но ей известно не понаслышке, что сплетни разлетаются что пушистые белые головки одуванчиков летом и разрастаются хуже сорняков, людей в чудовищ превращая.
— Я простая деревенская девушка, из Тарийского княжества родом, — заметила Аверил осторожно.
— Не из храма?
— Нет.
— Но ты лунная, я сама видела.
Должно быть, подметила, когда Аверил — из любопытства да со скуки, не иначе, — сияние призывала в попытке понять, как дар её устроен, что может, кроме как возникать неконтролируемо при сильном испуге. У проклятых тоже сила волшебная есть, и они управляют ею, дар подчиняется хозяину, а не наоборот, и Аверил даже подумалось мимолётно, что и она бы так смогла, чтоб сияние себе на благо использовать. Поразмыслила и отмахнулась от идеи — к чему возню с даром разводить, ежели всё равно исчезнет вскорости? Не научилась раньше, а теперь и не надо уже.
— Ты тоже, — напомнила Аверил.
— Заметила? — Стевия погрустнела вдруг и на руки свои посмотрела. — Он у меня от бабушки… родители давно умерли, и меня вырастила бабушка. Она мне и о сиянии рассказала, и о Серебряной госпоже, и о храмах, где ей служат.
— Храмах? Моя мама говорила, что есть один храм, на севере, в Индарии…
— И ещё на юге, в Феоссии. Только у меня нет денег, чтобы поехать ни на юг, ни на север. Бабушка тоже умерла несколько лет назад и меня взяла к себе тётушка Анна. Она добрая женщина, но… ей не терпится меня поскорее замуж выдать, и чтобы я жила своим домом, а я не хочу! — с неожиданным жаром воскликнула Стевия, непокорным движением вскинув голову. — Не хочу лишаться сияния из-за того, что общество полагает, будто у честной женщины одно-единственное предназначение в жизни. Не хочу отдавать благословение богини какому-то мужлану, который попыхтит на мне пять минут, получит своё и захрапит, позабыв обо мне до утра. Не хочу быть за мужем! Я — сама по себе, сама себе хозяйка! Поэтому я работаю и коплю деньги, чтобы уехать в храм и служить богине и высшим целям, а не горбатиться на благо супруга, до самой смерти обслуживая его, его дом и его отпрысков.
Если бы Аверил предложил кто уехать навсегда от отчима, выйти замуж за хорошего человека, который любил бы её и происхождением не попрекал бы, рожать ему детей и вести его хозяйство, она бы с радостью согласилась и постаралась быть ему верной, доброй женой. Любила бы его и их детей и была бы счастлива. Не надо Аверил многого, нет в ней этого пыла Стевии, стремления к высшим целям. Даже служение богам, что лунной, что Гаале, представлялось лишь возможностью спастись от власти отчима, покинуть опостылевшую деревню, сбежать от прошлого и греха материнского.
— Как можно добровольно отказаться от такого дара? — Стевия протянула руку, и раскрытую ладошку девушки заполнило серебристое сияние, мягкое, ровное.
Аверил тоже руку подняла, пальцы собственные разглядывая.
— Можно. Для меня он ничего не стоил. Да и пустое это — о уже содеянном сожалеть.
Кончики пальцев внезапно кольнуло знакомо и тонкие, что паутина, нити сияния оплели их, потянулись струйками вниз, в ладони собираясь.
В первое мгновение Аверил даже не поняла, что происходит и почему. Лишь наблюдала растерянно, как копится в ладони сияние, то ли порыву инстинктивному подчиняясь, то ли другую носительницу дара приветствуя. Стевия тоже изумлённо посмотрела на руку Аверил, затем сжала свои пальцы в кулак, силу развеивая, и подняла на Аверил карие глаза, полные недоверчивого удивления.
— Разве он не забрал твой дар? Или ничего не было? Но я сама слышала… звуки из хозяйской спальни и…
— Было… — Аверил спохватилась вдруг, что не с Шерис, тем интимных, запретных не стеснявшейся, разговаривает, не с девочками матушки Боро беседы ведёт, а с юной незамужней девушкой, которой до свадьбы о таких вещах и знать не положено. — Ты подслушивала?
— Нет-нет, что ты. Просто я по коридору в твою комнату шла и случайно услышала… совсем немного, — на щеках Стевии румянец вспыхнул, но она не потупилась скромно, не отвела взгляда, как должно девице стыдливой, благочестивой, однако продолжила с любопытством откровенным, ярким смотреть в лицо Аверил.
— Наверное, оно не сразу проходит, — в отличие от камеристки, Аверил смешалась, не желая обсуждать со Стевией ни сохранившееся отчего-то сияние, ни то, что с Герардом было. — Нужно время…
— Я думала, дар сразу исчезает. Так бабушка моя говорила.
И мама Аверил.
Или впрямь нужно немного времени? Не может же сияние вот так сразу, в один удар сердца, в один вздох исчезнуть, раствориться, рассеяться без следа, точно и не было его, дара этого, никогда?
— Ты ведь не расскажешь проклятым об этом? — уточнила Стевия пытливо. — Бабушка говорила, что такие, как мы, должны держаться от братства проклятых как можно дальше, потому что они приносят нам только беды. Говорила, что если бы не они, для нас всё сложилось бы иначе… Но я их вовсе не боюсь, и ты не должна. Не должна терпеть… — девушка скривилась брезгливо, — всё это и позволять принуждать себя тоже…
Аверил стиснула пальцы, расправила плечи, вздёрнула подбородок, глядя на горничную сверху вниз со всей возможной надменностью ледяной, чуть презрительной, что хозяевам высокородным присуща.
— Как бы там ни было, это не твоё дело, Стевия, и, что бы ни происходило между мной и господином Герардом, тебя это не касается, — Аверил не говорила — цедила холодно сквозь зубы. — Если ты будешь вести себя неподобающим образом, мне придётся сообщить о твоём недостойном поведении господину Герарду или господину Торнстону. Я не расскажу им о твоём даре, если только они не спросят, — это не моя тайна. Но я сама буду решать, о каких своих тайнах мне поведать господину Герарду, а о каких нет. Ты поняла меня, Стевия?
Стевия нахмурилась, но кивнула с явной неохотой.
— Да, госпожа.
— А теперь можешь идти.
— С вашего позволения, госпожа, — Стевия книксен быстрый изобразила и, потупившись — но всяко не смирившись, — тихо из комнаты выскользнула, оставив Аверил в одиночестве.
Аверил подошла к кровати, опустилась на край постели и вновь на свою руку посмотрела, понять пытаясь, как подобное возможно? Или дело в укусе и привязке? Мама-то с тем
