Распахиваю без стука входную дверь.
— Мамочка? — падаю на колени прямо в прихожей, прячу лицо в ладонях и только теперь даю волю слезам.
— Софи? Почему ты вернулась? Что… Драконий Бог! Да что с тобой такое?
— Роланд любит другую! — выкрикиваю между всхлипываниями. — Он мне изменяет!
Молчание.
— Ох, крошка моя… Встань с пыльного пола! Платье же, Софи, ну! Идём же, кому говорю!
Мамины руки поднимают меня и мягко тянут в гостиную. На бирюзовый велюровый диванчик. Не замечаю ничего вокруг. Продолжаю топить своё горе в слезах. Рыдания перерастают в икоту, а облегчения всё нет и нет.
— Флора! — матушка звенит колокольчиком. Раздаётся торопливый стук каблуков. — Чаю нам! И конфет! И коньячку!
Матушка подсаживается ко мне поближе.
— Ну, всё, всё, — гладит мне спину. — Прекращай плакать, иначе распухнет нос, и так вон какой красный! Держи платок. Высморкайся и расскажи толком, что стряслось.
Дрожащими руками промокаю глаза и начинаю рассказывать между всхлипываниями.
— Я… вернулась домой… раньше обычного. А там… Роланд и Амара, и они…
— Ясно, — сухо кивает матушка. — Куда тебя только бездна понесла, звала же тебя в торговую галерею! А ты домой, домой! Надо было слушать меня! Разве я когда плохое советовала?
Матушка вздыхает и неодобрительно качает головой.
Хмурюсь и подозрительно смотрю на неё.
— Ты… не удивлена?
Матушке сорок восемь. После того, как Роланд подыскал для неё милый особняк в элитном районе столицы и определил кругленькую сумму ежемесячного содержания, её жизнь заиграла новыми красками. Будто вторая молодость началась.
Красивые наряды. Покупки в торговой галерее. Опера. Светские визиты в те дома, в которые ещё полгода назад нас бы и на порог не пустили.
Матушка поправляет тёмно-русые волосы, уложенные в тугой пучок на затылке и складывает ухоженные руки со свежим маникюром на юбку из серебристой парчи.
— Отнюдь, — качает головой. — Ты разве не знала? Амара всего лишь вдова маршала, а уже год живёт не по средствам. Разве она не говорила тебе, откуда у неё деньги?
Год…
Мы вместе учились с Амарой в академии, были лучшими подругами. Потом она оставила учёбу ради выгодного брака с маршалом Сохрейном, который ей в отцы годился. Я осталась в академии.
Пока училась, Амара овдовела. Мы продолжали общаться в переписке и мечтали о том, как снова будем видеться каждый день, когда моя учёба закончится. Но когда я вернулась домой, наши пути разошлись окончательно.
Мы с матушкой едва сводили концы с концами, живя в скромном домишке на окраине города — единственном, что осталось от отца, который незадолго до смерти промотал всё состояние в карточных играх.
А Амара начала вращаться в высшем обществе. Болтали, что у неё появился влиятельный покровитель из приближённых к Императору.
Драконий Бог! Могла ли я подумать!
Вот почему она так натянуто улыбалась на приёме, где Роланд представил меня в качестве невесты! А я-то думала, дело лишь в том, что мы друг от друга отвыкли!
— Мерзавка! Ненавижу её! — шиплю в потолок и рву платок ногтями.
— Это же ганайский шёлк! — шипит матушка и раздражённо выхватывает у меня из рук кусок гладкой ткани. Затем легонько бьёт меня по щеке, приводя в чувство.
— Заканчивай эту истерику, Софи! — её голос звенит в тишине гостиной. — Успокойся! Слышишь? Ничего не случилось!
Смотрю на неё потрясённо. В смысле? Не случилось?!
Моя жизнь рушится!
Открываю было рот, но в этот момент входит Флора с подносом в руках, на котором уместились пузатый фарфоровый чайник, из носика которого поднимается пар, две пары чашек, вазочка с шоколадными конфетами ручной работы, миска домашнего печенья в виде розочек с капелькой красного варенья по центру, и хрустальный графин с янтарной жидкостью, заткнутый пробкой.
— Спасибо, Флора, дальше мы сами! — останавливает матушка кухарку одним жестом. — Закрой дверь с той стороны.
Дородная кухарка пристраивает поднос на чайный столик, оскорблённо поджимает губы и молча удаляется. На стене бьют часы с кукушкой. За окном стремительно темнеет.
