я позволила себе торжествующую ухмылку. Возможно, он и был чертовски туп, когда дело касалось большинства вещей, но у Томаса действительно был один навык: он мог выслеживать и охотиться как зверь. Мне следовало бы знать, в конце концов, я долгое время подражала ему, училась тому, что мне было нужно, а затем требовала от себя большего, превосходя его в этом умении и многих других помимо него. Моя семья зависела от моей способности сделать это, и я отказывалась потерпеть неудачу.
Я глубоко вздохнула, желая, чтобы мое сердце перестало бешено колотиться, чтобы на меня снизошло спокойствие, и чтобы мой разум оставался острым. Если я права насчет этого, то, возможно, все вот-вот изменится для нашей семьи.
Все, что мог бы сделать Томас, я могла бы сделать лучше.
Дождь отскакивал от его плеч, когда он в нерешительности остановился у фонтана, нервно оглядываясь по сторонам, а его волосы прилипли ко лбу и скрыли светло-серые глаза. Я понимала его потребность в секретности. Если бы кто-нибудь понял, что он делает, они либо последовали бы за ним, как я планировала, либо того хуже: они передали бы его существам, которые были самой причиной нашего дальнейшего существования.
Вампиры.
Монстры, которые питались жизненной силой в наших венах, разливали ее по бутылкам и закупоривали для своего удовольствия. Моя верхняя губа скривилась, когда мысли обратились к ним, чудовищам, которые владели моим телом и душой, которые держали нас здесь, в этом свинарнике. Единственном доме, который я когда-либо знала и когда-нибудь узнаю.
Большинство людей в этом месте предпочитали не высовываться, забыть о том, кем мы были, что вампиры обращались с нами хуже, чем со скотом, позволяли нам оставаться голодными, холодными, жить полуживой жизнью, которая никогда не удовлетворяла ни одну из наших основных потребностей. Но мой отец не позволил нам с сестрой забыть об этом. Он вбил в нас правду, и тем самым разжег в нас пылающий огонь ненависти к вампирам, — огонь, который никогда не погаснет.
Они — демоны во плоти.
Слова моего отца заставили мою челюсть сжаться, когда кислотное пламя ненависти лизнуло меня изнутри, несправедливость нашей реальности разъедала меня, как это было всегда, но сейчас было не время для гнева на выпавшую мне долю. Настало время для выживания.
Еще одна капля скатилась по моему позвоночнику, и ее ледяное прикосновение проникло в мои вены. Я уже ждала конца зимы, а она едва началась. Поскольку еды было меньше, чем когда-либо, сезон обещал быть довольно ужасным. Если только я не смогу это провернуть.
Наконец-то поверив в то, что он один, Томас осторожно двинулся через двор, ступая по крошащимся плитам, не задевая сорняки, прорастающие между трещинами. Он не рисковал и не оставлял следов. Это было то место, до которого я смогла проследить за ним до сих пор. Я знала, что он регулярно приходит в этот двор, но, хоть убей, понятия не имела, куда он девался дальше.
Предупреждение моей сестры-близнеца прозвучало у меня в голове. «Он может получать это от вампира. Насколько нам известно, он получает все это, продавая всех нас». Но чутье подсказывало мне, что дело не в этом. Может, он и червяк, но я не считала Томаса крысой. Нет. Каким-то образом он входил в Сферу и выходил из нее. Незамеченным. По крайней мере, до сих пор.
Я улыбнулась про себя, глядя, как он перешагивает через частично разрушенную стену фонтана и входит в более глубокую воду за ним. По мере того, как он шел, вокруг него расходилась рябь, хотя каждое движение он делал медленно, как будто боялся вызвать хоть один всплеск. Всплеск, который могло уловить ухо монстра.
Он в последний раз оглянулся через плечо, прежде чем взобраться на более высокую стену дальней стороны фонтана и спрыгнуть за нее. Я могла разглядеть только его макушку, когда он низко наклонился, и до моих ушей донесся глухой звук, словно что-то тяжелое волокли по бетону.
Мой пульс забился немного быстрее, пока я ждала, слегка вытянув шею, чтобы попытаться снова увидеть его.
Шум прекратился, и Томас снова выпрямился, осматривая местность. Я упорно держалась в своем укрытии на стропилах, несмотря на судорогу, нарастающую в моих мышцах. Тени скрывали меня в своих тисках. Я знала, что он не мог меня видеть, но мое сердце подпрыгнуло, когда его взгляд скользнул по моему укрытию.
Воздух застрял у меня в легких, сердце бешено колотилось, пальцы болезненно сжались на краю металлической стойки, к которой я прислонилась, но он даже не взглянул на меня еще раз, повернувшись, чтобы посмотреть на то, что было у его ног, а затем снова исчез из виду.
Я тихо выругалась и наклонилась на дюйм вперед, прищурившись, пытаясь разглядеть, куда он делся, пока ветер швырял мне в лицо струи дождя. Шум, который он производил, был похож на грохот сам по себе, что было хорошо для девушки, которая хотела скрыть свои движения, но не так хорошо, если кто-то еще окажется здесь в тусклом утреннем свете.
Я ждала, пока не досчитала до шестидесяти, но это было бесполезно. Томас больше не появлялся, и у меня возникло неприятное ощущение, что он и не собирается.
Нерешительность приковала меня к месту. Если это была еще одна попытка избавиться от тех, кто следил за ним, то, двинувшись сейчас, я выдам себя. Если он поймает меня на слежке за ним, он никогда не совершит ошибку, позволив мне сделать это снова. Это мой единственный шанс. Но если я не сдвинусь с места в ближайшее время, то потеряю его. Орел или решка. Буду обречена или облажаюсь. Шансы невелики, но опять же, когда у нас вообще были большие шансы?
— К черту все, — пробормотала я, хватаясь за край толстой балки, на которой сидела, и выбираясь из своего укрытия.
Я на несколько секунд повисла на стали и пальцами ног пыталась нащупать край наполовину обрушившейся стены подо мной. Мой желудок сжался от страха, когда я изо всех сил пыталась найти его, а руки начали дрожать от усилий, с которыми я держалась за скользкий металл. Если бы я умерла здесь, упав с какой-то дерьмовой стальной балки на краю небытия, то никогда бы не простила себя за то, что была такой гребаной идиоткой. Я бы провела загробную жизнь, проклиная свое собственное имя до скончания веков, ругая ветер за свою глупость и позволяя ему выплескивать мой собственный гнев прямо мне в лицо.
Моя правая нога коснулась
