Ним нахмурился — он знал, что аромат тлеющей особой травы, если вдыхать его часто, разрушает человека хуже и быстрее, чем алкоголь. Маки с ним не согласилась, сказав, что дым безвреден, и Бредли сделал заказ. Курить кальян в общем зале было нельзя, и девушка привела мужчину в специальную комнату, предупредив, что если он будет приставать, она его зарежет. Они уселись на пол, Бредли пил, а Маки курила. Она будто отдалилась, ушла в другую реальность, блаженно улыбалась и даже смеялась чему-то Бредли неведомому — легким смехом, словно звеня серебряным колокольчиком.
— Ты жрица Богини Луны? — спросил Ним, смотря на ее татуировки. Ним знал, что жрицы не покидают храм, но только они имеют узоры на теле и руках.
— Я была в храме танцовщицей! — ответила девушка — И мне там очень нравилось. Тишина… Спокойствие… Нет мужчин…
— Почему ушла оттуда?
— Пришлось! Выздоровела — и прогнали. Они оставляют только лучших. А я плохо танцую.
— Ты болела?
Маки на вопрос не ответила, но рассказала, что курить она стала в храме — там вздыхают дым, что бы увидеть Лунную Богиню. А еще, Маки так лечили, дымом.
— И ты видела богиню? — заинтересовался Бредли — Видишь сейчас?
Что девушка не будет говорить о своей болезни, Ним понял.
— Богиню? — переспросила Маки — Когда вижу, когда нет. По разному.
Бредли пил почти до утра, пока ром его не свалил.
Проснувшись, Ним некоторое время не мог понять, где находится — капитану показалось, что его заперли в ореховой скорлупке, настолько маленьким и тесным было помещение. А как он смог поместится на узкой кровати, Бредли вообще не понимал.
Вчерашняя танцовщица чем-то шуршала у стола, столь же маленького, как и все в этой комнатенке.
— Ты все же привела меня к себе! — хрипло произнес Ним.
Маки обернулась и улыбнулась.
— Тебя бы выкинули на улицу, а там бы ограбили! — объяснила она, показала где можно умыться, и пошла завтраком и вином для гостя.
Девушка была одета по домашнему, более просто, а волосы ее были собраны в узел. Благодаря этому Ним заметил что спина Маки, вернее, обнаженный участок тела возле шеи, покрыта шрамами.
— Тебя били? — нахмурившись, спросил он, но девушка и на этот вопрос не ответила.
Ниму было неловко, что Маки уступила ему свою кровать, а сама вообще не ложилось. Но девушка сказала, что совершенно не устала, и не хочет спать, и Бредли вспомнил, что таково действие травы — после нее человек долгое время не чувствует усталости.
Ним задержался в таверне на несколько дней. В зал он выходил только когда Маки выступала, все остальное время проводил в комнате девушки. Но, добиться ее расположения так и не смог. Стоило капитану намекнуть на близкие отношения, или дотронутся до нее, как Маки шарахалась, и убегала. Ним понял, что девушка боится мужчин, и не выносит прикосновений.
Напрасно он пытался выведать у Маки причину такого поведения, и узнать, что с ней случилось, кто оставил шрамы на ее теле и душе — девушка ответила, что после пребывания в храме она не помнит прошлое. Единственное, чего капитан добился — Маки стала называть его по имени, Нимом. Однако, принимать подарки от него девушка отказывалась — не хотела быть обязанной. Только брала плату за проживание в своей комнате, за которую Бредли щедро приплачивал.
Теперь девушка спала в своей кровати, а для Нима был принесен и брошен на пол у стены тюфяк, набитый травой. Бредли не оставил идею завладеть сердцем и телом неприступной танцовщицы, но понимал, что это будет сложно. А хотел он ее сильно, до ломоты внизу живота.
Капитан продолжал рассказывать истории и сказки, а Маки слушала их с замиранием сердца. Рассказывал Ним и о своей стране, о горах и быстрых холодных реках, и о бескрайних степях, которые по весне покрываются прекрасными алыми цветами, носящими тоже же имя, что и девушка — маки.
— А море там есть? — спросила девушка, Бредли ответил, что нет, и Маки удивилась, почему Ним стал моряком.
— Хотел посмотреть мир, и не хотел пасти овец, и выращивать виноград! — ответил Бредли.
… Пришло время вернуться на "Мариетту", хоть Ним и не желал покидать девушку.
— Что тебе привезти? — спросил он танцовщицу, и она, ни на миг не задумываясь, ответила, что хочет посмотреть на цветы, которые носят ее имя. Чем Бредли озадачила — привезти маки невозможно, а в Ланиме они не растут.
В последнюю ночь пребывания в таверне некий выпивоха совершил действие, которое Бредли простить не мог — крикнул, что танцовщица отстой, и ее надо гнать со сцены. Для выпивохи ночь закончилась сломанными ребрами, для таверны в целом поломанными столами и стульями. У Нима уже не было денег, и заплатить за причиненный ущерб он не мог, поэтому написал долговую расписку, взял с хозяина обещание присматривать за Маки, и отбыл на корабль.
Прошло пол года, прежде чем Бредли вернулся в Ланиму. Все это время, где бы он не бывал, капитан искал вещи или картины, где были бы изображены маки, но такого не находилось. И во всех кабаках всех портов и городов он рассказывал, что в Ланиме его ждет любимая девушка по имени Маки.
Хоть желанных для танцовщицы цветов и не было, кучу других подарков для Маки он привез — все, что ему попадалось лучшего и дорого. Это были и ткани, и одежда, и украшения. И разные лакомства, которые он смог довести до Ланимы. Возвращаясь в таверну, Ним волновался — там ли девушка, ждет ли? И примет ли дары?
Маки была в таверне, и встретила Бредли, задыхаясь от счастья. Она призналась, что скучала и ждала его возвращения. Хозяин также не скрывал радости — не уверенный, что капитан вернется, он решил, что ущерб возмещать некому, кроме Маки, и стал высчитывать из ее зарплаты, за что и был чуть ни прибит Нимом.
В отношениях Бредли и танцовщицы ничего не изменилась — она капитана любила, но не позволяла себя трогать. Однажды утром Ним заметил, что Маки еще спит, и присев на кровать, положил руку на грудь девушки. Маки проснулась, оттолкнула руку, и забормотала:
— Нет! Нет! Пожалуйста, не надо!
И столько страха и мольбы было в ее взоре, что Ним отодвинулся, попытался Маки успокоить, и больше попыток близости не предпринимал.
Так продолжалось до тех пор, пока Маки опять не попросила заказать кальян.
В этот раз хозяин позволил ей курить в своей комнате, и девушка опустилась на
