу сказать ей: «Прости, Алина, как жаль, что я не звонила чаще, что я не слышала правды за нашими скучными разговорами, что я не приехала в Дублин сражаться вместе с тобой, что злилась на тебя, потому что ты, Алина, тоже действовала со страхом и без надежды, иначе ты бы доверилась мне». И не смогу сказать: «Прости, Бэрронс, что мне слишком мало лет и я не могу перетасовать свои приоритеты, как ты, потому что я не прошла через ад, через который прошел ты, что не прижала тебя к стене и не поцеловала до потери дыхания, а ведь с самой первой нашей встречи в твоем проклятом магазине мне хотелось сделать именно это». Хотелось заводить тебя так, как ты заводил меня, заставить тебя смотреть на меня, желать меня — розовую меня! — взломать твой самоконтроль. Хотелось, чтобы ты упал передо мной на колени, и не важно, сколько раз я говорила, что никогда не полюблю такого мужчину, как ты. Ты просто слишком стар, слишком сексуален, ты скорее зверь, стоящий одной ногой в болоте и не желающий из него вылезать. На самом деле я просто боялась чувств, которые ты во мне вызывал. Не фантазий, которые обычно вызывают у девушек парни: будущее с детишками и белым забором, — а яростной, дикой, полной потери себя, словно без этого мужчины в тебе, рядом с тобой больше ничто не имеет значения. Важно лишь то, что он о тебе думает, а весь мир может отправляться в преисподнюю. Даже тогда я знала, что ты можешь меня изменить! Кто же хочет быть рядом с тем, кто способен его изменить? Слишком много власти пришлось бы отдать. Легче было бороться, чем признать, что во мне есть тайные местечки, которые жаждут чего-то такого, что не принято в знакомом мне мире. А хуже всего то, что, когда ты разбудил меня, вырвал из кукольного мирка и я проснулась, полностью проснулась, ублюдок, ты меня оставил...
Я думала, что буду кричать, пока он не встанет.
Это же он учил меня не верить ни в чью смерть, пока я не сожгу тело, не развею пепел и не подожду день-другой, чтобы убедиться, что он не прорастет.
Конечно же, я не собиралась его сжигать.
Да и не думаю, что существуют такие обстоятельства, при которых я бы это сделала.
Я буду сидеть здесь.
И кричать.
И Бэрронс встанет. Он терпеть не может моих истерик.
Я все ждала, когда он оживет, прислушивалась, пытаясь распознать царапанье по краю утеса. Я почти ждала, что вот-вот Риодан перебросит через край свое изломанное, окровавленное тело. Может, он тоже не умер? Мы же в стране Фейри, ну, как минимум, в их Зеркалах — кто знает, что это за реальность? Может, там, в реке — живая вода? И стоит попытаться подтащить к ней Бэрронса? А может, мы в стране Грез и это только кошмар. Я проснусь и увижу, что лежу на диванчике в «Книгах и сувенирах Бэрронса», владелец которых приподнимет бровь и прожжет меня взглядом... И я скажу что-нибудь едкое, и жизнь будет прекрасна, жизнь будет полна монстров и дождя — именно то, что я люблю.
Я сидела на корточках.
Ничто не царапало по камням и сланцу.
Мужчина с копьем в спине не двигался.
На месте моего сердца разрасталась дыра.
Он отдал за меня жизнь. Бэрронс отдал за меня жизнь. Мой высокомерный, думающий только о себе зловредный засранец, который был прочной скалой под моими ногами, решил умереть, чтобы позволить мне жить.
На кой черт он это сделал?
Как мне с этим жить!
И тут ко мне пришло понимание, настолько жуткое, что на несколько секунд отступило даже горе. Я бы ни за что не убила его, если бы не Риодан. Риодан меня подставил? Он пришел, чтобы убить Бэрронса, который не был неуязвим, его просто сложно было убить? Может, Бэрронса можно было убить, только когда он находился в теле животного, и Риодан знал, что он будет защищать меня. То есть вся эта закрученная интрига могла произойти и не по моей вине? Риодан мог сотрудничать с Большим Г, оба хотели убрать с пути Бэрронса, чтобы со мной было легче работать, а похищение моих родителей было всего лишь отвлекающим маневром? Смотри туда, пока мы убиваем того, кто представляет для нас угрозу. А может, Бэрронс был за что-то проклят и убить его мог лишь тот, кому он доверяет, а доверял он мне. Скрываясь за холодным высокомерием, насмешками, постоянным натиском, он отдал мне самое дорогое — доверие, которого я была недостойна, и лучше, чем ударом в спину, я не могла этого доказать.
И именно это я и сделала. Хватило одного слова Риодана, чтобы я пошла против Бэрронса.
И обвинение в предательстве, которое я видела в глазах зверя, было вовсе не иллюзией. Это Иерихон Бэрронс смотрел на меня из-под доисторических надбровных дуг, скалил клыки, и в его жутких желтых глазах светились укор и ненависть. Словно я нарушила негласный уговор. Он был моим демоном-хранителем, а я убила его.
Он презирал меня за то, что я не увидела человека под личиной монстра?
«Увидьте меня». Сколько раз он повторял мне это? «Попытайтесь меня увидеть, когда смотрите на меня!»
