Мой кашель на секунду отвлек хаубисов, которые явно были далеки от сдвига с мертвой точки: судя по тому, как Эдер реагировал на каждое сказанное зиудансом слово. Почти подпрыгивал, порываясь гневно встать и познакомить столешницу со своими массивными кулаками, покрытыми белоснежной шерстью. Его слова «Это немыслимо!», «Сумасшествие!», «Позор!» и другие вариации фраз, выражающих недовольство, звучали громче всех, время от времени привнося хаос в более-менее цивилизованное обсуждение вопроса.
Вжалась в спинку, накинув вуаль обратно и поправив нелепый изогнутый головной убор.
— Не думаю, что Эдер Ксейтс Байра так легко смириться с подобным решением, — задумчиво проговорил Амнон, приняв у слуги второй кубок.
Более разумная часть меня, с обостренным инстинктом самосохранения, шептала, что я должна воздержаться от любых комментариев, сделав вид, что место справа от меня пустует.
— Конечно. Опуститься до того, чтобы сделать Квенсой грязную… — Анубис поморщил морду, но договорить не успел: не выдержав, я оборвала начавшееся оскорбление.
— Я, может, не самый лучший представитель из числа людей, но поносить себя не позволю!
Вино притупило чувство скованности, и получилось громче, чем следовало бы.
И снова я перетянула на себя внимание.
Амнон лишь презрительно хмыкнул. А вот Байра не выдержал.
— Почему она здесь! — зарычал медведочеловек — хотя от человека там были только голубые глаза, такие же холодные и суровые, как у его предка из книжки. — Это оскорбление! Ты, зиуданс, можешь впускать свои покои, кого заблагорассудится, но сделать Квенсой это низкое создание…
Лицо Лайя потемнело, он угрожающе приподнялся со своего место, но я разозленная таким отношением, с мясом сдернув вуаль, отшвырнула головной убор — отчего волосы тут же разметались по спине непослушной волной — и угрожающе, путаясь в воздушных юбках платья, двинулась на Эдера.
В голове не было ни одной здравой мысли и разумного аргумента, кроме как доказать этому высокомерному хаимцу, что он не имеет права унижать меня и делать выводы, только исходя из моей принадлежности к людской расе.
22
Уж не знаю, что послужило толчком для такой реакции: вино, пренебрежение, граничащее с брезгливостью со стороны Амнона, или то, что этот раздутый от чрезмерного самомнения индю… медведь заочно записал меня не просто в любовницы, а сразу определил в один ряд с девушками легкого поведения. Я немного остыла только, когда столкнулась с объектом моей злобы нос к носу. А точнее — почти уперлась лбом в его грудь.
Влажное яростное дыхание обдало лоб и прошлось по пробору на голове. Я даже отступила под напором окутавшей вмиг паники. Но всего на полшага. Желание доказать его заблуждение насчет меня, и людей в целом, пульсировало так сильно, что толкнуло страх на задний план.
— Вы не правы, — пыталась говорить с нажимом, чеканя слова, но голос в конце все равно дрогнул. — Ваше отношение к людям слишком предвзято. Не все они… — обвела присутствующих взглядом, на секунду остановившись на Лайонеле: получив кивок одобрения, сглотнув, продолжила, — убийцы и грязные варвары. Вы считаете себя лучше их… Лучше нас, но одобряете жертвоприношения? Разве вы не хотите мира без взаимной неприязни. Или хотите каждый раз балансировать на грани войны? Я уверена, что не все люди видят вас жуткими монстрами. И ни за что не поверю, что хаимцы никогда не убивали людей без особой причины. В любом конфликте нет абсолютно правых и виноватых… Я читала, что в войне против Азгонов люди и жители Хайма объединились, отложив все разногласия. Атон Первый, ценой своей жизни защитил вверенный ему легион, состоящий не только своих сородичей…
Змеиные глаза сверкнули из-под капюшона, а вертикальные зрачки чуть расширились. Почувствовала привычную при всплесках волнения дрожь в руках, и, сомкнув их у себя за спиной, продолжила, снова ловя медово-карий взгляд для поддержания хрупкого душевного равновесия в буре расшатанных эмоций.
