— А-а-а, так ты из Чистилища! — облегченно выдохнула я.
— Я вынужден буду сообщить о нарушении, — с долей вины сказал мелкий.
— Да-да, — я сложила руки на груди и глянула на него свысока. — И разу уж ты здесь, заодно объясни мне, с какой радости по контракту у меня максимальное количество незапланированных смертей пять, а я сдохла уже шесть. Кто мне это компенсирует?
С эльфенка тут же слетела вся холодная официальность, которую он так старательно отыгрывал. Он стушевался, несколько раз моргнул, а затем тихо спросил:
— Точно шесть?
— Точнее не бывает, — я немного смягчила тон — мальчик либо попал на работу недавно, либо с такими косячными сюжетами ещё сталкивался. — По два раза сожгли и утопили, а ещё повесили и горло перерезали. Наборчик на любой вкус! Ну и что на такое говорят инструкции?
— Я… не знаю! — вдруг выкрикнул он и закрыл лицо руками. — В смысле, мне не говорили… не объясняли… мне только сказали…
Мальчишка начал запинаться и его голос задрожал так сильно, что я сразу поняла: сейчас разревется.
— Ну, не реви, — похлопала я его по плечу, ощущая себя немного неловко — довела ребенка до слез, изверг. — Первое задание, что ли?
— Да, — шмыгнул он носом. — И я не плачу, — гордо выпятил подбородок.
Я скептически посмотрела на то, как он запрокинул голову и яростно заморгал, чтобы прогнать слезы.
Дите дитем. Кто его вообще на такую работу бросил?
— Садись, малявка. Кушать хочешь?
Юбку, пострадавшую сначала в клетке, потом в ночном путешествии, а после и во время сбора ингредиентов, уже ничего спасти не могло. Потому я спокойно села прямо на траву и достала из сумы честно стыренные у охранников кусок сала и краюху слегка подсохшего хлеба.
— Не хочу, — шмыгнув носом, проворчал тот, но все-таки уселся рядом. — И я не малявка!
— А кто? — искоса глянула я, отрезая от сала несколько ломтей.
— Антон, — степенно представился он.
— О, наш, что ли? — обрадовалась я. — А я Алена, будем знакомы.
— Угу, — Антон обхватил колени руками и тоскливо уставился в чащу. — Первое же задание и такой прокол. А я так радовался, эх…
Я едва проглотила хлеб, оказавшийся неожиданно совершенно резиновым, и глухо спросила:
— А что за задание-то было?
— Ну… — Антон заломил брови, явно пытаясь вспомнить чуть ли не дословно, что ему сказали. — Там заметили, что у вас процент скорректированных сюжетов низкий. Вот и решили приставить меня к вам…
Подождите-ка… Что?!
— Приставить тебя ко мне? — ядовито перебила я его. — Процент скорректированных сюжетов низкий?! То есть как это заметить — так они сразу, а чтобы посмотреть ПОЧЕМУ так вышло — так фигушки?!
— Чего вы на меня орете? — обиженно спросил мальчишка. — Я такой же отрабатывающий самоубийство, как и вы. Если у вас претензии, идите их туда предъявляйте!
И, нахохлившись, отвернулся, тут же став похожим на маленького надутого хомячка.
И правда, чего это я? Мальчик точно не виноват, что в Чистилище накосячили.
— Ладно, ладно, прости, — примирительно сказала я. — Ты можешь передать наверх ситуацию?
— Отчеты сказали отсылать на закате, — пробурчал он, явно все ещё обижаясь.
— Эй, Тоша, — я пододвинулась к нему ближе, — не дуйся, а? Я не хотела на тебя орать, но серьезно… Представляешь? Умереть семь раз. Ну с тем… как я сюда попала вообще.
— Не представляю, — содрогнулся он. — И, уж простите, представлять не хочу.
— Поверь, осуждать тебя за это я не стану, — нервно рассмеялась я.
Разговор увял сам собой.
Антон упорно делал вид, что рассматривать как по траве ползают разные жучки — самое интересное, что он видел в своей жизни. А я… просто не знала, о чем с ним можно поговорить. Скажем честно, в моем круге общения не водилось подростков начала пубертата. И как с ними обращаться я не очень понимала.
Что вообще могло быть общего у взрослой тридцатилетней тетки и двенадцатилетнего пацана?
А хотя подождите…
— Эй, Антон.
