— на другой берег прозрачного ручейка. Еще немного, и нимфетта мчалась по реликтовому лесу, подгоняемая стихиями. Ветер свистел у нее в волосах, огонь горел в венах, а под ногами гудела от нарастающего шума мягкая податливая земля. Праздник начинался.
— Да где же тебя ветры носят? — схватила Лея подругу, отчего у Нанды остались на полупрозрачной коже длинные кровавые борозды. Она зашипела, прижимая раненую руку к груди и пачкая серебристые одежды, сотканные из пыльцы и специально одетые к празднику.
— Вечно ты опаздываешь, — осуждающе произнесла Дариника, помогая подруге переплести растрепавшиеся косы. — И где твой заплечный мешок?
— Обронила, — прошептала Нанда, смаргивая слезы обиды.
У Леи и Дариники заплечные мешки оказались доверху набиты звездной пылью, а ведь они самые юные среди нимфетт. Это ей, Нанде доверили воспитание новорожденных в Остарот нимфетт, и какой пример она им показывает?
— Что-то случилось? — встревожено поинтересовалась более чуткая Дариника. — У тебя с лица словно краски разом сошли.
Бледные по своей природе, нимфетты отличались яркими сапфировыми глазами и сочными губами, словно сорванными алыми лепестками диких роз. Если же доводилось одной из нимфетт заболеть, а случалось это все чаще, то глаза их тускнели, губы бледнели, а сердца бились все медленнее. Так начиналось увядание нимфетт, которые и вовсе могли уснуть, чтобы никогда не проснуться. То ли гибель леса так влияла на ее жителей, то ли воздух больше не был чист и заражал нимфетт неизвестной страшной болезнью.
— Со мной все хорошо, — прошептала Нанда, вспоминая сапфировые глаза девочки.
Вот, что показалось ей таким пугающим! Взгляд, словно на нее смотрит другая нимфетта, а вовсе не человеческое дитя. Но такого просто не бывает, ведь нимфетты рождаются от звездной пыли, а девочка жила в деревне, среди людей.
— Нам пора, — торопливо сказала Лея, выглядывая из окна их домика, что располагался в ветвях могучего старого платана. — Мы не имеем права опаздывать.
— Это наша первая реинкарнация, — добавила Дариника дрожащим голосом, и заправила за острые ушки короткие прядки серебристых волос. Она родилась особенной, с коротким пушком на голове, вместо длинных шелковистых прядей, и до сих пор ее волосы не росли, топорщась смешным «ежиком». Лея дразнила сестру за это, а Нанда наоборот считала, что Дариника родилась такой не случайно. Нанда очень любила юных нимфетт и ни за что на свете не хотела бы их расстроить.
— Спускайтесь без меня, я скоро буду. — Сказала она подругам и ласково подтолкнула обеих к выходу. — Нужно отыскать мой заплечный мешок, иначе я не смогу явится к древним на поклон.
— Но ты же все пропустишь! — испугалась Лея, а Нанда снисходительно покачала головой.
— Я знаю обряд реинкарнации, как ветер знает каждую из нас по именам, — ответила она Лее, ободряюще улыбаясь той и помогая спуститься по толстой замшелой лиане вниз. — Идите!
И, только тогда, когда обе ее подруги скрылись среди густых зарослей, Нанда повернула в сторону деревни и побежала, что есть мочи.
Она обязана узнать, откуда у человеческой девочки такие глаза. Кто одарил человеческое дитя глазами нимфетты?
«Только бы мне привиделось, — молилась Нанда своим родителя. — Только бы девочка оказалась самой обыкновенной!»
Но молитвы Нанды никто не услышал! Стоило ей ступить на поляну, как она увидела одновременно завораживающее и пугающее зрелище. Девочка, самая обычная девочка, отличающаяся от других детей лишь глубоким насыщенным сапфирами цветом глаз, танцевала посреди поляны, раскинув руки. Звездная пыль опускалась на ее голову, плечи и руки, заставляя девочку на несколько мгновений повисать в воздухе.
— Нет, — простонала Нанда, от ужаса и благоговения прикрывая ладошкой рот.
Ведь нимфетты давным-давно потеряли способность летать, как это делала девочка. Ведь пыль больше не помогала им преодолевать огромные расстояния, и только ветер до сих пор служил нимфеттам верой и правдой.
— Кто же ты? — прошептала Нанда, никем не услышанная.
Девочка устало рассмеялась и опустилась на траву. Ее ноги коснулись земли, и ребенок тут же сел и опустил голову на колени. Через несколько мгновений девочка задремала, а вскоре крепко спала прямо в траве, прижав колени к груди. Нанда осмелилась подойти к ребенку и наклониться низко-низко, так низко, что серебристые косы коснулись лица девочки. Прохладные тонкие пальцы Нанды погладили горячую кожу, провели по румянцу, задержались на ровном человеческом пульсе. Вне всякого сомнения, девочка принадлежала роду людскому.
— Нужно сообщить о тебе древним, — сказала Нанда, оглядываясь вокруг себя. Луна сияла так ярко, что каждую травинку на поляне удалось бы рассмотреть не напрягая зрение, и Нанда поняла, что пора спешить. Скоро начнется ритуал реинкарнации, и древние призовут всех нимфетт, чтобы начать последний танец. Она вынуждена уйти.
— Я вернусь, чтобы найти тебя, — пообещала Нанда, поймав поток ветра и исчезнув за какие-то мгновения. — Я найду тебя, — раздался ее шепот над ухом спящей девочки, которая сладко зачмокала губами и уснула еще крепче.
(Розали)
Над полуразрушенной каменной аркой парил темный эльф и смотрел прямо на меня. Светловолосый, худощавый, облаченный в одни холщовые штаны, босой, с хорошо развитой мускулатурой и огромными полупрозрачными крыльями, затмевающими красное закатное зарево, он производил жуткое впечатление. Я никогда не видела эльфов, но сразу поняла, кто он.
«Несущий смерть!» — так в нашей деревне говорили про жителей лесов, а именно про темных эльфов, рисунки которых все еще красовались на страницах детских книжек. Так среди людей называли этих созданий, которые когда-то внушали ужас и несли с собой смерть.
На незагорелое и словно высеченное из мрамора лицо эльфа падали разноцветные блики и казалось, что он плачет кровавыми слезами. Руки, раскинутые в стороны, как призыв к полету, через несколько мгновений безвольно упали вдоль тела, а из его груди вырвался душераздирающий крик.
«Больно, ему очень больно!» — думала я, начиная плакать только оттого, что слышу этот пронзительный нечеловеческий крик.
Мне говорили, что эльфы способны проецировать свои чувства на обычных людей, но я не верила, считала это сказками и небылицами, а теперь стояла и плакала только потому, что плакал этот самый темный.
По щекам текли горькие соленые слезы, букет цветов, собранный чуть ранее, полетел на землю, и я стояла и плакала, потерянная во времени. Образ эльфа размылся, стал неясным, но я все же увидела, как он задрал голову к небу, как сжал кулаки и с силой рванул ввысь, осыпая на землю серебристые острые перья — сырье для артефактов, столь редкое и столь ценное в королевстве Оскол. За перья темного эльфа обеспеченные и высокородные господа могли пожаловать мне целый дом или
