Я кивнула и прошла в дом. Дверь в бабушкин приемный кабинет была открыта — видно, она уходила в большой спешке. Я поднялась по скрипучим ступеням в кухню, оттуда прошла в гостиную — это самая большая и уютная комната в доме, любимая с детских лет.
Портреты на стенах, милые старые безделушки на каминной полке, мягкий плюшевый диван и книги — высокие книжные шкафы из темного дерева по стенам. В лесу мало развлечений, и книги стали окном в мир, моими друзьями. Здесь были собраны самые разные жанры: от справочников по болезням или этикету до приключенческих новелл. Я прочла их все, некоторые не по одному разу.
Любовно провела рукой по разноцветным корешкам. Книгам я не могу навредить, к счастью. Выбрала почти наугад «Трактат о травах» — толстый том в потертом переплете. Мне нравится, что там подробно приведены не только полезные свойства растений и основные рецепты, но и вредные свойства, которые также следует учитывать. Особенно мне. Я обожаю готовить зелья, уверена, если б не мой несчастный дар, стала бы профессиональным зельеваром. Эх, если бы не негативная магия, я бы получала сладкий, ароматный сироп от кашля из калиники, а не бурую бурду с отвратительным запахом — от него одного заходишься кашлем. Когда бабушка варит зелья и снадобья или даже просто готовит еду, я стараюсь держаться подальше. Но никто не запрещает мне изучать теорию и мечтать, что когда-нибудь найдут средство для превращения отрицательного заряда магии в обычный.
Со стен смотрели портреты родных в резных рамах. На самом большом — Юнна ди’Эльвейс, моя бабушка. Еще совсем молоденькая девушка, студентка в белоснежной мантии целительницы — красавица с медовыми волосами и голубыми глазами. Окончив магическую академию, бабушка вышла замуж за мага-погодника и переехала сюда, в его дом. Дед — он погиб лет пятьдесят назад — высокий, сухощавый мужчина с пышными усами и добрыми глазами. После его смерти, бабушка, на руках которой осталась маленькая дочь, не захотела уезжать из наших мест, тем более что община, состоящая из нескольких крупных сел, остро нуждалась в услугах целителя.
Все вокруг любят и уважают умелую целительницу, сложную фамилию которой — ди’Эльвейс крестьяне постепенно превратили в название цветка. Прозвище Эдельвейс закрепилось как наша фамилия, даже меня иначе не зовут.
Чуть дальше висит портрет моей мамы. От бабушки ей достались волосы медового цвета, а глаза от деда — карие. Она необычайно красива и изящна — это все, что я о ней помню. Куда она исчезла, и связан ли с этим мой ненавистный дар, бабушка не говорит. Замыкается, стоит только завести разговор о дочери.
Зачитавшись о полезных свойствах земляного ореха, я потеряла счет времени, но громкий стук и голоса во дворе заставили оторваться от книги. Я подошла к окну и осторожно, чтобы снаружи было незаметно, отогнула краешек занавески.
Высоченный бывший кузнец с вилами наперевес не позволял небольшой, но плотной толпе крестьян вломиться в калитку. Возглавлял сборище мстителей мельник. Отец Вилая.
Ой! Явились требовать выкуп с бабушки, потому что «бедный» мальчик столько кушал, что мост его не выдержал?
Мельник — уважаемый человек в деревне. Он посредственный маг ветра, но кажется простолюдинам чуть ли не архимагом, когда в безветрие крылья его мельницы вращаются без остановки. Еще говорят, что он способен остановить распространение лесного пожара, но, мне кажется, это враки.
В толпе волновались, в ответ на враждебные действия Нила вперед выдвинули дубинки и колья. Кто-то зажег факел и угрожающе размахивал им. Мне хотелось выйти и закричать им, что Вилай преследовал меня, а стало быть, сам виноват! Но разве я могла? Стоит выйти, и толпа завопит, от страха и возмущения лишаясь последнего разума. Почувствовав агрессивное настроение бывших односельчан, Нил опустил вилы и зычным голосом принялся уговаривать разойтись и прийти позже, когда целительница будет дома. Но мельник с побелевшим от ярости лицом не сдавался.
«Целительница нам не нужна! Подавай сюда девку с дурным глазом! Хватит ей парней калечить! В мешок ведьму и утопить!»
