— На самом деле он был не ранен.
— Нет. А я был. Вскоре поле этого. Он был очень голоден. Его звали Аппиус Ливиус Оцелла, — Эрик неожиданно улыбнулся, хотя юмора в этом было мало. — Он научил меня многому, и в первую очередь — не называть его Аппиусом. Он сказал, что для этого я его недостаточно хорошо знаю.
— А что было вторым?
— То, как я могу его узнать получше.
— Ой, — полагаю, я поняла, что он имел в виду.
Эрик пожал плечами.
— Это было не так плохо… и мы покинули места, которые я знал. Со временем я перестал тосковать по своей семье и детям. Я никогда не покидал свой народ. Мои отец и мать были еще живы. Я знал, что мои браться и сестры проследят, что мои дети воспитываются, как должно, и я оставил достаточно, чтобы уберечь их от нужды. Я, конечно, переживал, но все равно не мог этому помочь. Я должен был держаться подальше. В те дни в небольших деревнях любого чужака моментально бы заметили, и если бы я осмелился появиться где-то рядом с моими землями, меня бы опознали и начали охоту. Они бы узнали, что я не исчез с лица земли, или, по крайней мере, узнали, что я… другой.
— И куда вы с Аппиусом пошли?
— Мы двинулись в большие города, которых тогда было не слишком много. Мы все время странствовали, двигаясь вдоль дорог, так как это давало нам возможность нападать на путешественников.
Я содрогнулась. Мне было больно представлять Эрика, такого пламенного и великолепного, крадущегося среди лесов в поисках легкой крови. Было ужасно думать о тех бедолагах, на которых он нападал из засады.
— Тогда людей было не очень много, — сказал он. — Селяне могли незамедлительно обнаружить пропажу своих соседей. Мы должны были постоянно перемещаться. Молодые вампиры так ненасытны, первое время я убивал, даже не осознавая этого.
Я глубоко вздохнула. Таковы вампиры, когда они были молоды — они убивали. Тогда не существовало искусственного заменителя крови. Было либо убийство людей, либо собственная смерть.
— Он был добр к тебе? Аппиус Ливиус Оцелла?
Что может быть хуже, чем иметь постоянным спутником того, кто тебя убил?
— Он научил меня всему, что знал. Он был легионером, он был воином, как и я, так что у нас было много общего. Конечно, он любил мужчин, и мне пришлось к этому привыкнуть. Я никогда этого не делал. Но когда ты только стал вампиром, любой секс кажется возбуждающим, так что я даже получал удовольствие… в конце концов.
— Он принуждал тебя, — сказала я.
— Ну, он был значительно сильнее меня. Не смотря на то, что я был крупнее его — выше, и у меня были более длинные руки. Но он был вампиром много столетий, он потерял им счет. И, конечно, он был мой господин. И должен был повиноваться, — Эрик пожал плечами.
— Это что-то мистическое или придуманные правила? — спросила я. Любопытство, наконец, победило.
— И то, и другое, — сказал Эрик. — Это императив. Этому невозможно сопротивляться, даже если ты хочешь… даже, если ты безумно стремишься вырваться.
Его белое лицо стало замкнутым и задумчивым.
Я не могла себе представить Эрика, делающего что-то против своей воли, будучи в подчиненной позиции. Конечно, и теперь у него есть босс, он не является независимым. Но он не должен кланяться и расшаркиваться, и подчинившись новому королю, он принял лучшее решение.
— Я не могу себе это представить, — сказала я.
— Я бы и не хотел, чтобы ты это себе представила.
Уголок его рта опустился, перекошенный экспрессией. И как только я начала размышлять над иронией того, что впоследствии Эрик связал меня браком на вампирский манер без моего согласия, он сменил тему, с грохотом захлопнув дверь в свое прошлое.
— Мир очень сильно изменился с тех пор, когда я был человеком. Последняя сотня лет была особенно волнующей. Теперь Веры заявили о своем существовании и прочие дву-сущие. Кто знает? Может ведьмы или фейри сделают следующий шаг? — он улыбнулся, хотя улыбка выглядела несколько натянутой.
Его мысль породила во мне мечты видеться с моим дедом каждый день. Я узнала о его существовании несколько месяцев назад, и мы проводили вместе не очень много времени, но знание того, что у меня есть живой предок, было очень важным для меня. У меня было так мало родственников.
— Это было бы чудесно, — сказала я с тоской.
— Любимая моя, этого никогда не случится, — сказал Эрик. — Создания, известные как фейри, самые скрытные из всех сверхъестественных существ. Их не так много осталось в этой стране. Фактически, их не так много осталось во всем мире. Численность их семей, и способность рожать детей в тех семьях, неуклонно падает каждый год. Твой прадедушка — один из немногих живых представителей королевской крови. Он бы никогда не снизошел до общения с людьми.
— Он разговаривал со мной, — сказала я, не будучи уверенной в том, что имелось в виду под словом «общаться».
— В тебе частица его крови, — Эрик взмахнул свободной рукой. — Если бы не это, ты бы никогда не увидела его.
Действительно, нет, Найл никогда не останавливался в Мерлоте попить пивку, съесть пару куриных крылышек и помахать всем ручкой.
Я печально посмотрела на Эрика.
— Я хочу, чтобы он помог Джейсону выпутаться из этой ситуации, — сказала я. — Никогда не думала, что скажу это. Найл, похоже, терпеть не может Джейсона, но у него сейчас куча проблем из-за смерти Кристалл.
— Сьюки, если спрашиваешь мое мнение, то у меня нет никаких мыслей о том, почему убили Кристалл.
И он не был слишком этим обеспокоен. В конце концов, с Эриком всегда знаешь, на каком свете находишься.
На заднем фоне диджей KDED’а говорил: «Далее слушайте Тома Йорка с его песней „And It Rained All Night“». Пока мы с Эриком растворились в нашем тет-а-тете, звуки бара доносились до нас приглушенно, как бы издалека. Теперь они лавиной вернулись.
— Полиция и верпумы — кто-нибудь из них выследит убийцу, — сказал он. — Меня больше волнуют эти агенты ФБР. Какова их цель? Они хотят тебя схватить? Они могут это сделать в нашей стране?
— Они хотят идентифицировать Барри. Они хотят понять, что мы с Барри делали и как мы смогли это сделать. Возможно, они собирались просить нас работать на них, но смерть Кристалл прервала нашу беседу, прежде чем они могли что-то сказать.
— Но ты не хочешь на них работать, — его ярко-голубые глаза решительно смотрели мне в лицо. — Ты не хочешь уезжать.
Я вытащила свою ладонь из-под его и отметила, что мои руки переплелись на груди.
— Я не хочу, чтобы люди умирали потому, что я не смогла их спасти, — сказала я. Я чувствовала, что мои глаза наполняются слезами. — Но я достаточно эгоистична, чтобы не гореть желанием ехать туда, куда меня будут направлять в попытках спасти умирающих. Я не хочу быть каждый день в истощении и слезах от зрелища горя и страданий. Я не хочу уезжать из дома. Я представить себе не могу, что было бы, если бы они могли заставить меня делать это. И это пугает меня до смерти.
