Так я познакомилась со своей сестрой, которую мама назвала Шайной. Мое сердце дрогнуло, когда я держала ее на руках, такую маленькую и беззащитную, сосавшую свой крохотный пальчик, причмокивая. Не могла сказать, что она была красавицей. Сморщенная, розовая, как поросенок, сопевшая, как ежик, и строившая гримасы, как обезьянка. Со временем она, конечно же, изменится, но первое впечатление осталось неизгладимо.
Мне пришлось задержаться в деревне еще на пару лет. Мама восстанавливалась медленно — и теперь, помимо хозяйства, на меня легла и забота о сестре. В течение года я успела привязаться к ней, как к собственному ребенку. Кормила ее, мыла, укладывала спать и испытывала другие «радости материнства». Она стала моим хвостиком и всегда требовала моего присутствия. Мама видела это и, кажется, даже ревновала ко мне сестру, но, стоило Шайну забрать от меня, та устраивала скандал и орала так, что сбегалась вся деревня. В конечном итоге, мама смирилась и не пыталась лишить сестру столь важной игрушки, как я.
Иногда я могла позволить себе спрятаться на дереве и побыть в одиночестве, но это были редкие моменты, пока спала Шайна. Я любила свою сестру, но совсем не хотела оставаться при ней нянькой. Меня по-прежнему интересовало все новое и тянуло увидеть мир. Вещи давно были сложены в дорожную сумку и ждали хозяйку, но я никак не могла заставить себя бросить сестру и мать, пока они нуждались во мне.
2 глава Побег
С решением убежать мне помогла, как ни странно, мама. Мне уже исполнилось восемнадцать, я расцвела, привлекая внимание мужчин в деревне. Они говорили мне комплименты, пытались заигрывать и приглашали на прогулки. Однако мне они были не интересны. Все мои мысли занимало лишь желание увидеть мир. Но, видимо, мама решила, что пора отдать дочь в хорошие руки, как котенка, который нуждается в заботе. Однажды вечером она посадила меня за стол, заявив, что нам нужно поговорить. Внутри меня заворочалось неприятное предчувствие.
— Элини, — начала мать разговор, — ты уже взрослая девушка, тебе пора создавать свою семью. У тебя есть кто на примете? — спросила она, пристально вглядываясь в мое лицо.
Я поморщилась, как от кислого фрукта. Неужели она не видит, что мне это не интересно?
— Нет, мама, — ответила я, отводя глаза, — мне никто не нравится, если ты об этом.
Мать кивнула в ответ на мои слова, видимо, это ее и интересовало. Вздохнув, она продолжила:
— Тогда мне придется выбрать тебе мужа, — заявила она решительно.
Я округлила глаза, удивленно уставившись на нее.
— С чего бы это? — спросила запальчиво. — Я прекрасно чувствую себя и без мужа.
— Ты же знаешь законы нашего племени, — проговорила она спокойно, не сводя с меня глаз. — Ты теперь взрослая и готова стать кому-то супругой. Для женщины нет большего счастья, чем быть при муже. Он будет заботиться о тебе.
Я вскочила со стула так резко, что он упал, громко стукнувшись об пол. Даже не заметила этого, отошла к окну, пытаясь привести свои эмоции в порядок. Во мне бушевал огонь возмущения — и всё мое нутро вопило о неподчинении законам нашей деревни.
— Нет, — твердо сказала я, — ты не будешь выбирать мне мужа. Я вообще не хочу мужа, я хочу остаться свободной! — заявила я ей и, повернув голову, сверкнула глазами.
Это не произвело впечатления на мать. Она сидела все так же умиротворенно, перебирая в руках четки. Это было ее любимое занятие в последнее время, видимо, так мама успокаивалась. Немного помолчав, она продолжила, как будто мое заявление и не звучало вовсе.
— Ко мне приходил один из старейшин. Он предложил прекрасную партию для тебя, своего младшего сына Торона. Ты же знаешь его? — уточнила она. Я закатила глаза и фыркнула, выражая этим свое отвращение.
— Так вот, молодой мужчина просит твоей руки. Думаю, эта партия для тебя будет отличной. Он обеспечит семью всем, да и как мужчина он привлекателен. К тому же, положение у него хорошее в деревне, скоро пойдет по стопам отца — и тогда ты вообще не будешь ни в чем нуждаться.
