Эмма Георгиевна тоже была бодрая и моложавая. Сложно было определить, сколько ей лет – тридцать пять, сорок пять, пятьдесят пять? Отчасти эта иллюзия была порождена ее некрасивым, но выразительным лицом (известно, что красивые женщины стареют раньше), отчасти – невероятной подвижностью и лица, и всей фигуры, которая просто не давала возможности как следует ее разглядеть.
Вокруг руководителей на поляне роилось человек пятнадцать-двадцать школьников. Двое, что были ближе всех, буркнули проходящей Танюше «здрасте». Остальные, равнодушно повернув головы, тут же вернулись к своим важным детским делам. Количественные перетурбации в мире взрослых были им неинтересны.
- Вы опять, смотрю, детей привезли, – полувопросительно-полуутвердительно пробормотала Танюша, поздоровавшись и присев на краешек бревна.
- Да вот, рыпаемся из последних сил. Надо же их как-то от гаджетов отрывать… Василий, а ну быстро убрал телефон! – сказала Эмма строгим голосом, обратившись к длинноволосому пареньку, сидевшему на бревне напротив; он увлеченно тыкал пальцами в экран смартфона. – Я что сказала? Гаджеты – после ужина! Ты, блин, в лесу! Надо с природой общаться!
Паренек недовольно убрал телефон в карман, поднялся и, что-то бурча себе под нос, повлекся к ближайшим кустам. Там на седушках уже расположилась группа мальчиков и девочек, и их низко склоненные к коленям головы не свидетельствовали о том, что они общаются с природой.
- Блин, ну что с ними делать, а? Вот родители тоже – я сказала, чтобы на выезде никаких телефонов. И чего? Они у каждого второго! Ну как, скажи, из них нормальных людей вырастить? Вот у нас - разве были телефоны?
Танюша сделала неопределенный жест, означавший одновременно и отрицание наличия у нее в детстве смартфона, и полнейшего согласия с озабоченностью Эммы Георгиевны.
- И ничего, нормальными людьми выросли. А эти кем вырастут, я не знаю… Эй, народ, это чё там происходит? – вдруг гаркнула она, повернувшись к другой группе подростков, которая в этот момент резвилась у озера. Вооружившись котлами, они окатывали друг друга сверкающими водяными брызгами, и сопровождали все это веселым визгом. – Мирохина, Савинова, вы вааще охренели?! Вы там, значит, будете водой обливаться, потом заболеете, а потом мне за все это отвечать?
Молодежь слегка утихомирилась; слышались лишь разрозненные смешки.
- И еще, мне вот очень интересно – что это мы есть сегодня будем? – продолжала наставления Эмма. – Спиваков, ты там больше всех веселишься, так ты, наверно, знаешь?
Высокий мальчик с модно падающей на нос челкой – это был Спиваков – молчал, ухмыляясь и поглядывая на девчонок.
- Короче, леди и джентльмены! Повторяю еще раз – я готовить за вас не буду! Хотите жрать – кончайте балаган. Где вода принесена, где котлы висят, где гречка варится? …Блин, да чтоб я еще раз с ними пошла! Да нахрен мне все это надо, - добавила она уже тише, оборотившись к Костику и Танюше.
Костик, до сего момента пребывавший в невозмутимости будды, слегка встрепенулся, услышав, что с обедом могут быть проблемы.
- Да… вот нарожают таких… Они им все – айфоны, планшеты, бабки-тряпки, пятое-десятое… А вот окажись одни в лесу – чего делать будут?
В итоге котлы худо-бедно прикочевали к костру и были почти без потерь развешаны на тросике. Следом компания дежурных взялась за стряпню – точнее, за оживленное обсуждение, что, где и в каком количестве варить, а главное, когда забрасывать – в холодную воду, или когда закипит.
- А ведь еще и слова им не скажи. У них у всех – права… Да посмотри ты, в таблице же все написано! Семьдесят грамм на человека… Считать умеем? …Так ладно дети, ладно родители, а ведь еще сверху эти козлы то одно, то другое придумают. Как будто сговорились весь детский туризм вааще прикрыть… Какая гречка?! Гречка на ужин. Рис доставай… - Эмма виртуозно переключала регистры беседы, то исторгая громы на детей, то доверительно наклоняясь к Танюше. - Нет, ты в курсе, что сейчас весь детский туризм вааще вне закона?
Танюша сочувственно округлила глаза, готовая возмущаться, чему велят.
