мужик, даже хитрый. Иначе не стал бы одним из самых богатых торговцев Дан-ле-Рина. Этот невысокий, круглолицый, улыбчивый старик, с солидным пузиком, лысой, как колено, макушкой и цепким взглядом, был вхож в такие дома, о которых Ларсен и мечтать не смел. Пока.
Какие его годы? Тридцать лет для мужчины… это разве возраст?
Вот Дамиель Буруа, говорят, даже с королевской четой знаком лично. А ведь никаких «аристократических кровей» он не имеет. Так что у Ларсена всё ещё впереди.
Насмешливый тон явно не пришёлся Буруа по душе.
– А вы, сатье Оллье, значит, в это не верите? – поджал губы почтенный торговец. – Странно… Разве ваше… дело не требует веры в чудеса?
Ларсен Оллье, размышляя, как лучше ответить, чтобы снова не задеть собеседника колкостью, перевёл взгляд на окно.
Рыночная площадь по ту сторону разукрашенного инеем стекла манила праздничными огнями. До Нового года ещё почти месяц. И нарядное Дерево Подношений пока не установили в центре столицы, но ежегодная ярмарка уже «обрастала» торговыми рядами.
Горожане приходили сюда гулять вечерами задолго до самой новогодней ночи. Влюблённые парочки и почтенные семейства с кучей шумной детворы разгуливали с глупыми улыбками на лицах от лавки к лавке.
Лоточники продавали горячие ароматные булки, сладкие пирожки и традиционные лакомства из орехов и меда. По дальнему краю площади жарили на углях мясо и варили душистый хмельной ягоднец.
Словом, весёлая праздничная кутерьма уже вовсю накрывала маленькое северное государство Нор-ле-Эвилье.
Ларсен поморщился едва заметно, надеясь, что хоть это удастся скрыть от внимательного взгляда собеседника – Оллье с детства ненавидел праздники. Оно и понятно – только дурак будет любить праздники, когда они есть у всех, но только не у тебя. А Ларсен дураком никогда не был.
И, пожалуй, из всех глупых и шумных торжеств самым ненавистным для него был именно Новый год.
Однако пора было что-то ответить терпеливо ждущему торговцу…
– Скажем так, сатье Буруа, я верю в собственный разум, проворство моих ног и ловкость моих рук. Я на удачу не полагаюсь – предпочитаю рассчитывать только на себя. Это гораздо надёжнее, чем верить в чудеса! Поэтому меня и называют лучшим «ловцом редкостей». Ещё ни разу я не провалил ни одного поручения! И, если вы хотите, чтобы я добыл для вас настоящую дайану к Новому году, я привезу вам птицу удачи. И сделаю это точно в срок.
Ларсен слегка поклонился и обаятельно улыбнулся, покосившись на своё отражение в оконном стекле.
Разве не хорош?
Густые темные волосы. Знойный взгляд карих глаз. Лицо в меру мужественное, в меру «благородное». Хотя от аристократов он столь же далёк, как и Буруа. Лёгкая небритость лишь добавляет серьёзности и брутальности. А уж умение подобрать «нужную» улыбку для каждого собеседника – это особый талант, которым Ларсен гордился по праву. Вот и сейчас он угадал верно.
Дамиель, удовлетворённый его ответом, тоже расплылся в улыбке и потянулся к кубку.
***
– Вот поэтому я обратился именно к вам, уважаемый сатье Оллье. Недаром вас прозвали «Везучий Ларс»! И всё же мне любопытно… – торговец ухмыльнулся лукаво. – Вы ведь собираете всевозможные чудеса и волшебные артефакты со всего света… И при этом в них не верите? Как такое возможно?
– В моём деле, почтенный Буруа, достаточно того, чтобы в чудеса верили мои заказчики. Если они платят звонкой монетой, я готов хоть в Черноту спуститься и блорра рогатого притащить. Я доставляю то, что нужно – Ларсен демонстративно загибал пальцы, перечисляя, – без обмана, точно в срок, в целости и сохранности. А что потом станут делать с этой магической штуковиной, и сколько в ней подлинного волшебства… это уже не моя забота.
– И всё-таки… – усмехнулся торговец, – мне бы хотелось услышать ваше профессиональное мнение, прежде чем заключать сделку. Да, я верю в легенды о том, что «синие птицы» приносят удачу и помогают приумножить богатство. Хотя, как и вы, уважаемый Ларсен, предпочитаю более надёжные способы заработка. Но меня интересует другая часть преданий о дайанах… Говорят, что эти чудесные птицы способны обращаться в не менее прекрасных дев. И я подозреваю, что как раз по этой причине мой единственный сын загорелся желанием иметь такую птичку в доме. Осенью мы отпраздновали его совершеннолетие, и я подарил ему сразу двух наложниц, дабы он привыкал к взрослой жизни. Но с некоторых пор у Джозека все разговоры сводятся к этим крылатым девам… Я сам, конечно, виноват – разбаловал. Сын привык получать всё, что пожелает. Но ведь единственный законный отпрыск. Кого ещё баловать, как ни его?
– Понимаю, сатье Буруа, – Ларсен спрятал за очередной удобной улыбкой истинные мысли о том, что юный наследник (или, скорее, нахлебник) старого торговца «с жиру бесится». – Синие птицы удачи – большая редкость… Я никогда прежде их не видел и не могу доподлинно подтвердить то, что о них рассказывают. Но я обещаю вам, что привезу самую настоящую дайану, неважно в облике человеческом или с крыльями.
– И как вы собираетесь её добыть? И где? – вкрадчиво поинтересовался старик.
– В Тайвиэлии, разумеется, – пожал статными плечами Ларс. – Дайаны обитают только там. В землях нашего южного соседа, в таинственной Долине Грёз. Неужели вам это неизвестно, почтенный сатье? Или вы меня проверяете? Уважаемый сатье Буруа, я дорожу своей репутацией. Если я сказал, что смогу добыть птицу удачи, это значит, я её добуду. А как… У всех свои хитрости. Не забивайте свою светлую голову моими заботами! Две тысячи серебряных данов, и птичка ваша!
– Ох, такие деньги… – Буруа наигранно закатил глаза. – Я мог бы новый дом купить этому неразумному мальчишке прямо у стен королевского замка, а отдаю их за какую-то девку в перьях…
– Так… по рукам, сатье Буруа? – усмехнулся Ларсен.
– По рукам, сатье Оллье! Одна волшебная дайана не позднее новогодней ночи у меня в доме – и две тысячи данов у вас в кошеле!
Ларсен пожал протянутую ему руку, скрепляя договор.
Дамиель широко улыбнулся и добавил всё с той же любезной физиономией:
– Успеете в срок – добавлю ещё пять сотен, а надумаете меня провести или не выполнить заказ – пожалеете, что нас свет родились, почтенный Ларсен!
***
– Теффа…
Рука Ларсена медленно скользила по её молочно-белой коже, изумительной, бархатной, всегда благоухавшей так, что один только этот запах пробуждал непреодолимое желание.
Впрочем, и дом Стеффии неизменно наполняли