— Итак, — изящным жестом матушка берётся за чайник.
Шмыгаю носом и задумчиво смотрю, как в белоснежный фарфор тонкой дымящейся струйкой льётся чай. Воздух вокруг наполняется ароматом клубники и персика. Это успокаивает.
Пока остывает чай, утаскиваю из вазочки печенье, нервно точу зубами хрустящий краешек. Матушка льёт себе в чашку немного чая, затем добавляет щедрую порцию янтарной жидкости из графина.
Я беру ещё одно печенье. Ещё. И ещё. Сладкая крошка во рту хотя бы немного заглушает горький вкус двойного предательства.
— Итак, — повторяет матушка. — Вот, что ты сделаешь, Софи. Успокоишься. Забудешь, что видела. Вернёшься домой к своему мужу с милой улыбкой на лице. Именно так поступают мудрые женщины. Именно так поступишь ты. Поняла меня?
Я чуть чаем не давлюсь. Кашляю. Ставлю чашку на стол. Прижимаю холодные ладони к пылающим щекам. Прокручиваю в голове снова и снова то, что сказала мама.
Примеряю на себя эту реальность.
Знать, что у того, кого любишь всем сердцем, другая.
Что он проводит время с ней, а тебя только терпит. И так будет всегда.
Сжимаю кулаки, резко встаю и иду к окну. Прячусь за бирюзовой портьерой. Опираюсь руками на подоконник. Прислоняюсь лбом к холодному оконному стеклу.
Перед глазами снова встаёт недавно увиденная картинка, в которой Роланд целует Амару. Нежно на неё смотрит.
В носу начинает щипать, и всё внутри скручивается в болезненный узел.
Бездна! Не быть мне мудрой!
Да я умру, если ещё раз увижу их вместе!
Я люблю его! Зачем он так?
Как только Софи забеременеет, я отошлю её в фамильный замок. Это брак по расчёту. С тобой всё иначе. Ты для любви.
— Послушай, милая, — мама вторгается в моё укрытие за портьерой, снова гладит меня по спине. — Ты просто потерпи. Роланд ведь не мальчик, ему тридцать пять, а не двадцать три, как тебе. У него есть потребности, и вообще, в его возрасте и с его положением сложно взять и поменять устаканенную жизнь. Но всё наладится, вот увидишь! Он узнает тебя получше, и обязательно полюбит. А если нет — тоже не беда! Многие так живут! Бог с ними, с этими женщинами, сегодня одна, завтра другая. Возвращаться-то он будет к тебе! У них нет на пальце колечка, а у тебя есть! А потом и вовсе дети появятся, вот в ком главная радость, ты о муже и думать забудешь! Вот увидишь, когда ты забеременеешь…
— Он отошлёт меня в фамильный замок! — заканчиваю за неё упавшим голосом.
Молчание.
— Что… ты такое говоришь? Почему? — встревоженно переспрашивает матушка.
— Он сам так сказал своей рыжей гадине! Поверить не могу! Она ведь стояла у меня за спиной перед алтарём! Помогала выбирать цветы и украшения для зала! Поправляла фату! Как тебе это нравится, а?
— Постой, постой, — матушка нервно барабанит пальцами по подоконнику. — Я не хочу в замок! У меня в октябре крестины у Мэрвиров, в ноябре свадьба у Драгосов, а потом зимние императорские балы! Но ты ведь ещё не беременна, ведь нет?
Смотрю на неё потрясённо:
— Прости, что нарушаю твои планы! Но — да! Беременна!
— Нееет, — стонет матушка и хватается за голову. — Как же так быстро? Сколько со свадьбы прошло? Месяц? Полтора? И уже? А ещё на мужа жалуешься! И не стыдно тебе?
Кусаю нижнюю губу, чувствуя, как краснеют щёки. Немного неловко обсуждать с матушкой интимную жизнь.
Но в этом она права — Роланд приходит ко мне часто, пару раз в неделю точно! Собственно, поэтому я и думала, что у нас всё прекрасно. Что ему всё нравится и всё устраивает.
Ведь я всё делаю правильно. Лежу неподвижно, молча и с достоинством, смотрю в потолок.
Именно так должна вести себя примерная недавняя девственница и приличная леди, чтобы муж, не дай Бог, не подумал, что она уже опытная и пользованная.
Всё как учила матушка. Чего ему ещё не хватает?