- Там наверху все с ума посходили. Права ребенка, блин. Представляешь, по правилам теперь имбольше пяти килограмм рюкзак давать нельзя. А то надорвутся, бедненькие. И за дровами, прикинь, я их одних не имею права отправлять. Ведь потеряться могут, ха-ха. А как тогда в походы водить? На себе тащить, что ли?
- Вот мы в том году были в Хибинах, лезем на Рисчорр. И тут смотрю, а нам навстречу…
Костик, не обращая ни на кого внимания, принялся монотонным голосом излагать историю встречи с очередными «планктонными» мальчиками и девочками, которые шли в поход в сопровождении кортежа из груженых вещами снегоходов. Эмма его не дослушала.
- Эй там, игровые наркоманы! – крикнула она, обратив внимание на группу, уединившуюся со смартфонами. – Есть хотите?
- Хотим! – раздался нестройных хор из-за кустов.
- А нету! И не будет ничего. Без дров-то.
Из гущи кустов показались две головы. Немного погодя вылезла и третья.
- А мы тут при чем, Эм-Георнна? Мы уже вон сколько наносили. – Длинноволосый любитель гаджетов Василий показал на маленькую кучку сухих веточек, сваленных у костра.
- Этого даже на чай вскипятить не хватит. Короче, Кобетц, Ткачук и Смагин – вперед за сучками. Топорик возьмите.
- А чего я-то?! – взорвался белесый толстый мальчик. – Я за завтраком отдежурил! Другие вааще ни хрена не делали!
Третий участник поименованной группы хмуро сунул телефон в карман и поплелся в сторону еловой чащи – там, похоже, было разведано месторождение хвороста. Двое остальных, постояв немного для приличия, снова нырнули под сень кустов. Эмма Георгиевна, должно быть, сочла такой результат наилучшим из возможных и, выразительно вздохнув, вернулась к своим братьям по разуму.
- Ничего делать не хотят. Изнеженные, как не знаю что. Как жить будут, когда папы-мамы их кормить перестанут?
- Слава богу, что хоть вы с ними занимаетесь, - поспешила подольститься Танюша. – Я бы так не смогла. У вас они хоть что-то делают…
Это была чистая правда. Если взрослых людей Танюша просто боялась, то подростков боялась панически. Их необузданная энергия, рассыпающая во все стороны хамство слов и мусор одноразовых упаковок, вызывала в ней ужас. При этом она была уверена, что мечтает иметь детей. Но, встретив на улице живых детей, она, ожидая от них неминуемого унижения, спешно переходила на другую сторону.
- А кто, кроме меня, будет с ними возиться? – Эмма встретила комплимент с самодовольной улыбкой. – Знаешь, за такие копейки, как у нас платят, желающих мало.
Танюша догадывалась, что Эмма немного кривит душой. За каждого взятого в поход воспитанника подросткового клуба она получала ощутимую надбавку, и потому была заинтересована в том, чтобы народу в группе было как можно больше. Оттого-то и маялись с тоски на поляне те, кто поехал на озеро без особой охоты. Многие родители (в том числе и те, кто изнежил, по мнению руководительницы, своих отпрысков) в душе свято верили, что хотят вырастить из них «самостоятельных людей, а-не-как-все-эти-со-смартфонами», и потому силком запихнули их к Эмме Георгиевне.
- Зато у вас они хоть к лесу приобщатся. Узнают, что это такое, - продолжала петь Танюша. – А заодно научатся вести себя на природе ответственно, не оставлять мусор... – Она сочла, что теперь самое время перейти на волнующую ее тему. Вокруг костра уже кое-где валялись характерные отходы подросткового потребления: пестрые обертки, зеленая пластиковая бутылка из-под лимонада, сине-красная алюминиевая банка из-под кока-колы. Все это уже сейчас, мысленно, отягчало ее руки в преддверии грядущей уборки. – Ведь откуда они узнают, что мусор - это плохо, если не в походе? А так придут на одно место – там мусор, придут на другое – тоже. И будут думать, что, может, стоит за собой убрать…
Танюша мало верила в то, что говорила, но надеялась, что дети услышат ее речь и закрепят в подсознании выражение «оставлять мусор» с негативной коннотацией. Кто знает, может, и сработает? А еще она таким бесхитростным способом думала намекнуть Эмме, что неплохо бы отрядить детей прибраться. Но Эмма обладала счастливой способностью фильтровать реальность, замечая лишь те проблемы, с которыми ей было под силу справиться. В этом, видимо, и состоял секрет ее неиссякаемых жизненных сил. Танюша готова была взвалить на себя ответственность за грехи всего мира, хотя почти ничего не могла исправить. Эмма тоже ничего не исправляла, но и не чувствовала себя виноватой.
