— Милая, вон в том кресле лежит старый кот. Он даже старше меня, представляешь. И хоть я и ворчливый старикашка, но этот скряга даже меня переплюнул. Сделай мне одолжение: почеши ему за ушком. Он, конечно, не признается, но до ужаса любит внимание, — я восхитилась тем, как лекарь тонко и аккуратно предоставил нам возможность поговорить. И когда территория была свободна от любознательной и впечатлительной девочки, мужчина наконец посмотрел на меня. — Надин, скажите, с какой проблемой вы пришли ко мне? — пронзительно серые глаза смотрели с таким добрым участием, что я чуть не заплакала от бессилия. Мои способы помочь дочери закончились. Но я была не готова услышать приговор.
Мне было очень сложно озвучить свои страхи. Хотя я столько раз говорила страшную фразу, что, наверно, даже и сосчитать бы не смогла. Однако теперь отчетливо понимала разницу: только в глазах этого лекаря я боялась увидеть подтверждение своим страхам.
— Моя дочь умирает, — и тут же словно рухнула с головой в леденящий душу и тело поток Вечного Мраморного океана. Мне показалось, что даже прикрыла глаза. Я не могла помочь своей девочке, а ее отец… Раттимир даже понятия не имел о том, что скрыла от него в ту ночь, когда он мне изменил…
— Хм — м–м, — задумчиво протянул лекарь. — Почему вы так решили?
Я сделала глубокий вдох, понимая, что моей раздражительности не место здесь и сейчас. Возможно, даже у меня был какой — то предел. И на сегодняшний день его уже исчерпала. Первым порывом захотелось ответить в своем стиле, что я просто беспокойная мамаша, которая только и ищет у своего ребенка неизлечимые недуги. Но так было делать категорически нельзя. Сидящего передо мной мужчину с глубоким мудрым взглядом я уже заочно уважала. К этому моменту мы с Иларией шли слишком долго, чтоб в первые же секунды так бездарно их похерить.
— Однажды моя дочь сильно заболела. Все начиналось безобидно, как и у всех детей. Сопли, горло… Естественно, я тут же начала лечить ее: микстуры, укрепляющие зелья, теплое питье и тому прочее. Шло время, и вместо того, чтобы выздоравливать, моя девочка начала слабеть, — я проглотила тугой горький комок, который встал поперек моего горла. Стоило вернуться в тот ужасный день, и я снова и снова отчетливо понимала: переживу все, выдержу любое предательство, обман, буду гореть в огненном костре и громко смеяться, даже если будет адово больно… Лишь бы Илария была жива, дышала полной грудью, радовалась каждому мгновению, изучала мир, училась справляться со своей силой… лишь бы моя дочь жила. Я продам свою душу за это. Почувствовала, глаза запекло от слез. Но нужно было держаться. Прочистила горло. — Так вот. На ее шее появился странный узор. Маленький, я бы даже сказала, совсем крохотный. Словно крылья бабочки. По центру они соединены тонкой перемычкой. И может быть, я бы даже внимания не обратила на этот рисунок. Помогла очередная “случайность”. Илария в тот вечер температурила сильнее обычного. Лекарства вливать в нее я уже не могла. И так доза была приличной. Но жар не сходил. Я решила, что мой единственный выход — это обтирания. Так и нашла этот проклятый узор, — я стиснула в руках край куртки. — С тех пор начались наши скитания по врачам. И все, как один, словно заведенные, твердили одно: Илария здорова. Нет порчи, сглаза, проклятия или тому подобного. Нет. Ничего. Пусто. Ноль, — я начала заводиться, постепенно повышая голос. Меня рвало на части. Чертовы лекари! — Но как только этот узор появлялся, Илария начинала задыхаться! Я боюсь… — на этих словах я сорвалась в бездну собственного ада, — боюсь, что моя дочь когда — нибудь просто не проснется, — запрокинула голову к горящему мягким светом свечей потолку, стараясь изо всех сил удержать рвущиеся наружу потоки слез.
