В чертогах снежного бога нечасто раздаются молитвы из срединных земель, где зима проводит по четверти года. Чем южнее, тем реже звучат звонкие голоса жриц; в южных регионах они не раздаются вовсе.
Северяне, конечно, были бы рады его покровительству, нет слов. Но Ланеж слишком хорошо знал, как они к нему относятся. Его боялись, ему не радовались, хотя и благоговели перед ним. Они были суровым народом, который умел выживать в самые страшные морозы, они воспринимали снег как естественную часть своей жизни, молились ему, Ланежу, главный храм никогда не пустовал, но…
Но среди них он не нашел тех, кому хотел бы предложить свое покровительство.
У Анихи подопечных было десять — и это только сейчас. У Радужки, которая скоро проснется и будет сопровождать сперва Анихи, затем летнего Кэлокайри и осеннего Фтинори — десятки, она покровительствовала красивым девушкам. Про богиню удачи и говорить не приходится. У верховных (даже у Тилара или, как его звали восторженные фанатики, Танатоса, бога смерти) тоже хлопот с людьми хватало, эти вообще лениво выбирали наликаэ из толп желающих, посещающих их храмы.
У Ланежа еще ни разу не было ни одного.
Сказав, что не нуждается в подопечных, он солгал — и оба бога это прекрасно знали.
Анихи безмятежно улыбнулся, довольный тем, что словесная молния угодила точно в цель.
Что ж, сам напросился.
Ланеж вскинул вверх руку. Снежная туча угрожающе набухла, и землю заново устлал пышный белый ковер.
Лицо бога весны приняло страдальческое выражение.
— Я же еще три дня это изобилие растапливать буду! — возмутился он.
— Значит, найдешь чем заняться помимо упражнений в остроумии, — все тем же гулким ледяным тоном бросил снежный бог…
И вдруг осадил Северный ветер, заставив белоснежного скакуна недовольно всхрапнуть и остановиться.
Внизу, среди заснеженного леса мраморным изваянием застыла девушка, глядя на пушистый серебристый ковер.
Сердце Ланежа дрогнуло.
Она была смертным воплощением великого Севера. Дивной красоты создание.
Светлые, как лучи луны, волосы, яркие голубые глаза цвета чистых льдов под зимним небом, бледное личико с нежным румянцем, словно предрассветные розовые облака над бескрайними снегами…
Прекрасна.
Ланеж простер вниз руку, и снежинки закружились вокруг нее в волшебном танце, осыпая зимним серебром.
Снег перед ней разметался, мягким ковром стелясь под ноги, не давая провалиться. По бокам снежинки сложились в диковинные узоры.
Девушка подняла лучистый взгляд на небо, и Ланеж почувствовал, как в нем вновь вспыхнула надежда.
Как этой льдистой красоте пойдет его знак!
Если это не родство — то что тогда?
В облаке снежинок, резко крутанувшись, бог опустился на землю, не слушая, что там кричал ему в спину Анихи.
Снег не проседал под его шагами, когда Ланеж направился к девушке, гадая, почувствует ли она его присутствие.
Вблизи она оказалась еще прекраснее. Тонкие, правильные черты лица, стройный, хрупкий силуэт, купающийся в бледно-голубом шелке. Изящные пальцы придерживали снежно-белую меховую накидку. Алмазные серьги сияли Северными звездами.
Ланеж был очарован, хотя боги обычно не находят в смертных очарования. Для того, кто живет вечно, человек — символ увядания. В глазах бога он умирает — каждый день, каждый час, каждую секунду, неотвратимо и неизбежно.
Но даже несмотря на это, девушка была прекрасна.
Затаив дыхание, Ланеж протянул руку ей навстречу. Он знал, что она сейчас чувствует: ледяное дуновение, порыв холодного ветра…
Он осторожно коснулся пальцем лба смертной, закрыл глаза, призывая силу, и отвел руку.
Великолепно, как он и ожидал.
Восьмиконечная снежинка украсила высокий бледный лоб, засияв серебром и придав новый блеск ярким глазам. Чарующая картина…
В этом году он все-таки предъявит всем свою подопечную! И какую!
Девушка вздохнула.
— Затянулась зима в этом году, — нахмурилась она. — Ненавижу снег.
Два слова. Два ножа, вонзившихся в сердце.
