я бы сказал, сакральная практика. Это и признание в любви, и обещание защиты и помощи, и декларация намерений. В некоторых сёлах до сих пор для того, чтобы жениться, достаточно публично поцеловать девушку в губы, а для того, чтобы признать своим ребёнка, можно поцеловать его при свидетелях. Поцелуй — это физическое выражение любви и заботы.
Я вцепилась в край стола до такой степени, что помяла светлую узорчатую скатерть.
— Спасибо. Эта информация бесценна. Я очень благодарна вам за разговор, но сейчас мне нужно уйти. Простите.
— Это вы меня простите, что так расстроил вас, прекрасная лея, — сочувствующим взглядом проводил меня профессор.
До своей комнаты я шла быстрым шагом, стараясь держать себя в руках. Больше всего хотелось разрыдаться, но неимоверным усилием воли я сдержалась. Сначала нужно подумать.
Закрыв все двери, в том числе ту, что вела в соседние покои, где поселился муж, я заметалась по комнате. Мне всегда лучше думалось на ходу, и сегодняшний день — не исключение. Итак, метку можно было снять только смертью, когда Алекс сказал, что он за «этим и пришёл», то он имел в виду это? Или есть какой-то ещё способ, о котором не знает профессор?
И тут я вспомнила эпизод на кухне утром после нашей первой ночи. То, как странно он взял меня за горло и как я испугалась такого простого жеста. В тот момент он хотел меня убить? И передумал? Или отложил? Решил просто поразвлекаться со мною, пока не сможет открыть обратный портал, чтобы с трупом в квартире не сидеть? И если передумал, то когда? До или после того, как я рассказала про детей?
Дальнейшее поведение Алекса стало более понятным. Он хотел меня убить, но вместо этого решил использовать как постельную игрушку. И надо сказать, что я сама сделала всё, чтобы ему угодить: прыгнула в койку и едва ли не выпрашивала ласку. А он? Равнодушие, вот как охарактеризовал профессор его ко мне отношение по метке.
Сомнения в равнодушии мужа взметнулись, разгоняя мысли, вырывая из памяти картинки близости и заботы.
Но… Алекс же сам говорил, что не любит меня и не может предложить большего. А я надеялась… на что? Заслужить любовь? Или что он всё вспомнит? Но вот прошло уже столько времени, а ничего из этого так и не случилось.
Возможно, всё его отношение к себе я придумала! Видела то, что хотела видеть своим зашоренным влюблённым взглядом, искала знаки внимания и заботу там, где была простая вежливость. Да, он был ласков со мной, но я для него лишь любовница, после стольких лет воздержания его интересовал только секс. И потом, разве не естественно вести себя с любовницей мило и вежливо, если она старается угодить?
Но ведь могло что-то измениться? Раньше контур был почти чёрным, это я точно помню, возможно, судить пока слишком рано.
Да, цвет его метки поменялся. Каким он был, когда Алекс только вернулся?
Я закрыла глаза, вспоминая его появление. Вот он оттаскивает от меня Марка, вот делает странный жест рукой. На руке — чёрный узор в более светлом контуре.
Стоп!
А что за жест? И не от него ли у Марка случилась полиорганная недостаточность? Алекс же целитель, а любой врач — это ещё и очень, очень умелый убийца, вопрос только в этике.
Внутри всё похолодело.
Алекс действительно собирался меня убить. По-настоящему. И это не пустая угроза — он на такое действительно способен.
К моменту, когда муж попытался зайти в мои покои, я так и не пришла ни к какому выводу. Времени не хватило, чтобы собраться с мыслями, поэтому когда я открыла ему, то действовала на эмоциях, они звенели внутри, требуя выхода.
Слова сами слетели с губ.
— Алекс, ответь мне, пожалуйста, на вопрос. Когда ты пришёл в мой мир, то сказал, что планируешь снять брачную метку. Как ты хотел это сделать?
Он замер передо мной, глядя сверху вниз. Его поза и выражение лица почти мгновенно изменились, он скрестил руки на груди, и я сразу поняла, что он не ответит. Не скажет правду.
— Это уже неважно.
Вполне ожидаемый ответ, упавший между нами невидимой глыбой.
— Мне сказали, что метку можно снять только убив одного из супругов. Или есть другой способ? — не унималась я.
До невозможности хотелось поверить, что другой способ существует.
— Я уже сказал тебе, что это больше не имеет значения, — резко ответил муж, раздражаясь.
— Хорошо. Тогда поцелуй меня! — вскинула я подбородок, пытаясь найти на его лице отголоски тех эмоций, что испытывала к нему я.
— Нет!
Ответ прозвучал так звонко, как пощёчина.
— Хорошо. Скажи, а в смерти Марка замешан ты?
— Какого Марка? — нахмурился он.
Неужели он вот так просто, походя, убил человека и забыл о нём?
С каким монстром я связала жизнь?
— Того соседа, которого ты выкинул из квартиры, когда открыл портал ко мне. Ты его убил?
— Не люблю насильников, — он пожал плечами так, будто убийство даже не стоило обсуждения.
Я в шоке смотрела и осознавала, кем является муж.
— Знаешь, Алекс, я доверилась тебе дважды. Но третьего раза не будет!
Глупые, рискованные слова вырвались сами собой.
Я опустила голову, чтобы не показать застывшие в глазах слёзы, и закрыла дверь перед его лицом. Нам больше нечего друг другу сказать. Ни за что больше к нему не прикоснусь! И не позволю прикоснуться к себе. Пусть теперь сам себе массаж делает и осваивает искусство аутофелляции!
Какая же я непроходимая наивная дура! От клокочущей внутри боли едва получалось дышать. Как же я могла так ошибиться? Как могла понадеяться, что покрытый шрамами убийца — это тот Алекс, которого я когда-то полюбила? Как могла рассчитывать, что он меня вспомнит?
Или на что я вообще рассчитывала-то?
Ведь не девочка же, знала, что любовь нельзя ни купить, ни тем более заслужить. Хотела стать удобной и приятной? Окей, стала. Но дальше-то что? Каков был мой план на случай, когда я устану прощать, сглаживать углы и ходить на задних лапках? Олеся же предупреждала: «будь осторожнее, ты в этих отношениях на тринадцать лет дольше, чем он». Но я положила к его ногам всё, что могла — сбережения, себя, детей, свою свободу и право выбора.
И теперь полностью зависела от человека, для которого убийство — это дело, не стоящее даже запоминания.
Я почувствовала себя не просто глупой и преданной, а разорванной в клочья, раненной в самую душу, изломанной изнутри. Боль была настолько сильной,