Когда мы наконец оторвались друг от друга, свет уличного фонаря, отразившийся от чего-то, упал на почтовый ящик, и стало видно, что его флажок поднят.
— Неужели тебе доставляют почту по ночам? А я-то думала, что об истинной природе Александра Стерлинга известно только мне.
Возлюбленный тоже был озадачен.
— Джеймсон очень аккуратен. Он всегда забирает почту сразу же, как только ее приносят.
— Она появляется не позже полудня, — сказала я. — Наверное, это срочное письмо.
— Заберу его потом, — заявил Александр, пожал плечами и обнял меня. — Сначала провожу тебя домой.
— И не думай, — возразила я, прежде чем он успел меня увести. — А вдруг это приглашение на вечеринку или извещение о том, что ты выиграл поездку в Лондон?
— Скорее всего, там реклама пиццы.
— Пока не посмотрим, не узнаем, — с досадой сказала я.
Александр помедлил, затем неохотно подался к расшатанному ящику и взялся бледными пальцами за крышку, смоченную дождевыми каплями.
— Странно, дождя вроде бы не было, — удивилась я.
— Давай доставай ты, — предложил Александр, откинув металлическую крышку.
Я заглянула в ржавый, темный, как могила, почтовый ящик, ожидая обнаружить что-нибудь вроде отсеченной кисти, сжимающей письмо. Почему нет? Это ведь вампирский ящик! Но я ничего не увидела.
— Эй, ты что, боишься? Не укусит! — принялся поддразнивать меня Александр. — Другое дело я. Я могу!
— Обещаешь?
Я захихикала, и тут мне на голову упало еще несколько дождевых капель. Воображая, что меня может цапнуть птичка, устроившая внутри гнездо, или полевая мышка, ищущая, чем бы перекусить, я глубоко вздохнула и запустила пальцы, ногти на которых были покрыты облупившимся черным лаком, в темные недра почтового ящика. Я нащупала лишь паутину, сунула руку глубже, так, что уж и обшлага нельзя было разглядеть, и тут нашарила что-то твердое.
— Это точно не бандероль, — сообщила я, вытащив черный почтовый конверт обычного размера и повернув его к свету, чтобы рассмотреть.
Выглядел он странно. Начать с того, что на нем не было никаких штампов, даже марки. Кто знает, вдруг я и не ошиблась насчет крылатого и клыкастого почтальона? На конверте каллиграфическим почерком было написано серебряными буквами: «Мистеру Александру Стерлингу».
Когда я передала письмо моему вампиру, несколько капель упали на конверт, и буква «А» начала расплываться.
— Похоже, что домой я тебя повезу на машине, — заметил Александр и вздохнул.
Он сунул конверт в карман куртки, взял меня за руку, и мы припустили по длинной дорожке обратно к особняку.
Я стояла в фойе великолепного здания, пропитанного ароматом лаванды. Со стены на меня взирал мой собственный портрет, заменивший одну из тех картин, которые висели здесь раньше.
— Обратного адреса нет, — заметила я, поправляя волосы.
— Я узнал почерк.
— Правда? И от кого оно? От давно покинутой подружки?
— Нет.
— Точно?
— Точно.
— Готова поспорить, ты получаешь миллионы любовных писем от бывших подружек.
Александр положил конверт на столик.
— Подожди здесь, я попрошу у Джеймсона ключи от машины.
— Когда ты собираешься распечатать конверт?
— Со временем.
Александр явно не проявлял особой заинтересованности, а вот я — наоборот.
— Сознавайся, от кого оно, — потребовала я, схватив письмо. — А то сама открою.
— Оно от моих родителей — ответил Александр, чуть помедлив.
— Правда? — удивилась я.
Отец и мать моего возлюбленного покинули Занудвилль невесть когда, и сам он о них заговаривал крайне редко. Я почти забыла, что они вообще существуют.
— Ну, давай открывай, — заявила я, снова сунув ему письмо. — Может быть, они тебе чек прислали?
Александр взял со стола нож для бумаг, сделанный из белого золота, и аккуратно вскрыл черный конверт с кровавой каймой. Даже в этом он выгодно отличался от меня. Я-то всегда на дикий манер рвала почтовые упаковки руками.
Чека внутри не оказалось. Там не было даже румынских леев.
Александр начал читать письмо про себя.
— Что там написано? — спросила я, крутясь вокруг и пытаясь заглянуть в текст.
Но мне удалось углядеть лишь затейливую виньетку да какую-то надпись, разобрать которую я не смогла.
— Ну что там, что? — не терпелось узнать мне.
Вместо ответа Александр засунул письмо в конверт, положил его на стол и сказал:
— Сейчас я отвезу тебя домой.
— Что там написано?
Этот вопрос прозвучал уже в третий раз.
— Да так, ничего.
— Родители прислали тебе письмо, а там ничего нет?
— Ну…
— Надеюсь, все в порядке?
— Да.
— Что-то по тебе не похоже.
Потом я подумала, что письмо могло пробудить в возлюбленном тоску по дому. Все-таки ему приходилось жить в огромном, почти пустом старом доме, с одним лишь чудным дворецким вместо родителей.
— Понимаю, что тебе их недостает, и надеюсь, что ты скоро с ними увидишься.
— Это точно, — заявил он. — Они прибывают завтра.
— Неужели? — изумилась я.
— Да. Это значит, что грядут перемены.
Я огляделась по сторонам. Мы чувствовали себя подростками, устроившими разгульную вечеринку и вдруг узнавшими, что родители неожиданно возвращаются домой.
— Что, объятиям в гробу приходит конец?
Александр неохотно кивнул.
— Мои украшения и вещи придется убрать из ящика?
— Похоже на то.
Когда Александр закрывал за нами дверь, я успела уловить взглядом последний отблеск лепестков черной розы, которыми был усыпан стол в холле. Да, мой портрет теперь, скорее всего, будет отправлен куда подальше, а старые картины вернутся на свои исконные места. Ароматические свечи, наверное, тоже перестанут куриться.
Одно можно было сказать со всей определенностью. На сей раз наводить порядок в особняке придется не Джеймсону, а самому Александру.
В тот вечер я сидела скрестив ноги на своем бобовом пуфе и в который раз пересматривала «Манстеров». Меня одолевали противоречивые чувства. С одной стороны, волнующее предвкушение встречи с родителями Александра, с другой — то, что наша с ним независимость завтра будет задернута черным кружевным занавесом. Это не могло не печалить.
По правде сказать, я нигде и никогда не чувствовала себя дома в большей степени, чем этим летом в особняке, вместе с Александром. Казалось, все мои детские мечты о вампирском образе жизни стали реальностью — пробуждение на закате, бодрствование по ночам, свечи вместо солнца… Я не сомневалась в том, что готова провести так целую вечность.