На тумбах лежали всевозможным медицинскими инструментами - шприцами, пинцетами, ватой, резиновыми жгутами и аптечными коробками. Медицинское оборудование стояло у самой стены, мелькало слабым зелёным светом и ритмично пикало. Мэдисон Ли мгновенно ринулась вперёд. Собирая все необходимое, лишь на долю секунды Ли перевела взгляд на Джеймса. И даже сейчас, в такой безумной ситуации, когда на счету была каждая секунда, она в который раз призналась себе, что едва может оторвать от него взгляд. Это не было удивительным
- Джеймс был молод и красив. Его тёмные волосы были всклокочены, а тонкие губы сжаты в напряжении. Джеймс что-то набрал на старом терминале у оборудования, затем снова поспешил к операционным столам.
Мэдисон тут же едва заметно тряхнула головой, выбрасывая из головы посторонние мысли. Она взяла Кэтрин за холодную руку и прочитала непоколебимую решительность во внимательных карих глазах Джеймса.
***
Джеймс чувствовал одновременно счастье и какое-то совершенно незнакомое ему удивление. Он помогал Кэтрин и Мэдисон изо всех сил, но находился будто бы и не здесь вовсе, а где-то в другом мире. Прошло уже не меньше восьми часов с того момента, как у его жены начались роды и сейчас, в этой старой самодельной операционной, его ребёнок появился на свет.
Ли судорожно выдохнула и быстро вытерла пот со лба рукавом. По большей части роды принимала Ли, но это определённо было только из-за того, что она была женщиной, а не более лучшим врачом, чем Смит.
- Джеймс… - хрипло прошептала Кэтрин, глядя на мужа с усталой улыбкой. Мужчина посмотрел на жену и счастливо улыбнулся в ответ, затем повернулся к ребенку.
- Девочка, - не переставая улыбаться, сказал Джеймс низким голосом. Мужчина, охваченный радостью, повернулся к жене и снял медицинскую маску с лица. - У нас дочка, Кэтрин. Очень милая, прелестная девочка…
Кэтрин улыбнулась, всё ещё морщась от боли. Она тяжело дышала и по-прежнему была бледной.
- Как я счастлива, Джеймс… Наша Кайли….
Джеймс не мог перестать улыбаться. Они так долго выбирали всевозможные имена для ребенка. Мечтали о том, как будут проводить время вместе с ним, как будут учить его и воспитывать. Как сильно будут любить своего малыша. Это были прекрасные дни.
Мэдисон завозилась с оборудованием позади операционных столов и буквально через несколько секунд выкатила вперёд столешницу с выдвижным экраном, присоединённым к массивной аппаратуре.
- Нам необходима гендерная проекция, которая покажет как ты будешь выглядеть, когда вырастишь, моя малышка, - ласково сказал Джеймс, обращаясь к ребёнку, с которым уже возилась Ли на операционном столе. Джеймс быстро вытер руки в резиновых перчатках о сухое полотенце и стал нажимать на кнопки, с неприятном писком проваливающиеся в ржавую консоль.
Компьютер загудел. Монитор, поскрипывая, поднялся на старом держателе вперёд, а затем направил слабый рассеянный луч света на ребёнка. На круглом выпуклом экране появилось нечёткое изображение лица. Это была девушка юного возраста с каштановыми волосами и бледным личиком. У неё были миндалевидные голубые глаза и слегка пухлые губы, как и у матери. Но как же она была похожа на него. Джеймс улыбнулся, заметив это.
- Джеймс, она твоя копия, - со слезами на глазах хрипло сказала Кэтрин, прерывисто вздохнув.
Джеймс отодвинул компьютер, поцеловал жену в лоб и осторожно взял её за руку.
Кэтрин хотела улыбнуться, но не нашла больше сил. Её рот вдруг искривился от боли, а глаза расширились и потемнели. Её рука метнулась к сердцу, а дыхание стало тяжёлым и прерывистым.
- Я прошу тебя, Джеймс, - прошептала Кэтрин, с ужасом глядя на мужа. - Мне не очень хорошо…
Смит распахнул глаза. Неужели случилось то, чего он больше всего боялся?! Джеймс резко повернулся к Ли, та уже бежала к Кэтрин.
Несчастная Кэтрин дрожала, и её глаза метались из стороны в сторону, лицо и губы были почти белыми. Ли мгновенно всё поняла.
