на смешно изогнутых колпаках. Из ряда, где продавали глиняные свистульки, доносились неумолкающие трели рожков, переливы дудочек и залихватский гам губных гармошек. Босоногая детвора стайками толпилась у пряничных лотков, хвалившихся разноцветной глянцевой глазурью.
Распродав за день всю рыбу, выуженную ещё в предрассветный час специально для сегодняшней ярмарки, Йомен сворачивал прилавок, складывая одна в другую громоздкие плетёные корзины из ивовых прутьев. Стоявший чуть поодаль Петро с деловым видом, как и всегда, когда он имел дело с счётом, грязным пальцем отслюнявливал засаленные медяки, прикидывая прибыль.
Звонкий взрыв девичьего смеха задорно выкатился из-за угла, и оттуда вынырнула сияющая Маришка, щеголяющая новёхоньким сарафаном, сопровождаемая Анной, в золотистые косы которой витиеватой змейкой вплелись так подходящие к её глазам лазурные атласные ленты, отливающие на свету мерцающим блеском.
— Ну как, отторговались? — весело осведомилась Маришка, крутясь и так и эдак, чтоб парни могли со всех сторон рассмотреть её обновку.
— Отторговались, — удовлетворённым басом грянул Петро, презревший дальнейший скрупулёзный подсчёт, наспех заталкивая оставшуюся горсть монет в мешок на поясе.
— А что, Петро, пойдем танцевать? — кокетливо щуря глаза, спросила Маришка, отчего-то чаще захлопав ресницами.
— Айда! — взревел тот и, хлопнув себя по ноге, соскочил с места, на ходу крикнув Йомену:
— Да брось ты эти корзины, потом подберём!
Галантно подхватив гарцующую от нетерпенья Маришку под локоток, он скрылся с ней за палаткой, направляясь к центральному столбу, где уже слышались призывные мотивы плясовой.
Йомен поднял взгляд на Анну. Дерзко вскинув голову, она насмешливо улыбнулась ему:
— Даже не думай!
И, развернувшись к нему лицом, словно дразня, нетерпеливым движением отбросила за спину косы и с издёвкой добавила:
— Меня Филипп ждёт! Гляди, какие ленты он мне подарил!
— Да я хоть сейчас готов скупить весь атлас на этой ярмарке и кинуть целую охапку к твоим ногам, — чуть не заорал Йомен, но, встрепенувшись, словно вспугнутая охотниками лань, она уже заспешила прочь, и, глядя вслед быстро колышущимся юбкам, Йомен со злости разметал по траве все так заботливо уложенные им корзины.
Её лицо стояло у него перед глазами, когда он просыпался утром и когда ложился спать. Других он просто не замечал, и в самых сокровенных мечтах она становилась его желанной наградой.
Реальность оказалась жестокой. Следуя за ней, получая отказы и колкости в ответ, но всё равно отчаянно пытаясь завоевать хоть чуточку её внимания, он радовался, как ребёнок, когда ловил на себе её будоражащий смеющийся взгляд. Словно он уже превратился в Меченого с той лишь существенной разницей, что ведьмой она всё-таки не была.
Это он знал наверняка. Он видел её в тот день под водопадом, когда, скинув с себя осточертевшие пыльные сорочки, девушки купались. Рассчитывая на то, что деревня уже укладывается ко сну, они вышли к водопаду на самом закате, томимые желанием освежиться после утомительного дневного зноя. Йомен с приятелями возвращались с охоты, пробираясь по заросшей тропе, давно уже заброшенной из-за клубков ядовитых змей, обосновавшихся в камнях по обе стороны дороги. Намаявшись за день на жаре в лесу, друзья как манны небесной жаждали кружечку холодного пенного в трактире у Старика Эда, а заросший путь был короче на добрых полтора часа. Продираясь сквозь нагромождение камней, они услышали внизу визжащие девичьи голоса и, подобравшись к краю обрыва, скрытые стволами деревьев, увидели плавающих.
Стоя под шипящими струями воды, Анна наслаждалась долгожданной прохладой и свободой от гнёта тесной одежды. Придерживая копну золотистых волос, она подняла руки к затылку, и в розоватых лучах Вечернего Месяца Йомену почудилось, что её тело отливает каким-то колдовским сиянием. Пригнувшись над пропастью, он, не дыша, скользил глазами по каждой манящей детали на её фигуре. Бурное обсуждение за спиной вернуло его в реальность, но ту картину он часто видел во сне, просыпаясь по утрам с щемящим чувством тоски и робкой надежды.
Именно тогда он и рассмотрел нетронутую белизну её кожи, но даже знание того, что силы, тянувшие его к Анне, не были порождением чёрной магии, слабо утешало его.
Меченые считались особой кастой. Нет, они не рождались таковыми. Меченым становился любой, кто провёл ночь с ведьмой. Загвоздка заключалась в том, что все эти бабушкины сказки, рисующие ведьм как сгорбленных выживших из ума злобных старух с корявыми узловатыми пальцами и бородавками, бугрившимися на огромном носу, на поверку оказывались не более чем байками. Ведьмой могла быть совершенно любая девушка. Внешне ничем не отличаясь от обычных крестьянок, они чувствовали себя вполне вольготно среди сельского люда. Некоторые из них были красивы, с густыми спадающими до пояса волосами, но даже пухлощёкая деревенская хохотушка могла обернуться той, что так хорошо скрывала свою тайну.
Единственной отличительной меткой ведьм служил полумесяц. Раскинутый на бедре пятью родимыми пятнышками, внешне напоминавшими рой вьющихся мошек на белоснежной коже, он умело маскировался нижней юбкой, и горящий страстью любовник не всегда замечал зловещее клеймо. Наутро было уже поздно. Опоенный чарами испитого безумства, бедняга был обречен на вечное служение ведьме. Это не было похоже на обычный приворот, здесь не требовалось сыпать в суп горький порошок из толчёных кореньев или прятать под подушкой соломенную фигурку. Юноша не чах на глазах и не ходил как потерянный под её окнами. Расставшись с колдуньей, он мог даже не вспоминать о ней, выбросив проклятую ночь из головы как страшный сон, но рано или поздно расплата настигала его. В любой момент ведьма могла призвать к себе верного слугу, и, словно цепной пёс, он срывался с насиженного места и мчался к ней. От этого не было никакого спасения, склянки выпитых зелий и окуривания отворотными травами помогали лишь очистить сознание, изгнав из него навязчивый образ чародейки, но они были бессильны выкорчевать прочно засевшую, словно впаянную в сердце струну, дёргая за которую та могла повелевать несчастным против его воли. Были те, кто пытался сбежать, уйти за сотни километров, оставляя между собой и ведьмой перепутья дорог, непроходимые чащи и бурные горные потоки. Всё было тщетно. Единственным способом разорвать невидимую связь было убить саму ведьму. Пламя костра развеивало тёмные чары, освобождая из-под колдовского гнёта десятки невольных любителей девичьей красы.
Немудрено, что на ведьм охотились. Ещё с младенчества впервые принятые повитухой новорожденные девочки подвергались тщательному осмотру зорким глазом, ищущим малейшие стайки родинок на розоватой ножке. Однако ведьмы были не так просты. Чувствуя успешное зачатие, они покидали деревню, таясь вдали от троп в укромных уголках, скрытых от людских глаз, где на лоне природы