— И это не единственный пример. Борей разрешил использовать людям шкуры погибших жителей Калдс Аусиды, когда убийственный мороз сковал Ледяное Море, а люди гибли один за другим от обморожения…, — потомок Борея, нависающий надо мной, которого я старательно игнорировала, недовольно запыхтел. Но он молчал, как и остальные. Взмах царской руки — и он тяжелой, клокочущей белой скалой опустился на свое место. Остались стоять только я и Лайонел.
Я запнулась, растеряно прошлась взглядом по краю столешницы. В глаза бросился ряд вытянутых, сцепленных в замке рук. Я забыла имя предка Овечки, что сидела слева от зиуданса. Лай, будто уловив ход моих мыслей, подхватил:
— Софира, — Лай повернулся к тонкой фигуре, облаченной в сочно-зеленый плащ. На обращение девушка — а судя по тонким грациозным запястьям, это была именно она — откинула капюшон: белоснежные упругие волосы рассыпались по плечам, а глаза лавандового цвета мягко скользнули по моему лицу, прежде чем обратить свое внимание на зиуданса. — Акайша, твоя прародительница, принимала в Акрсе [akrs (гот.) — луг, поле] всех — и маннов, и хаимцев. Даже мой отец… — Лайонел на секунду задержался взглядом на мне, уголки его губ дернулись, будто в полуулыбке, — …пытался спасти маннку от преследователей. Безуспешно, но все же… Все наши принципы и убеждения значительно исказились после событий Великой Войны. Может, если мы дадим шанс человеку доказать, что он достоин стать одним из нас, мы сможем сдвинуться с места. Геня… достойная девушка.
И снова Лай просмотрел прямо на меня, вызывая бурю мурашек, пробежавших вдоль позвоночника.
— В любом случае, на решение, касательно моей личной жизни вы не в силах повлиять.
Послышался шепот со всех сторон, грозящий превратится в нестройный гул. Недовольные интонации зычного голоса Эдера Ксейтс Байры смазывала общая волна глухого раздражения, смешенного с неуверенностью. Все шесть пар разномастных глаз уставились на меня таким пронизывающим взглядом, будто намереваясь содрать с меня кожу и посмотреть, из чего же я состою. Лишь огромные, как два фиалковых омута, глаза смотрели без давящей настороженности, а с искренним, даже доброжелательным, любопытством.
— Верно, — леденящий голос раздался позади меня. Вздрогнула, но смогла подавить желание отступить, стиснув пальцы за спиной. — Мы не может повлиять на Ваше решение в отношении Квенсы, Светлейший. Но Совет имеет право испытать ее, — угольно-черные глаза впились в мое лицо с нескрываемым торжеством. Внутренности скрутило, будто желудок набили ледяными камнями, когда остальные члены Совета закивали на утверждение фродаза Амнона, а Софира, поджав губы, сощурила глаза, будто силясь прочитать во взгляде цвета тлеющих углей намерения советника зиуданса. Амнон опустился на свободное место справа от Лайонела, заметно расслабившись. Лай нахмурился и, сухо кивнув, сел.
Хаубисы молча переглянулись, будто ждали словесное подтверждение согласия. Амнон же отпил из кубка, спрятав за этим движением промелькнувшую улыбку. Он победил. По крайней мере, Анубис так думал.
23
Молчание затягивалось. Лайонел задумчиво потирал подбородок, его глаза бегали по выжженному узору с силуэтом Огнептицы, будто зиуданс намеревался в темных изгибах найти ответ, который устроит хаубисов и не подвергнет меня опасности. От одной мысли о предстоящих испытаниях, что ждут меня, как номинальную невесту Светлейшего, по внутренностям пробежал холодок страха. Чтобы не ежиться, сцепила руки на груди и закусила губу, пожалев, что вуаль полупрозрачным пятном расползлась по полу.
Спустя бесконечно долгие две минуты, Лайонел поднялся. Стрельнув взглядом в ряд стражников, служивших немым украшением стены, он подозвал одного ближе. За кивком головы зиуданса последовали тяжелые шаги, шуршание одежды и позвякивание металлических деталей о сталь клинка.
— Джабраил, проводи Брузу [bruþs (гот.) — невеста] в покои Квенсы, — Лайонел, оторвав взгляд от стража, в почтении склонившего голову, кивком головы указал на меня.