- Остановка сердца, Джеймс! - в отчаянии крикнула Мэдисон. Смит повернулся к жене, затем посмотрел на ребёнка.
- Ли, быстро унеси ребёнка. Я справлюсь, - хрипло прошептал Джеймс, одевая на лицо белую маску и ощущая странное головокружение.
***
Смотритель Убежища, Альфонс Альмодовар, был мужчиной средних лет, скупым на эмоции, чем-то интересным внешне и очень придирчивым по характеру. Он пытливо всматривался в лицо Джеймса на протяжении нескольких долгих минут, пока Смит сидел в глубоком кресле напротив большого стола. Огромный лакированный стол был заставлен многочисленными ровно сложенными стопками бумаг. Здесь, в чистом и аккуратном кабинете Смотрителя, было не так много мебели: металлические стеллажи с папками и книгами у стен, стеклянные шкафы и мягкая мебель, слегка поеденная молью. Огромный терминал мигал зелеными мониторами позади полукруглого деревянного стола.
Джеймс скользнул взглядом по пресс-папье и двум толстым книгам, что лежали на столе у Смотрителя и про себя отметил весьма педантично разложенные по своим ячейкам канцелярские предметы в подставке для ручек. Когда Смит оторвал взгляд от стола, то тут же наткнулся на выжидательный взгляд светло-зеленых глаз Смотрителя Убежища.
У Альмодовара была смуглая кожа, тёмные, уже кое-где с сединой волосы и бородка на крепком подбородке. Во всём внешнем виде Альфонса так и читалась железная непоколебимость. И в том, что Смотритель был сложным человеком, Джеймс ни на минуту не сомневался.
Смит покрепче прижал к груди младенца, закутанного в многочисленные выцветшие тряпки, и нахмурился.
- Мы берём тебя только потому, что нам нужен врач, - медленно произнёс Альфонс, прикрывая глаза. - Никаких привилегий от нас не жди. Будешь работать с Джонасом в паре. И если за тобой обнаружат хоть один проступок, вылетишь отсюда быстрее, чем твой ребёнок выговорит первое слово.
Джеймсу захотелось съязвить, услышав подобную колкость о дочери, но колоссальным усилием он сдержал себя - не время сейчас поддаваться на такие дешёвые провокации. В конце концов, Альмодовар только и мечтает придраться к нему.
Джеймс медленно кивнул в знак согласия. Он покинул кабинет Смотрителя спустя две минуты, вышел в освещённый ярким дневным светом коридор Убежища 101, тихо выдохнул и подумал, что самые трудные времена в его жизни только начались.
Он вспоминал о Кэтрин каждый день.
Каждый раз, когда смотрел на их дочь, он вспоминал Кэтрин в последние часы её жизни. Джеймс смотрел на себя в тусклое зеркало в маленькой ванной. Кайли осталась играть в манеже, и он дал себе одну минутку на передышку, на рассеивание жуткого комка мыслей в его голове. На воспоминания о Кэтрин.
Он смотрел на себя - хмурого и задумчивого, с первой сединой в тёмных волосах, с многочисленными морщинами, оставленными думами и скорбями на его лице. Такого, каким он стал за год со дня её смерти. Джеймс подумал о времени, прожитом в Убежище.
Это был тяжёлый год. Альфонс постоянно придирался к нему. Сначала он цеплялся за любую деталь, например, напоминал о надобности каждые три дня менять медицинский халат или делал выговор за трату слишком продолжительного времени на перерыв. Позже, когда Смотрителю это наскучило, он стал отчитывать Джеймса за слишком долгую возню с ребёнком, якобы отвлекающую его от работы. Конечно, всё это было безосновательным, Смотритель сам это понимал, ему явно доставляло удовольствие демонстрировать людям (Джеймсу в особенности) свою безграничную власть в Убежище.
Джеймс прикрыл глаза. За этот год он хорошо узнал почти всех жителей Убежища. Среди них были и хорошие люди, и не очень. Например, коллега Джеймса был не только замечательным врачом, но и потрясающим человеком.
Джонас, молодой темнокожий парень, был весёлым и общительным. Он никогда не терял присутствия духа и умел поднять настроение. К тому же, он обожал науку и всегда погружался в работу с головой, а Джеймс это ценил. Джонас был хорошим другом, он прекрасно понимал Джеймса, а Джеймс в свою очередь как никому доверял этому парню. Кайли Джонас тоже нравился - по крайней мере, она всегда с удовольствием делилась с ним своими игрушками.
