Ничто не подготовило ее к этому. Все в ее жизни было таким нормальным, таким ясным. Замечательные родители, безопасная домашняя жизнь, два брата, которые, несмотря на кое-какие случаи в детстве, выросли в хороших и интересных, обожаемых ею, мужчин. Ничего травмирующего не случилось, и когда она росла: была обычная тягомотина школы, была почти удушающая дружба, в которой, похоже, нуждаются подростки, были обычные пререкания и споры. И длинные, безмятежные летние дни, проведенные на озере. Каждое лето ее отважная мать набивала автомобильный фургон и храбро отправлялась в летний домик, где большую часть лета управляла стадом из трех энергичных детей. Ее отец приезжал на каждый уик-энд, а иногда проводил с ними весь отпуск. Теа помнила долгие, жаркие дни — плавание и ловлю рыбы, жужжание пчел в траве, пение птиц, светлячков, мигающих в сумраке, крикет и стрекотание лягушек, бульканье черепахи в воде, аппетитный запах гамбургеров, готовящихся на древесном угле. Она помнила, как скучала и как мучительно хотела вернуться домой, но к тому времени, как снова наступало лето, лихорадочно желала вновь вернуться на озеро.
Если и было в ее жизни что-то необычное, так это выбор профессии, но она с удовольствием красила дома. Она охотно бралась за любую работу по покраске, как внутри дома, так и снаружи, и клиентам, кажется, нравилось ее внимание к деталям. И она все больше и больше увлекалась фресковой живописью по мере того, как заказчики, узнав об этом ее особом таланте, просили, чтобы она преобразила стены. Даже ее фрески были совершенно нормальными, не было в них ничего мистического или мучительного. Так почему же ей внезапно стали сниться эти сверхъестественные сны о разных временах, являя одного и того же безликого мужчину ночь за ночью, ночь за ночью?
От сна ко сну его имя менялось. То он был Маркусом, одетым как римский центурион. То он был Люком, норманнским завоевателем. Он был Нейло, он был Дункан... он был столь многими разными мужчинами, что можно было даже не пытаться запомнить все имена, но она запомнила. Он тоже называл ее во снах разными именами: Джудит, Вилла, Мойра, Энайс.
Она была всеми этими женщинами, и все эти женщины были одной и той же. И он всегда был тот же самый, каким бы ни было его имя.
Он приходил к ней во снах, и, занимаясь с ней любовью, брал не только ее тело. Он вторгся ей в душу и наполнил томлением, которое никогда не покидало ее. Он заполнил ее ощущением, что без него она какая-то … нецелая. Удовольствие было столь острым, ощущения столь реальными, что, когда в первый раз она проснулась и лежала, рыдая, она испуганно потянулась вниз — прикоснуться к себе, ожидая, что почувствует влажность его семени. Конечно же, ничего там не было. Он существовал только в ее мыслях.
Меньше чем через неделю будет ее тридцатый день рождения. И таких сильных чувств, какие она испытывала к химере, являющейся ей во снах, у нее не было никогда за все эти годы, ни к одному реальному мужчине.
Она не могла сосредоточиться на работе. Фреске, которую она только что закончила для Клеменов, не хватало внимания к деталям, хотя миссис Клемен осталась довольна. Теа знала, что фреска не соответствует уровню ее работ, даже если миссис Клемен этого не заметила. Она должна прекратить грезить о нем. Может, ей нужно сходить к врачу, и, возможно, даже к психиатру. Но все в ней восставало против этой мысли, против подробного изложения ее снов незнакомому человеку. Это было бы похоже на публичное занятие любовью.
Но она должна что-то предпринять. Сны становились все более выматывающими, все более пугающими. У нее вдруг появился такой страх перед водой, что вчера, переходя мост, она почти запаниковала. Она, всегда любившая все виды водных спортивных состязаний и плававшая, как рыба! Теперь же, чтобы посмотреть на реку или озеро, ей приходилось брать себя в руки. И этот страх становился все сильнее.
В трех последних снах они были на озере. Ее озере. Том самом, где прошли замечательные летние дни ее детства. Он вторгся в среду ее обитания и она вдруг испугалась так, как не пугалась никогда в жизни. Он как будто преследовал ее, неуклонно подталкивая к исходу, который она уже знала.
Потому что в снах он не всегда занимался с ней любовью. Иногда он ее убивал.
Это был все тот же летний домик, хотя со временем он как будто уменьшился. В глазах ребенка он был просторным и немножко волшебным местом — домом, где постоянно звучали шутки и смех, домом, созданным для долгого, дивного летнего отдыха. Засмотревшись на дом, Теа сидела в автомобиле, чувствуя, как любовь и умиротворение, нахлынувшие на нее, заглушают страх оказаться здесь наяву. Здесь, где она была в самых последних снах.
С этим местом были связаны только хорошие времена. В четырнадцать лет она, под сенью плакучей ивы, впервые в жизни поцеловалась с Сэмми Как-его-там. Все то лето она сходила с ума от Сэмми, а теперь даже не может вспомнить его фамилию! Вот тебе и настоящая любовь.
Теперь она видела, что дом небольшой и нуждается в покраске. Она улыбнулась, подумав, что сможет заняться этой простенькой работой, пока будет здесь. Трава выросла по колено, а качели, свисающие с толстой ветви огромного дуба, совсем скособочились. Теа собралась с духом и взглянула в сторону озера. Пристань тоже требовала ремонта, и она попыталась сконцентрироваться на этом факте, но от вида голубой водной глади за пристанью на ее лбу выступили капельки пота. Желудок сжался и ее замутило. Она судорожно сглотнула, мгновенно перевела взгляд на дом и сосредоточившись на шелушащейся краске веранды.
Прошлой ночью он ее убил. Выражение его аквамариновых глаз, когда он удерживал ее в глубине прохладной озерной воды, было спокойным и ужасающе отстраненным. Его руки казались стальными, и ее панические усилия постепенно ослабевали. Наконец измученные легкие истратили последнюю драгоценную частицу кислорода и она вдохнула собственную смерть.
Она проснулась с рассветом, дрожащая, вся в поту. Она знала, что долго так не протянет, и все закончится нервным срывом. Она поднялась, поставила кофейник и провела несколько следующих часов, нагружаясь кофеином и строя планы. Так сложилось, что именно сейчас у нее не было никакой работы, так что выкроить время было легко. Вероятно, это было не слишком разумно — как раз именно летом она получала большую часть своего дохода, — но в данный момент это было легко. Когда она решила, что ее родители уже проснулись, она позвонила им и попросила разрешения провести пару недель на озере. Как и ожидалось, они обрадовались, что она, наконец, собралась взять отпуск. Ее братья с семьями регулярно пользовались летним домиком, но Теа, по тем или иным причинам, не была на озере с восемнадцати лет. Одиннадцать лет — долгое время, но жизнь как-то все не позволяла. Сначала был колледж и нужно было работать летом, чтобы платить за него, затем последовала парочка скучных работ в избранной ею сфере деятельности, убедивших ее, что она неправильно выбрала профессию.
