Когда раздалось весёлое покашливание, я едва не выронила мыло: в дверях стоял Йан.
— Вижу, тебе уже лучше, — сказал он. — Думал, до утра проспишь.
— Гораздо лучше. — Я прикусила губы и добавила: — Живот уже не болит, к тому же я полежала на мягком. Знаю, это выдает во мне неженку, но в постели как-то спокойней, хотя мне и не хватало твоего тепла.
— Значит, у тебя всё прошло? — спросил между тем Йан, и я кивнула.
— Я недолго мучаюсь, максимум три дня. Почувствовала прилив сил и решила привести одежду в порядок, а то потом всё это присохнет и наряд будет испорчен.
Йан подошел ближе и взглянул на ткань.
— Хочешь, помогу?
Этого я никак не ждала. Одно дело — ухаживать за бронёй и оружием, чистить коня, но стирать женскую одежду! И всё же я подала ему мокрый комок, который Йан принялся неистово тереть о специальную доску. Своим усердием он мог запросто проделать в ткани новую дырку, но я не вмешивалась.
— Кстати, твоё бельё тоже нужно постирать. Хочешь, я прямо сейчас это сделаю?
Йан разделся тотчас: стянул через голову рубашку и снял нижние штаны. Теперь мы стояли бок о бок голые и по очереди тёрли одежду друг друга, отчего у меня на губах сама собой появилась улыбка.
— Так странно. Я думала, для мужчин подобное непозволительно.
— Хм, — отозвался Йан весело. — Я вообще-то сам решаю, что для меня разрешено, а что под запретом. К тому же, если бы я не стал помогать, пришлось бы оставить тебя здесь одну, обнаженную и восхитительно прекрасную.
Я посмотрела на него, всё ещё сражающегося с пятнами, и коснулась ладонью мужского плеча.
— Мне нравиться быть желанной, Йан. Ты помог мне обрести утраченную веру в себя, доказал, что проклятию не всегда нужно подчиняться. Я обрела некоторые новые страхи, но избавилась от прежних, сильных и безжалостных…
Я не знала, как объяснить, но он, кажется, понял.
— Пойдем-ка в постель, малышка. Думаю, всё уже чистое.
Я кивнула и прополоскала вещи, а Йан их отжал. Когда всё было развешено, он первым сел на кровать, удобно прислоняясь к деревянной спинке.
— Не одевайся, сегодня слишком жарко.
— Хорошо, — отозвалась я и убрала косы назад. — Мы уже ложимся?
— Нет ещё.
Стоило приблизиться к постели, как он посадил меня спиной к себе и обнял.
— Голову клади мне на плечо. Удобно?
— А что мы будем делать?
— Просто посидим. Расслабься, ни о чем плохом не думай, а я тебя тихонько поглажу.
Рука его скользнула вниз, нежно сжала грудь, и я прикрыла глаза. Он действовал и правда тихо, неспешно, но настойчиво, и у меня вырвался вздох, полный наслаждения. Я запрокинула голову, почувствовала его дыхание на своей щеке, и сама коснулась губ мужчины. Узнавание было тонким, полным чувственности и тепла. Йан целовал меня медленно и сладостно, то легко, то глубоко и влажно, а пальцы продолжали танец, и я решилась погладить супруга по бедру и руке. Он второй рукой он поймал мои пальцы и положил на свою твёрдую плоть:
— Не бойся коснуться, мне это будет приятно так же, как тебе.
Я попробовала со всей осторожностью, и поняла, что это приносит странное удовольствие. Если не смотреть — можно и решительней действовать!
— Ай, — прошептал мужчина мне в ухо. — У тебя сильные пальцы.
— Неприятно? — напугалась я.
— Нет, просто чувствительно.
Я попробовала гладить его мягко и щекотно, и Йан рассмеялся мне в губы.
— Это замечательно.
Долгих несколько минут мы касались друг друга руками и губами, как вдруг он мягко толкнул меня вперед, заставляя встать на колени спиной к нему. Я не сразу поняла, что от меня требуется, но не успела ни слова сказать: Йан сжал мои бедра и оказался внутри, заставив меня застонать.
— Это… это грешно! — выговорила я, но он положил ладонь мне на поясницу, вынуждая прогнуться и принять его сильные, глубокие движения.
— Что именно?
— Так только животные… в такой позе нельзя! — прошептала я, сдаваясь.