Знак снежного бога дрогнул — и разлетелся белыми иглами.
Как десятки раз до того.
Ланеж чуть сгорбился, позволив девушке пройти мимо. Проводил ее взглядом. Шевельнул было пальцами, но в последний момент сдержался. Ни к чему мстить смертной, окружать вьюгой, срывать порывом ветра меховую накидку, отмораживать щеки и руки… Она ведь не виновата…
Бог ставит метку от сердца, и сейчас сердце мучительно болело.
— Снег в доме не нужен никому, Ланеж! — крикнули сверху.
Он взял себя в руки и отстраненно глянул на Анихи.
Молча взвился в воздух в ледяном вихре, вскочил в седло и, быстро пристегнув к седлу первую снежную тучу, помчался прочь. В пути молниеносно вспорол ее мечом, позволяя напоследок усыпать мир холодным серебром. И так же поступил с остальными. Будет целых три сезона на то, чтобы пополнить запасы.
Анихи это заслужил.
Хотелось домой. В ледяной замок на краю мира, где живет только он да старуха Зима. Хотелось тишины, одиночества, в которых можно будет покрыть инеем новую рану. Хотелось опять, по прошествии очередного года (двух, трех, десяти?), позволить расцвести жестокой надежде на то, что однажды и его знак примут, с радостью и благодарностью. Что и он, Ланеж, однажды будет нужен, что эта пустота в груди заполнится…
После последней яростной, жестокой вьюги весна в срединные земли пришла на удивление быстро.
Глава 1
Снег в этом году выпал неожиданно рано. Мало кто был этому рад — как же, еще не успели собрать поздние яблоки, а кое-кто и груши со сливами. Не повезло… к тому же озимые культуры следовало посадить, а теперь, в мерзлую землю…
Но двух девушек, выходивших из небольших, но величественных ворот местного пансиона такие вещи не заботили. Они обе принадлежали к достаточно влиятельным и зажиточным семьям, чтобы не знать работы в саду и огороде, не говоря уже об оброке у деодаров. Деодары владели всей землей, являясь могущественнейшими из людей. Поэтому так и назывались — на одном из древних языков, еще сохранившихся в религии, «део» значило «бог». Не то чтобы они претендовали на обладание какими-либо божественными чертами, вовсе нет, да и преклонения не требовали. Но правили сообразно собственным представлениям о справедливости, нередко — железной рукой. Не отвечали ни перед кем, кроме императора.
Однако местный деодар был не так уж плох. Безалаберный, но не жестокий. В соседней тайо дела обстояли куда хуже.
Девушки, негромко разговаривая, затворили за собой тяжелые створки из светлого, покрытого прозрачным лаком старинного дерева. Одна из них, не прекращая монолога, двинулась дальше и даже не сразу заметила, что вторая замерла, подняв голову к небу.
— Здравствуй, — негромко произнесла она.
— Ты что, Рэлико? Что-то сказала? Прости, я не расслышала…
— Нет, Арати, ничего, — ее подруга заметно стушевалась. — Просто… снег идет.
— Да… не люблю первый снег, мороки от него много… всегда тает потом, оставляя мокрые потеки… лучше уж сразу дождь, чтобы стек в канавки, и улицы снова сухие. А снег бы пусть ложился сразу как положено, в свой час, укрывая землю. Хотя, — она сморщила нос, — я и зимой не люблю по нему ходить. Особенно в ученических деревянных туфлях. Скользко.
— Я люблю снег, — негромко произнесла Рэлико, завороженно следя за танцем белоснежных пушистых хлопьев, которые мягко падали, чуть кружась, густым светлым туманом окутывая улицы, не давая разглядеть что-либо дальше десяти метров.
— Странная ты, — улыбнулась Арати. — А с виду такая огненная, — произнесла она, шутливо дернув подругу и однокурсницу за рыжий локон.
Но вздрогнула Рэлико не поэтому. Ей показалось — только показалось, — что на миг за белоснежными хлопьями, осыпающимися с неба, соткался в воздухе неясный силуэт, который она даже не успела разглядеть.
— Огонь в душе, Арати, не мешает восхищаться холодной красотой, — со странной тоской произнесла рыжеволосая девушка с большими карими глазами. — Я каждый год жду первого снега… и вот дождалась, — и она протянула ладони навстречу падающим снежинкам.