3
— Верно говоришь, приятель! В воду ее! — поддержал мясник, размахивая острым колом. И тут же внес свежее предложение: — Или сжечь!
Я застыла, услышав такие угрозы. И раньше мои гонители требовали наказаний — запереть, высечь. А тут дошло до такого!
Нил замахнулся вилами на мясника.
— Да в своём ли ты уме, старый хрыч! Госпожа Эдельвейс столько добра тебе сделала! Сына твоего спасла, когда его зельем потравили, а ты её внучку пришёл убивать?
Толстяк попятился и замахал руками:
— Против госпожи Эдельвейс я ничего не имею, но внучка её, Марика, — сущая отрава! Того же Вилая она уж третий раз сглаживает! Чего пристала к парню, спрашивается? — он недоуменно развел руками, что вызывало у меня безумное желание метнуть в него из окошка горшок с фиалкой. — Да и моего Сэма не она ли любовным ядом опоила? Виновницу-то так и не нашли!
Ой, больно нужен кому-то этот тощий верзила! Бабушка считает, что тот отравился дешевым элем в городе.
— Не нашли, значит, плохо искали! — позади спорщиков прозвучал звонкий голос бабушки и я облегчённо вздохнула. — Что на мою Марику напраслину возводить?
Толпа раздвинулась. Я увидела бабушку, та легко соскочила с козел легкой повозки, мимоходом потрепала по длинной шее ласкавшегося к ней ящера, и накинула вожжи на ветку дерева, после чего повернулась к топтавшимся в молчании мужчинам.
— Светлого дня вам, господа! Чем обязана?
Моя бабушка — все еще красавица. Она маг средней силы, потому в девяносто выглядит лет на тридцать пять. При этом одевается сельская целительница всегда по-городскому в строгие платья темных тонов. Разумеется, не только внешность, но и лекарское искусство заставляет селян относиться к ней с особым почтением. Цвет деревенской элиты начал кланяться, стыдливо пряча колья за спиной.
Вперёд выступил отец Вилая.
— Светлого дня, госпожа Эдельвейс! Сын мой ногу повредил, а все через вашу девку. Вот общество и требует: выдайте нам вашу внучку. Надо извести заразу!
Я заскрипела зубами от ярости. Если правда про мой глаз, мельнику несдобровать уже!
— Ногу повредил, говоришь, — задумчиво проговорила бабушка, словно обо мне не было сказано ни слова. — Значит, тебе я нужна, а не моя внучка. Я знаю, что Марика и не посмотрит на вашего Вилая, значит, он сам виноват, что полез к ней.
Мельник задумчиво почесал бороду.
— Так-то оно, может, и так, — признал он. — Только что тут сделаешь, девка в соку! Все парни гоняются за девицами, но, кроме вашей заразы, ни у кого дурного глаза нет. А раз так, значится, такая девка и не потребна нам здесь. Либо отошлите её, госпожа Эдельвейс, либо мы… того… э-э-э… Сами ее куда-нибудь сошлем.
Толпа за его спиной одобрительно зашумела.
— Уж не прогневайтесь, госпожа целительница, но мочи нет терпеть ведьму с дурным глазом вблизи деревни. То одно, то другое… Ладно, когда была ребенком, но такая видная девка…
— Понимаю, господа. Можете расходиться.
Бабушка сняла с повозки кожаный лекарский чемоданчик, холодно кивнула селянам и вошла в распахнутую Нилом калитку, направляясь к крыльцу.
— Э-э-э, госпожа Эдельвейс, а ногу-то Вилая посмотрите? Бедолага лежит и стонет…
Я заметила, как окаменело лицо бабушки в ответ на эту просьбу. Видно было, что она устала и что желания оказывать услугу негодяю, который только что угрожал смертью внучке, у нее нет. Но целитель есть целитель.
— Хорошо, приеду через полчаса. Нужно инструменты и снадобья приготовить.
Я услышала, как хлопнула входная дверь, и выбежала в прихожую, бросаясь в родные объятия. С наслаждением вдохнула любимую с детства легкую смесь ароматов целебных трав и лимона.
— Бабуля! Как же вовремя ты вернулась! Этот Вилай подкараулил и погнался за мной. Я всего-то один разочек оглянулась, а он как раз мост переходил…
Бабушка погладила меня по голове и, отпустив, прошла в свой кабинет. Помыла руки и тут же стала собирать какие-то склянки.
