на дереве посреди Старого Леса.
Быстро темнело.
Нужно было спускаться вниз, разводить огонь, и чем-нибудь перекусить — у меня в желудке кроме ягод больше ничего не было. Покосившись на гнездо, я сползла вниз по стволу дерева. Яйца не стану есть, жалко птичек. Так что придется довольствоваться сухарями, прихваченными с собой, и вяленым мясом.
Спустившись вниз, я направилась к тому месту, где оставила походный мешок. Мечтая о еде и крепком сне, чуть не врезалась в дерево на своем пути и остановилась.
Вдруг ветер донес до меня людские голоса. Едва слышные звуки, которых не спутать с шелестом листвы, отдельными слогами донеслись до меня:
— Е… не… уб…
Это плохо. Люди в Старом Лесу были столь же редки, как монеты в моем кармане. Насторожившись, я направилась на звуки, и чем ближе подходила, тем четче становились голоса.
Вскоре стало понятно, о чем говорят незнакомцы. Мужские голоса, три разных тембра, беседовали между собой на ратийском сельском диалекте.
— Я его прибью!
— Лега, остынь. Мы на задании.
— Аньян, ты чу? На фиг он нам живой? Люк, отвали!
— Аньян прав, отвали от него, Лега.
— Сам его тащи. Он мне весь камзол изгадил.
Я затаила дыхание и медленно опустилась в траву. Тихо, на животе, подползла вплотную к незнакомцам. Осторожно раздвинув кусты, я увидела три крепкие мужские фигуры.
Сквозь просвет между тонкими стеблями моим глазам предстали трое мужчин в одежде элитных войск князя Рато и нечто стонущее, дергающееся под их ногами, в большом мешке. Пару минут я не могла понять, что там в мешке шевелится, но, когда разглядела, с трудом сдержала крик возмущения. Из мешка торчала голова ребенка лет семи со спутанными рыжими волосами. На его маленьком лице живого места не осталось от мелких царапин, ушибов и пинков мужчин.
— Оставь его, Лега, — похлопал один мужик другого по плечу. — Не марай руки об этого векторанского ублюдка.
— Аньян, помоги мне с огнем, — позвал третий солдат.
— Сам че, не можешь?
— Я водник, — сплюнул мужик у костра себе под ноги.
Аньян, грузный и тучный мужик, фыркнул, но все-таки подошел к приготовленному кострищу. Он шепнул под нос заклинание, щелкнул пальцами, и языки пламени вспыхнули внутри валежника.
— Эй, ты, — оставшийся в стороне мужик пнул паренька в бок. — Вставай, жрать нам приготовь.
— Лега, — повысил голос Аньян. — Он еле дышит. Сам мясо разделывай.
Лега пнул ещё раз паренька, сплюнул ему на голову, и отошел к дереву, возле которого лежала тушка подстреленного зверя. А за деревом был мой походный мешок. Странно, что его до сих пор никто не заметил. Защитный амулет-то я на него не накинула, поспешив за сагой.
Пока трое солдат занимались своими делами, редко перебрасываясь между собой словами вперемешку с руганью, я сосредоточила свое внимание на пареньке, хрипло дышащем в траве. Зрительно обследовала его на наличие повреждений, пытаясь понять, насколько все плохо. Я не лекарь, но отчетливо видела на затылке рваную рану, из которой текла кровь не останавливаясь.
Мальчишка был одной ногой в могиле, времени на раздумья не было.
Я осторожно отползла от поляны, затем в сгущающихся сумерках побежала обратно к Араху. Чем дальше буду от этих троих, тем лучше. Забравшись уже знакомым путем на третью ветку снизу, я улеглась на нее и закрыла глаза.
Паренька было жалко, он даже пожить не успел. И что это еще за обращение с военнопленными? Никогда такого не видела! Обычно над детьми из вражеской страны издевались по-другому — очищали им память и отдавали на усыновление в бездетные семьи южных земель.
К своему стыду, было время, когда я сама кидала камни в клетку с пленными векторанцами. Когда была маленькой и повторяла вслед за всеми то, что делают они. Сейчас, повзрослев, я бы уже не стала кидать камни. Какой смысл вымещать злость на том, кого вскоре казнят? Во мне нет столько злости и ненависти к уже поверженным врагам.
А эти трое передо мной… Не похоже, что они действуют по приказу князя. Как пить дать, дезертиры.
Отбросив сомнения, а также мысли и эмоции, я прикоснулась к своему источнику силы, горящему теплым огнем в груди. Подобно пауку, я протянула тонкий пучок нитей из своего магического источника к пульсирующему огоньку во тьме, в котором слабо светилась душа.
Я запомнила то место, где лежал паренек. Обычно мне нужно было видеть того, к кому протягиваю нити своей силы. Иначе запросто могу наткнутся на кого-нибудь постороннего. На монстра, к примеру.
Парнишка был едва живой, он не мог сдвинуться с места, и мои шансы на успех увеличивались.
Это была моя личная способность — умение видеть души живых существ. Обычных магических сил у меня не было. Ни одна стихия не отзывалась на мои призывы, всю жизнь приходилось пользоваться магическими амулетами.
Моя редкая способность проснулась внутри меня не так давно. С самого детства я принадлежала к той категории людей, которых забыли «поцеловать» Высшие. Этакие внебрачные дети мира, рожденные на всякий случай как рабочая сила.
В мире Авалада чем больше магических сил было у тебя, тем могущественнее был ты сам. Иначе — жизнь превращалась в жалкие попытки выжить. Маги жили, не маги лишь существовали.
Я с самого детства отличалась от других полным отсутствием магических сил. Из-за этого было очень тяжело. И то счастье, которое я ощутила, когда во мне проснулись особенные силы, не описать словами.
Я вдруг начала видеть души, и не только видеть, но и еще кое-что. Вот это «кое-что» мне сейчас нужно было сделать.
Поток нитей моей силы коснулся хрупкой, едва мерцающей души паренька, и я тихо позвала его на векторанском:
— Ты слышишь меня?
Молчание. Душа паренька лишь вздрогнула.
— Я друг. Хочу помочь тебе. Ты слышишь меня?
— Да-а, — тихий ответ, как шелест травы.
— Сейчас я освобожу тебя от боли. Ты попадешь в мое тело, а я — в твое. Но, помни, что ты должен позвать кого-нибудь на помощь. Беги к своим, граница рядом. Ты векторанец, позовешь эмпатов мысленно на своем языке, они помогут тебе. У нас мало времени. Понял?
— Да.
— Поторопись!
Один рывок — и вот уже жгучая боль израненного, полуживого тела окатила мое сознание.
Да, я умела вселяться в других. Я могла меняться телами, но взамен получала все те чувства, что испытывало чужое тело. И сейчас после обмена душами боль раскаленной лавой заструилась по всем моим жилам.
Я глухо застонала, не в силах даже пошевелится.
И как мальчик терпел эту боль?