Тот не ответил. Лишь слегка повернул голову и покосился в мою сторону.
— А почему ты… ну… попал сюда?
Знаю, не лучшая тема, но хоть какая-то, чтобы его разговорить.
Судя по округлившимся глазам мальчика, вотэтоповорот у меня получился. Вопрос только не испортила ли я все окончательно? Если ко мне действительно решили приставить надзирателя, настраивать его против себя не самая умная мысль. И то, что он совсем сопляк, здесь не имеет никакой разницы.
— Ну… — я принялась лихорадочно придумывать удобоваримое объяснение. — Я просто понять не могу, почему такой хороший ребенок — а ты явно хороший — вдруг оказался здесь.
— А что, хорошие дети не режут вены? — как-то совсем по-взрослому усмехнулся он. — Или из окон не прыгают?
— Эй, не нападай! — я выставила перед собой ладони. — Я же не собиралась тебя задеть! Ну хочешь, я расскажу тебе, почему сама здесь очутилась?
— Не хочу, — отрезал Антон и опять спрятал лицо на коленях.
Вот и поговорили.
Я оставила попытки наладить контакт. Вместо этого просто улеглась на траву и хмуро рассматривала облака. Вскоре меня начало клонить в сон, и я всерьез подумывала позволить себе немного вздремнуть, когда раздалось едва слышимое:
— Я перерезал вены за две недели до своего двенадцатилетия. Через три месяца после попадания в детский дом.
Сон слетел в один момент. Я резко села и уставилась на сидящего прямо мальчика. Его лицо казалось безучастным, но вкупе с тем, что он сказал…
Итак… Пацан попал в детдом и покончил с собой. Если бы его забрали из плохой семьи, такого исхода явно не было бы. Ну, я так думаю. Значит, с родителями что-то случилось. И домашнего ребенка загребли в мир, где человек человеку волк с самого детства.
— Ты… — осторожно начала я, но Антон вдруг выпрямился ещё сильнее.
— Запрос с Чистилища, — выдохнул он и закатил глаза.
При этом остался сидеть, словно ничего не было.
Выглядело это жутковато, но я замерла, как мышь под веником.
А потом зрение затуманилось, и в следующий момент я оказалась в знакомом зале, оформленном в готического стиле, с высокими потолками и стеллажами со свитками у стен. Уже знакомая мне тетенька со строгим светло-русым пучком поправила свои очочки и тяжело вздохнула. Приколотый к ее пиджаку бейдж с именем «Ангелина» блеснул серебром в ярком белом свете, падающим откуда-то сверху.
Что самое странное, Антона рядом не оказалось. То ли его случай особой аудиенции не требовал, то ли с ним решили разобраться отдельно. Я мысленно пожелала пацану удачи и сосредоточилась на текущем положении дел.
— Елена, — строго взглянули на меня поверх очков, — ваш наблюдатель утверждает, что случился сбой и за время работы вы умудрились умереть целых шесть раз?
— Именно.
— Этого не может быть, — безапелляционно заявила Ангелина. — Но…
— Да вы что? — я выпрямилась и смерила ее вызывающим взглядом. — То есть у вас фиксируется провал сюжетной линии, раз вы решили приставить ко мне надзирателя, но ни разу не отобразилась причина?!
— Не кричите, пожалуйста, — холодно осадили меня. — И дайте мне договорить. Так вот… Наша система отлажена веками и сбоев ещё не было. Но ваша жалоба зафиксирована, и мы все проверим. И тогда если вы говорите правду, будем решать, что делать с этой ситуацией.
— Я не вру! — вскинула я голову. — Какой смысл врать, если вы видите и знаете все?!
— Мы разберемся, — все так же спокойно, но уже с нажимом проговорила Ангелина. — А пока идет проверка, предлагаю вам немного отдохнуть.
Она хлопнула в ладоши, и я оказалась… в собственной квартире. В родной до последней трещины на обоях двушке, где я выросла, а потом закончила свое земное существование. Я судорожно сглотнула и с некоторой опаской посмотрела на люстру.
Если это насмешка, то какая-то слишком злая.
Я заставила себя сделать несколько шагов по гостиной и распахнуть шторы. А потом тут же закрыла их назад. Как-то это разноцветное марево мало похоже на привычный пейзаж, который я видела по утрам на протяжении тридцати лет!