Я почувствовала, как моей руки коснулось нечто мягкое. Господин Зидригу протягивал мне белоснежный легкий платок с вышитыми инициалами. Под натиском эмоций даже не заметила, чьи буквы там были. Хотя стоило бы быть чуть повнимательнее…
— Мы прошли сотни врачей, господин Зидригу. Лекари, шаманы, знахарки, ведьмы. Все, кто хоть что — то мог понимать в болезнях и проклятиях. Мне никто не может помочь. Вы — моя последняя надежда. Я ненавижу умолять. В этой жизни мало что может поставить меня на колени. Но… Сейчас я молю. Заберите все, что угодно. Я готова день и ночь работать на вас бесплатно до конца своих дней, или попытаться найти древний фолиант, возможно, который нужен вам. Но сотворите для меня одно единственное чудо: спасите мою девочку!
Мы с лекарем смотрели друг другу в глаза. Каждый пытался найти в ответном взгляде что — то свое. Не знаю, за что зацепился лекарь, но он откинулся на спинку старого потертого кресла, сложил пальцы домиком и загадочно произнес:
— Надин, я лишь однажды видел подобную любовь в своей жизни. Вы меня потрясли… Не думал, что в нашем мире матери еще так сильно любить свое дитя. Но… — я напряглась, ожидая те самые роковые слова… Мужчина сделал паузу, а мне хотелось рвать на себе волосы. Что? Что он молчит? — Илария совершенно, на сто процентов, я бы даже сказал на тысячу, абсолютно точно… — Великая Ведьма, дай мне сил! — здорова…
Что?
Глава 3
Было ли вам знакомо чувство глубокого разочарования? До этого момента мы с ним не встречались. Оказывается, ненавижу, когда бываю в итоге права. Я стремилась к этому лекарю последние несколько месяцев. Шла на немыслимые ухищрения, чтобы оказаться в очереди к нему на прием едва ли не первой. А он… даже как следует не осмотрев мою дочь, выдал спокойное “здорова”?
— Подождите, дорогая леди, судить меня, — засмеялся он в бороду, поднимая руки вверх. — Прежде чем распять меня на суде вашей ярости, — мужчина как будто читал мои сокровенные мысли, — я хочу задать вам один интересный вопрос.
Я настолько глубоко ушла в собственные переживания, что сил хватило лишь на безразличное пожатие плеч.
— Что вы знаете о родовой магии?
— М? — переспросила я его. Что такое родовая магия и как она влияет на ребенка я, конечно же, знала. Любая уважающая себя ведьма была обязана владеть подобной информацией. Но… Причем здесь Илария? До меня никак не хотело доходить. И по всей видимости, разгадка этой “болезни” была элементарной, но я не видела ее.
— В нас течет два потока, госпожа Валлес, — лекарь взял кувшин и странного вида две трубки, которые наполнил чистой магией. Только одна текла золотистого цвета, а другая — темно — синяя. — Каждый из них, — он начал переливать эту магию в сосуд, — особенный по — своему. В каждом есть нечто сильное и слабое, каждый имеет свой цвет, с каждым из них владельцу приходится пытаться сладить, чтобы в будущем управлять своими умениями. Но… что случится, когда эти два потока соединятся в один?
Цвет в кувшине начал стремительно меняться, превращаясь в изумрудно — зеленый. А до меня, кажется, только начинало доходить, к чему эта демонстрация. Великая Ведьма! Вот это я идиотка!
— Вижу, вы поняли, к чему я клоню…
Растерянно переводила взгляд с лекаря на магический сосуд и обратно. Это что же получается… Сейчас в Иларии борются… две магии? Моя и… “Надин! Более худшей дуры сложно найти!”. Однако я тут же нахмурила брови.
— Разве в ребенке не находится некий баланс этих самых потоков? В вашем эксперименте потоки смешались в один… Почему же? — я посмотрела в сторону дочери. Может ли узор быть проявлением магии… другой?
— Баланс существует. Вы правы. Но бывают и исключения. Особенно… — он сделал паузу, — если оба родителя достаточно сильны магически. В Иларии сейчас борются два потока. Это не значит, что победит какой — то один, и девочка всю жизнь будет управлять, допустим, только воздухом. Нет. Это значит, что правой рукой она будет благословлять — опять же образно — а другой проклинать.
— Но узор… — меня до жути пугал этот с виду безобидный рисунок. Казалось бы, крылья бабочки должны символизировать легкость бытия. Но… В случае моей дочери, по моим ощущениям, этот знак указывал на совершенно противоположное.