— Тебе неприятно?
— Немного больно… непривычно, — отозвалась я.
Страсть и жажда любви не пугали меня, но нельзя разом позабыть всё то, что нам втемяшивали в головы жрецы.
— Что же, — отозвался мужчина, склоняясь и прикусывая моё ухо. — Значит, отныне тебе придётся жить во грехе…
— Я читала, что за многие века никто не смог преодолеть их.
— Верно. И никто не знает, что лежит по ту сторону, если не пользоваться Вратами, а взлететь, подобно птицам.
— Только птицы и знают. Вот бы спросить у них!
Йан улыбался, и мне нравилась эта улыбка. По прошествии стольких дней я не хотела даже думать о том, что он мог оставить меня в городе. Да будет благословенна псина Фрэн! Я теперь боялась только одного: как меня примут волки и второй муж.
Добрая супруга Привратника снабдила меня прекрасными тёплыми вещами, самой шикарной из которых был серый, в чёрных пятнах, меховой плащ. В таком не то что гулять — спать в снегу можно! Я была взволнована, и по нескольку раз благодарила новых знакомых, обещая, что буду замечательные вещи беречь.
— Да вещи что, — хитро улыбнулся Брэгс. — Ты мужей береги.
Мне было даже жалко проститься с ними, такими внимательными и сердечными, и я до самого появления преграды молчала. Но уж когда из тумана неожиданно выступили высоченные отвесные скалы, не сдержала удивленного возгласа.
— Невозможно представить, что за сила создала подобные стены! Они сами небеса подпирают макушками. Как думаешь, это магия?
— Да, притом самая могущественная.
Серый камень был почти гладким, и только чернело в полотне скал узкое отверстие: Врата Зальмита, или Прореха. Я представила, как мы въедем в этот разлом, и дрожь пошла по телу.
— А если меня не пустит?
— Куда уж там, — отозвался Йан. — Ты принадлежишь мне, Нуала. Не пустит тебя — и меня тоже не пустит.
Я кивнула, зная, что его уверенность не надуманная, но чем ближе мы подъезжали к Вратам, тем крепче я прижималась к мужу. Ворон шёл бодрой рысью. С таким-то хозяином чего ему бояться? Я вдруг представила, что прямо сейчас случится что-то невероятное, страшное…
— Будешь прощаться с Вардаром? — спросил Йан.
Он привёл меня в чувство. Конечно, я должна была проститься, хотя бы ради дедушки. Кто теперь узнает его могилу, принесёт цветы? Это была всего лишь красивая лесная опушка, окруженная рябинами… Губы шептали на позабытом наречии, вздрагивало внутри. Мысленно я просила предков поддержать мой выбор, и через несколько минут мужчина подал голос:
— Готова?
Впереди стало как будто светлее, и дунуло холодом.
— Ах! — вырывалось у меня.
Из тёплого туманного утра мы выехали в прозрачную от мороза ночь. Бархатно-чёрное небо Зальмита глядело множеством синих звезд, а возле двух ослепительно-белых лун дымкой горела серебряная туманность, похожая на стрелу. Казалось, будто лес и не думает просыпаться — он любовался миллиардами алмазов, что таинственно мерцали в лунном свете, и лишь тёмно-синие тела деревьев и набухшие почки доказывали, что на Зальмит пришла весна.
Широкая тропа вела через старую рощу, где дремали в ожидании мохнатые великаны-дубы. Их толстые шершавые тела плавно выгибались вдоль дороги, и мне показалось, будто они выросли, танцуя…
Выезжая от Привратника, я переоделась в то самое фиолетовое бархатное платье, и, хотя оно было достаточно плотным, прохлада быстро пробралась под одежду. Йан остановился, спешился и накинул мне на плечи меховой плащ.
— Не хочу, чтобы ты к седлу примерзла.
— Спасибо, — тихо отозвалась я. — А что, здесь всегда весна такая?
— На холмах она ласковая, — отозвался мужчина, жадно вдыхая родной воздух. — Но чем выше, тем суровей природа и жёстче магия.
— Здесь бесподобно, Йан! И луны не розовые, и звезды не золотые, но они прекрасны, и как будто тихо шепчут что-то важное.
— Они приветствуют тебя, дитя Лета, — улыбнулся он. — А небо в начале весны всегда такое тихое. Это потом оно станет фиолетовым, как твои глаза, и начнет петь.