Во мне все кипело от слов матери, я сдерживалась из последних сил, чтобы не начать орать и топать ногами в негодовании. Я помнила этого Торона. Рыжий, конопатый, нескладный вовсе. Худой, как трость, одни кожа да кости, бледный, как моль. Глаза пустые, не обогащённые интеллектом. Его тупым шуткам улыбались только такие же тупые. Я даже представить не могла его рядом с собой. С ним общались только потому, что он — сын старейшины. От всплывшего в голове образа меня начало подташнивать. Отогнала его прочь, не желая даже думать об этом.
— Нет, — снова твердо сказала я, — за этого урода я точно не выйду.
Мать сверкнула на меня злобным взглядом, неодобрительно сдвинув брови.
— Что за выражения, Элини? — укоризненно спросила она. — Разве я так тебя воспитывала?
Я слегка покраснела от слов мамы. Она не терпела грубости и всегда старалась избегать ее в доме. Даже с мужем не ругалась при детях, чтобы мы не услышали лишнего.
— Прости, — извинилась я, — просто меня бесит одна мысль об этом Тороне. Он мне противен, понимаешь? Он же щуплый, как прутик, его стукни — он и обломится!
— Зачем же бить мужа? — удивленно спросила мать. — Отношения строятся на уважении, а не на драках.
Я выдохнула и вновь подняла глаза к потолку. Как донести до матери, что он мне неприятен как мужчина и уважение не поможет, если каждый раз при виде него меня будет тошнить.
— Мама, ну пойми же, он мне не нравится совсем! Я не смогу его любить и уважать не смогу, он глупый!
Мать посмотрела на меня как-то странно, вроде и понимающе, а вроде и осуждающе — я не смогла точно определить, что означал ее взгляд. Потом она отвела глаза в сторону и, вздохнув, ответила:
— Ты вся в отца, — тихо проговорила. — Он тоже был непримирим с законами. Вечно спорил и ругал устои деревни. Говорил, что другие существа имеют больше прав и свобод, а нас держат в черном теле, заставляя следовать старым традициям.
Я внимательно слушала мать. Она не часто говорила о моем отце, стараясь забыть его. Я практически не знала папу: он погиб, когда мне было три года. Мама не сразу вышла замуж повторно, пять лет носила траур по мужу и горевала, но потом была вынуждена вступить в брак. Закон гласил, что женщине непростительно жить одиночкой в деревне, особенно с детьми. Вот и вышла за того, кто готов был взять. Повезло, хоть мужик попался хороший. Ее ценил, редко ругался, не бил. На меня ему было наплевать, но это и к лучшему: не приставал с нравоучениями.
— Ты очень упрямая и, если продолжишь в таком духе, тебя непременно накажут старейшины, — посетовала мать на мое поведение. — И тогда тебе не найти мужа, будешь вынуждена служить старикам всю свою жизнь. Подумай, милая, такой ли жизни ты хочешь, — с этими словами она встала и вышла из комнаты.
3 глава Побег
Я осталась стоять у окна, вглядываясь вдаль и пытаясь привести свои чувства в порядок. Я понимала, что имела в виду мама. Если ослушаюсь старейшин, они лишат меня статуса свободной самки и заставят служить им, как рабыню, которая не имеет прав. Да, такой закон у нас тоже был. Женщины очень боялись его, поэтому всегда соглашались на брак, предложенный старейшиной. Лучше жить с мужем, хоть и нелюбимым, чем быть рабой.
Это я тоже прекрасно понимала, но смириться не могла. Мой бунтарский характер заставлял противиться всему, что было не по мне. И даже здравый смысл не мог его обуздать. Я чаще сначала делала, а потом думала, чем наоборот. А мой язык иногда вообще жил отдельной жизнью и мог ляпнуть, что угодно.
Осознав свое положение и ситуацию, в которой оказалась, поняла, что настал момент, когда пора покинуть отчий дом. Иначе меня ждет участь всех женщин в этой деревне, и я стану одной из них. Буду вынуждена жить с мужем, которого ненавижу, и рожать ему детей. Ни того, ни другого я не хотела, поэтому выход был только один — побег.
